4.
Российский высший класс – наследственный, военный и землевладельческий, одержимый генеалогией и остро чувствующий свою принадлежность к элитарному сообществу, имел гораздо больше общего с европейской аристократией, чем с конфуцианскими бюрократами и солдатами-невольниками, формировавшими основу османской правящей элиты на пике развития империи в XVI веке. Он имел некоторые сходства с маньчжурской и могольской знатью, но был гораздо более древним, более глубоко укорененным в обществе и более уверенным в своих правах на земельную собственность. В XIV веке московская аристократия – то есть небольшая группа боярских родов – владела землей непосредственно, не имея никаких обязанностей. К XVII веку все землевладельцы должны были при необходимости поступать на службу в царскую армию, но наделы, которые изначально предоставлялись во временное держание в обмен на военную службу, к тому времени стали наследственной собственностью. Лишь во второй половине XVIII века земля перешла в непосредственное владение по европейскому образцу, что освободило дворян от правовой обязанности нести службу. Это произошло в рамках более широкой европеизации российских элит, которая негласно началась при царе Алексее Михайловиче (1645–1676) и была с огромным энтузиазмом продолжена Петром Великим. Даже в 1789 году, однако, российская элита была более адаптирована к государственной службе и имела меньше юридических и политических прав, чем французские, не говоря уже о британских, аристократы и мелкопоместные дворяне5.
Такие сравнения помогают поместить Россию и ее элиты в контекст мировой истории, но делать это нужно аккуратно. Бессмысленно осуждать российское дворянство за несоответствие западноевропейским аристократическим нормам, которые сформировались в ином контексте. До наступления XVIII века российские элиты не оценивали себя по европейским меркам. Они действовали в соответствии с собственными традициями, нуждами и приоритетами. Важно понимать, что если бы аристократия сидела в своих владениях в бедном Московском регионе, она обрекла бы себя на нищету и ничтожество. Альянс монархии и служилой аристократии, напротив, подпитывал превращение России из маленького обездоленного княжества в империю, занимавшую одну шестую часть суши. В результате российские элиты обрели не только богатство, но и почетное место в мировой истории. Их литературная, музыкальная и художественная культура, в которой сочетались российские, европейские и имперские элементы, стала одним из украшений современной мировой цивилизации. Это были немалые достижения. С другой стороны, слияние западной и российской традиций приводило к трениям, которые оказывали как плодотворный, так и разрушительный эффект.
Российская империя достигла пика своего развития в “долгом XVIII веке”, то есть в период с 1689 по 1815 год. Два ее правителя той эпохи, Петр I и Екатерина II Великая (1762–1796), занимают господствующее положение в представлениях общественности о России XVIII века и сияют чуть ли не ярче звезд. Прежде чем перейти к рассказу о двух этих выдающихся монархах, стоит сделать паузу и пояснить, в каком обществе и политической системе они правили. Это позволит нам увидеть, какие возможности им открывались и какие препятствия приходилось преодолевать, а следовательно, расскажет нам, что было в их силах, а что – нет6.
В центре российской политической системы стоял самовластный правитель, которого не сдерживали никакие законы и институты и который воплощал собой источник всей законной власти. Представители элиты XVIII века и не думали о том, чтобы усомниться в праве Романовых на трон. С другой стороны, отказ Петра I от старого порядка престолонаследия по принципу мужской примогенитуры снизил легитимность отдельных правителей. Хотя монархи почти всегда назначали наследника, в 1727, 1730 и 1825 годах возникали кризисы престолонаследия. Дворцовые перевороты 1741 и 1762 годов привели к свержению новых монархов, не проведших у власти и года. В 1801 году Павел I был убит на исходе четвертого года своего правления. Эти перевороты осуществлялись силами гвардейских полков, благородные офицеры которых часто были связаны с ключевыми фигурами во власти и при дворе. Мудрые правители знали, как применять свою “неограниченную” власть, не забывая о ее пределах. Они старались не ущемлять интересы и не задевать чувства аристократии, особенно высокопоставленных придворных и гвардейских офицеров. Значимую роль в свержении Петра III в 1762 году и его сына Павла I в 1801-м также сыграла проводимая ими внешняя политика, которую влиятельные представители элиты сочли противоречащей российским интересам7.
