В тени двуглавого орла, или Жизнь и смерть Екатерины III — страница 31 из 71

«Внешность жениха мало привлекательна и даже неприятна. Не думаю, чтобы ему удалось внушить любовь, но великая княжна Екатерина уверяет, что ей нужен именно такой муж, а внешности она значения не придает».

Только сама невеста сохраняла абсолютное спокойствие, всем видом показывая, что довольна и счастлива. Когда «доброжелатели» донесли до нее мнение супруги императора о ее женихе, то Като лишь пожала плечами.

— Забавно, Мари, — поделилась она вечером со своей верной наперсницей. — Жорж, конечно, не Аполлон, но уж Лизхен могла бы воздержаться от подобных заявлений. Сама вышла замуж за самого красивого мужчину в Европе — и что? Купается в любви и счастье?

— Не по хорошу мил, а по милу хорош, — негромко заметила Мария.

— Правильно. К тому же моей красоты хватит на двоих.

— Вы как всегда объективны, ваше высочество, — усмехнулась Мария.

— Зачем я буду лукавить? Безусловно, королева Луиза во много раз красивее меня. И ее супруг король — достаточно представительный мужчина. Но особого счастья в этом браке я тоже не вижу. К тому же ее величество, по-моему, больна.

— Королева, насколько мне известно, в начале беременности, а это состояние редко кого красит.

— Насколько вам известно… Иногда, Мари, мне кажется, что вам известно все. Вот скажите мне: мой брак будет счастливым?

— Ни минуты в этом не сомневаюсь. Вы с его высочеством принцем Георгом замечательно подходите друг другу, точнее, он подходит вам по уму и душевным качествам. И потом…

— Что еще?

— Он вас любит, — просто сказала Мария. — Причем любит не Великую княжну, не сестру одного из величайших императоров Европы и даже не «Красу России». Он любит Екатерину, свою невесту и будущую жену. А это, поверьте, дорогого стоит и редко встречается. Особенно среди высокородных особ.

Екатерина вдруг крепко обняла Марию и несколько минут простояла молча, крепко прижавшись к своей наперснице. Потом спросила:

— Мари, вы ведь не оставите меня после замужества?

— Если только вы сами этого не захотите.

— Не захочу. Никогда не захочу. Поклянись, что не оставишь меня вообще, что бы со мной не случилось.

— Клянусь, ваше высочество, что буду с вами до смертного часа, — медленно и торжественно отозвалась Мария. — Вы можете быть в этом совершенно уверены.

Эту ночь Екатерина спала особенно сладко. Но следующий день принес неожиданные тревоги. Вдовствующая императрица, вернувшаяся в Павловск к младшим детям, прислала письмо, прочитав которое Като побледнела, а затем решительно направилась к апартаментам императора, крепко прижимая спрятанное за корсажем письмо.

— Что случилось, Като? — обеспокоено спросил Александр, когда ему доложили о приходе сестры. — Вы повздорили с герцогом?

— Ради такой ерунды я не стала бы беспокоить тебя, Саша, — отозвалась Екатерина. — Да и с Жоржем у нас все чудесно. Просто я получила от маменьки вот что.

И она протянула брату лист бумаги, густо исписанный затейливым почерком их матери:

«Не получив твоей руки, „корсиканский людоед“ решил „осчастливить“ твою младшую сестру, Анну, которой еще нет пятнадцати лет. Я сказала Александру, что, однажды избегнув этого несчастья, мы должны предотвратить его и на этот раз… Предположим, что мы согласились на этот союз, и посмотрим, какие выгоды он принесет государству. Они таковы: 1. Надежда на длительный мир с Францией… А каковы последствия отказа?.. 2. Отказ озлобит Наполеона; его недовольство нами, его ярость против нас возрастут… Он использует отказ как предлог для нападения. Наш народ, осведомленный самим Наполеоном о его брачных предложениях, в случае согласия избавивших бы нас от бедствий войны, обвинит в этих бедствиях императора и меня и осудит нас… 3, А бедняжке Аннет придется стать жертвой, обреченной на заклание во имя блага государства. Ибо какой будет жизнь этою несчастного ребенка, отданного преступнику, для которого нет ничего святого и который ни перед чем не останавливается, потому что он не верует в Бога… Что она увидит, что услышит в этой школе злодейства и порока?.. Като, от всех этих мыслей меня бросает в дрожь… На одной чаше весов — государство, на другой — мое дитя, а между ними Александр, наш государь, на которого падут все последствия отказа!.. Мне ли, матери Аннет, стать причиной его несчастий?.. Если этот человек умрет, будучи супругом Анны, его вдова подвергнется всем ужасам смут, которые вызовет его смерть, ибо разве можно предположить, что будет признана династия Бонапартов?»

— Я знаю об этом, — сказал Александр, возвращая письмо сестре. — Я сам известил маменьку об этом сомнительном предложении. Зачем ей потребовалось тревожить тебя, не понимаю. Мы ведь долго обсуждали с ней ситуацию: ведь раз Наполеону взбрела в голову такая мысль, то он предпримет соответствующие шаги, а его настойчивость нам хорошо известна.

— И что же вы решили?

— Коленкуру передано, что великая княжна Анна ввиду ее крайней молодости не может быть отдана в супруги сорокалетнему императору французов. Но во избежание разрыва между двумя дворами проект этого союза будет снова благосклонно рассмотрен Россией через несколько лет, когда маленькая Анна достигнет брачного возраста.

