— Она напоминает мне ее мать, старую королеву Шарлотту, — жаловалась Екатерина Павловна Марии. — Такая же желтая, высохшая и напыщенная. Бог свидетель, я бы предпочла иметь свекровью кого-нибудь вроде принцессы Уэльской. С ней хотя бы не скучно.
— Не думаю, ваше королевское высочество, чтобы вам подошло общество подобной особы, — невозмутимо заметила Мария. — А королева Вюртембергская чудесно смотрится в паре со своим супругом. Она мне напоминает единицу, а он…
Договорить она не успела, поскольку Екатерина Павловна уже смеялась. Внешность короля, ее свекра и дяди, была притчей во языцех при всех европейских дворах. Король Вильгельм был поражен его чудовищно дороден, его огромный живот буквально свешивался по бокам огромным животом. Рядом с сухопарой, прямой, как доска, королевой, он действительно смотрелся довольно комично.
Но такие насмешки новоиспеченная наследная принцесса Вюртембергская позволяла себе крайне редко и только с Марией. Ей хватало других забот, куда менее веселых. По-прежнему стремясь вести как можно более скромный образ жизни, Екатерина Павловна соответственно организовала свой двор. Ее штат был невелик: она привезла с собой только бонну для маленьких сыновей, камер-фрау и камердинера своего покойного супруга.
Уже в Штутгарте она пригласила в качестве своего секретаря и воспитателя сыновей бывшего секретаря принца Ольденбургского фон Бушмана. Этот действительный тайный советник русской службы знал русский язык, что было важно для воспитателя маленьких принцев: Екатерина Павловна хотела, чтобы и вдали от России сыновья не забывали язык ее родины.
Семья наследного принца вела скромный образ жизни, без роскоши, хотя двор короля отличался иным. Свекор Екатерины Павловны любил окружать себя пышным блеском — как бы компенсируя то, что он не был природным королем, а получил свой титул совсем недавно. А Екатерину Павловну вполне устраивала тихая семейная жизнь — чувствовалось, что она нуждалась в скромных радостях после стольких бурных событий последних лет.
Она должна была решить непростую задачу — поладить со своим дядей-свекром. А это было тем более нелегко хотя бы потому, что, сохранив не самые лучшие воспоминания о пребывании в России, герцог с особым рвением служил Наполеону, в том числе, и во время войны 1812 года. Он оставался верен французскому императору и после его бегства с русской земли.
Только тогда, когда всем уже стало ясно, что время Наполеона прошло, Фридрих Вюртембергский стал искать сближения с союзными державами. Поскольку он приходился родным дядей русскому императору и был женат на дочери английского короля, с ним нельзя было поступить, как со многими другими мелкими немецкими правителями. Фридрих сохранил пожалованный Наполеоном королевский титул, присоединил к своему государству новые земли, а главное — сохранил неограниченную власть над своими подданными.
Вот с таким деспотичным, суровым, расточительным и не слишком популярным в народе человеком предстояло поладить Екатерине Павловне. И надо отдать ей должное — она сумела сделать это в самый короткий срок. Благодаря уму, обворожительным манерам, умению разбираться в человеческих характерах и в общем-то несвойственному ей прежде терпению, она завоевала доверие дяди-свекра.
При этом всем своим поведением она завоевывала и сердца вюртембержцев. Совсем не случайно она стала вести скромный образ жизни — прямо противоположный расточительному королевскому, старалась держаться в тени, что при ее непомерном тщеславии было явно продуманной тактикой. Но все это не помогло ей добиться расположения свекрови: королева Шарлотта оставалась холодной и неприветливой.
— Не обращайте внимания, душенька, — сказал как-то Екатерине Павловне ее супруг. — Моя высокочтимая мачеха никак не может забыть того, что приходится дочерью английскому королю. И вряд ли смириться с тем, что вы — не только дочь, но еще и сестра российского императора, да к тому же еще молоды и хороши собой.
— Но мне так хочется, чтобы меня любили! — вздохнула Екатерина Павловна. — А королева… Даже не знаю, как она воспримет ту новость, которую я вам сейчас сообщу.
— Какую же новость? — приподнялся на локте принц.
Их супружеская спальня была устроена точно по вкусу Екатерины Павловны и не поражала ни размерами, ни пышностью обстановки. Только самое необходимое — зато безупречного вкуса и нежных, пастельных тонов.
— У нас будет ребенок, — шепнула Екатерина Павловна.