В российской элите всегда выделялись две группы: богатые и влиятельные семьи, которые господствовали при дворе, и гораздо более многочисленные и менее состоятельные землевладельцы, жизнь которых крутилась вокруг их провинциальных имений и службы в царской армии. Имеет смысл называть первую группу аристократией, а вторую – дворянством. Главными союзниками монархии и главными бенефициарами ее растущего богатства и территорий были аристократы, но компетентные правители тщательно следили за тем, чтобы не превратиться в обслугу какой-либо аристократической фракции. В некоторой степени они искали баланс не только между отдельными личностями и группами, но и между аристократией и дворянством. В 1730 году после скоропостижной кончины молодого Петра II высокопоставленные придворные аристократы выбрали правительницей герцогиню Анну Курляндскую, дочь Ивана V, единокровного брата Петра I. Они попытались наложить на монархию конституционные ограничения, что на практике наделило бы гораздо большей властью ведущие аристократические семьи, в том числе и их собственные. Анна Иоанновна расстроила их планы, обратившись не только к узкой аристократической элите, но к более широкой группе дворян, которые съехались в Москву по случаю коронации новой правительницы. Мало кто из дворян готов был смириться с тем, чтобы распределение благ при дворе и продвижение по военной и гражданской службе контролировали несколько знатных вельмож и их протеже. Но личными интересами дело не ограничивалось. Сторонники абсолютизма отмечали, как негативно сказывалась власть аристократической олигархии на международном влиянии и положении соседних Польши и Швеции.
На протяжении двухсот лет до Петра I российские цари обычно женились на девушках из уважаемых дворянских семейств. Взять в жены европейскую принцессу было сложнее, поскольку ее необходимо было убедить перейти в православие. Женитьба на российских аристократках провоцировала огромную ревность в придворной элите и повышала статус аристократического рода до опасного уровня. Гораздо безопаснее было жениться на тщательно подобранной девушке из дворян. После свадьбы ее близкие родственники вводились в придворную элиту. Часто они становились первейшими союзниками царя, связанными с ним особыми узами крови и иждивения. Петр I положил конец этой традиции. После этого Романовы почти всегда вступали в браки с представителями европейских королевских династий. Но этот обычай не сразу пустил корни. В 1727 году на трон взошел 11-летний Петр II, внук Петра Великого. Один из главных сподвижников Петра I князь Александр Меншиков, занимавший главенствующее положение во властном аппарате, сразу попытался выдать за молодого царя собственную дочь. Его попытка уцепиться за власть разозлила других значимых политических деятелей, и вскоре Меншикова сместили. Петра II обручили с княжной Екатериной Долгоруковой, семья которой непримиримо враждовала с Меншиковым и взяла бразды правления после его свержения. Долгоруковы, в отличие от Меншикова, который был возвышен Петром I несмотря на скромное происхождение, были древним княжеским родом, восходящим к Рюрику. Если бы Петр II не умер и произвел наследников, семейство Долгоруковых, вероятно, по крайней мере на одно поколение заняло бы лидирующее положение при дворе. Вполне возможно, что, если бы род Романовых пресекся – что едва не случилось в XVIII веке, – Долгоруковы даже сменили бы их на троне. Но неожиданная кончина Петра II от оспы в возрасте 14 лет расстроила их планы8.
На протяжении последующих 66 лет (исключая два года в рамках этого периода) Россией управляли женщины. Императрица Анна Иоанновна (1730–1740) была вдовой. Елизавета Петровна (1741–1762), дочь Петра Великого, и Екатерина II Великая[20] не состояли в официальных браках, но обе, вероятно, тайно вышли замуж за своих главных фаворитов, первая за Кирилла Разумовского, а вторая – за Григория Потемкина. Для императрицы вступление в официальный брак с мужчиной предполагало необходимость наделить его колоссальным влиянием и повысить его в статусе, тем самым сильно подорвав собственное положение и разозлив соперничающих придворных. Фавориты и их семьи часто играли при дворе примерно такую же роль, как родственники царских невест в допетровскую эпоху. Фавориты почти всегда происходили из уважаемых дворянских родов, однако не из придворной аристократии. Семьи двух главных фаворитов Елизаветы Петровны, Разумовского и Ивана Шувалова, играли первостепенные роли в политике и управлении государством. Аналогично обстояло дело с многолетними фаворитами Екатерины II, Григорием Орловым и Потемкиным. Орловы стояли в центре заговора, который в 1762 году привел Екатерину к власти после свержения ее мужа, Петра III. На протяжении последующего десятилетия, пока ее позиции оставались шаткими, они пользовались своими связями, чтобы обеспечить верность гвардейских полков. Брат Григория, Алексей, самый грозный из множества весьма способных братьев, по поручению Екатерины умертвил заточенного в тюрьму Петра III и занимал целый ряд постов в период ее правления: в частности, он командовал российским флотом, который в 1769 году потряс Европу, когда пришел из Балтийского моря в Средиземное и разбил османский флот. Величайший из всех фаворитов Екатерины, Потемкин, во второй половине ее правления служил суровым и безгранично верным императрице наместником на юге России, в том числе на территориях, недавно отвоеванных у Османов