— И что же Наполеон?

— По-моему, счел эти дипломатические уловки унизительными для себя.

— А вы с маменькой знаете, что Аннет влюблена в этого корсиканца?

— Что?!!

— Она где-то раздобыла его портрет, читает книгу о дочери Ярослава, выданную за французского короля, ну и так далее. Все симптомы налицо.

— Но нельзя же отдавать это дитя в руки Бог весть кого!

— Нельзя, — согласилась Екатерина, — но и дразнить Бонапарта опасно.

— Пока не очень, — возразил Александр. — Присядь, Като, я прикажу чаю, разговор, кажется, будет долгим. Я не хотел омрачать твое обручение и мешать предсвадебным хлопотам, но…

— Наоборот, твои проблемы меня волнуют гораздо больше, чем фасон моего подвенечного платья.

— Поверь, я это высоко ценю, — слегка пожал ей руку Александр. — Ты знаешь, что после отъезда из Петербурга прусской королевской четы ко мне прибыл чрезвычайный посол Венского двора. Он изо всех сил пытался убедить меня соблюдать нейтралитет в случае военного конфликта между Австрией и Францией.

— И что же ты ему ответил?

— Я ответил: «Если вы начнете войну, я тоже выступлю. Вы разожжете в Европе пожар и сами же станете его жертвой». Вижу, ты не считаешь это разумным. Я того же мнения, поэтому для себя решил, что не стану действовать заодно с Наполеоном. Мой так называемый друг попал сейчас в крайне невыгодное положение: с одной стороны втянулся в распри со Священным престолом, а с другой — никак не может разобраться с положением в Испании.

— Одно крыло императорского орла подбито, — философски заметила Екатерина. — Не настал ли благоприятный момент покинуть его?

— Мне тоже так казалось, но… Австрия, щедро субсидируемая английским золотом, вооруженная до зубов, поставившая под ружье 400 тысяч солдат потерпела поражение. Наполеон вступил в Вену.

— Господи, спаси, сохрани и помилуй, — прошептала Екатерина. — И что же ты?

— Я официально заявил Коленкуру: «Я сделал все, чтобы избежать войны, но, раз австрийцы ее спровоцировали и начали, император найдет во мне союзника, я выступлю открыто; я ничего не делаю наполовину». Но исход войны решился без меня при Ваграме. А поскольку Бонапарт открыто заявил, что «русские ничем не проявили себя, ни разу не извлекли саблю из ножен», то по Венскому договору России достаются крохи: небольшая Тернопольская область.

— Это же унизительная подачка! — вспыхнула Екатерина. — Четыреста тысяч душ… у нас дворянам цари больше жалуют.

— Это еще полбеды. Великое герцогство Варшавское получает по договору Краков и Западную Галицию…

— Поляки все-таки добились своего, — прошептала Екатерина.

— …таким образом Польша оказывается почти полностью восстановленная, правда, под французским протекторатом.

— Но тебе же, кажется, Наполеон предлагал в свое время уступить всю прусскую Польшу, то есть всю территорию между Неманом и Вислой?

— Предлагал. Но я питаю слишком большую дружбу к прусским государям и отказался. Знаю, это неразумно, теперь я и сам об этом жалею. Чувства и политика несовместимы, запомни это на будущее, милая Като. А теперь расширение территории Великого герцогства Варшавского вплоть до русских границ превращает его в плацдарм для будущего вторжения в Россию.

— Он не посмеет… — прошептала, бледнея, Екатерина.

— Разумеется, Наполеон уверяет, что в его планы не входит восстановление Польского королевства, и он даже готов «вычеркнуть слова „Польша“ и „поляк“ не только из текстов политических документов, но и из самой истории».

— И ты ему веришь?

— Конечно, нет. Он и сам себе не верит. Теперь от войны нас может спасти только согласие на его брак с Аннет. А это невозможно, маменька права.

— Значит, война, — прошептала Екатерина.

— Бог милосерд, возможно, обойдется. Главное, не провоцировать этого непредсказуемого человека. И потом, если Аннет согласна…

— Ты опять колеблешься! — пылко воскликнула Екатерина. — Видит Бог, когда-то и я в мечтах видела себя французской императрицей. Но теперь при мысли о том, что я могла бы стать супругой человека, для которого нет ничего святого, который не считается ни с кем, кроме себя и готов нарушить любые клятвы, я содрогаюсь от ужаса. Да лучше заживо взойти на костер, чем стать женой такого человека!

— Тебе, во всяком случае, это уже не грозит, — мягко улыбнулся Александр. — Ты выйдешь замуж за человека достойного и благородного, с которым не стыдно будет разделить любую судьбу. Кстати, о судьбе, хотя это уже похоже на дурной анекдот. Брат Наполеона, Жером, женится на одной из наших кузин, племянниц маменьки.

— Ты шутишь?

— Ничуть. Свадьба вот-вот состоится и маменька приходит в бешенство при мысли о том, что станет теткой человека, которого она презирает и ненавидит.

— Видно, нашей семье все-таки не удастся избежать родства с Бонапартом, — рассмеялась Като. — Осталось тебе развестись с Лизхен и жениться на Жозефине. Она, говорят, хотя бы забавная.