— Душенька! Это — самая чудесная новость после того, как я услышал о вашем согласии быть моей супругой! Как жаль, что я не король — я бы осыпал вас драгоценными подарками… Но завтра, когда я сообщу их величествам…
— Прошу вас, друг мой, не торопитесь. И я бы предпочла, чтобы ее величество узнало обо всем из уст его величества, а не из ваших и уж тем более — не из моих.
— Как вам будет угодно, душенька. Но когда это радостное событие произойдет?
— Полагаю, что к концу октября. Моя дорогая Мария уже взялась за изготовление приданого.
— Полагаю, что как только весть о вашей беременности распространится по стране, готовить приданное для маленького принца будут все наши подданные. Ведь их сердца вы уже успели покорить.
Это было правдой. Вместе с мужем наследная принцесса часто совершала пешие прогулки по окрестностям Штутгарта, заходила в скромные жилища или в небольшие лавочки городских жителей. Расспрашивала горожан об их жизни, раздавала детям скромные лакомства, подбадривала замученных жизнью и нуждой женщин. Но главное — она все это делала совершенно искренне!
Это было так необычно для вюртембержцев, привыкших к тому, что за последние десятилетия им не везет на добрых правителей. Мать нынешнего короля, герцогиня Луиза, прославилась тем, что своим хладнокровием и выдержкой смогла обезоружить самого Наполеона и тем самым спасти страну. Но доброй женщиной ее не могли бы назвать даже самые близкие ей люди. Герцогиню уважали, боялись, но… не любили. А Екатерина Павловна, еще не будучи монархиней, уже стала завоевывать в народе любовь и доверие.
Не пропали ее усилия и в установлении добрых отношений с королем. Придя в полный восторг от того, что скоро станет дедом и зная, как его невестка любит и тонко чувствует красоту природы, король сделал ей подарок ко дню рождения — двадцать второго мая вручил ключи от прежде пустовавшего, а теперь приведенного в надлежащий порядок загородного замка Бельвю. Этот летний дворец стал любимым местом пребывания Екатерины Павловны, куда она и переехала из штутгартского дворца.
Вид из окон был прелестен. Вниз по течению Неккара, несколько в стороне, виднелся уютный городок Канштадт. Вдали расстилалась холмистая долина реки с многочисленными виноградниками. Среди них возвышалась гора Ротенберг — Красная гора. За замком высилась скала, известная в народе под названием Лысого камня. Впоследствии король Вильгельм распорядился развести там розы, и скала получила другое имя — Розенштейн — Розовый камень.
Как-то, глядя из окна на прелестный пейзаж, Екатерина Павловна сказала мужу:
— Друг мой, я хотела бы быть похороненной на вершине Ротенберг…
— Душенька, что за черные мысли? — обеспокоено осведомился ее супруг. — Вы плохо себя чувствуете? Опять головные боли?
Мучительные боли действительно терзали Екатерину Павловну первые месяцы ее беременности. Но верная Мария, как всегда, успевала дать нужное лекарство, приложить к голове лед, растереть виски. А потом боли исчезли так же внезапно, как появились, и осталась только быстрая утомляемость.
Это тревожило Марию, но королевские медики считали, что все естественно. Когда женщина ждет ребенка, в ее организме происходят всевозможные, иногда странные изменения. Да и усталость их не удивляла: наследная принцесса уделяла столько внимания своим близким — супругу и сыновьям, так входила во все мелочи ведения хозяйства, что это требовало гораздо больше физических сил, чем у нее на самом деле было.
— После родов наследная принцесса будет совершенно здорова, — твердили они королю и наследному принцу.
Принц совсем было успокоился, и вдруг — такое экстравагантное пожелание. Да, с вершины Ротенберга открывался удивительный вид на ближние и дальние окрестности. Но быть похороненной там… Ради чего?
Тот же вопрос задала ей Мария, которой принц рассказал о странном пожелании супруги.
— Первый раз я слышу от вас что-то, связанное с вашей кончиной, — сказала ей Мария во время неспешной прогулки по саду. — Что-то беспокоит ваше королевское высочество?
— Мое королевское высочество ничего не беспокоит, — усмехнулась в ответ Екатерина Павловна. — Но у меня странное чувство, Мария. Будто кто-то все время твердит мне, что нужно дорожить каждым прожитым днем, и ничего не откладывать на потом.
— И только? Но это — естественное состояние для деятельной натуры, такой, как ваша. Вас всегда нужно было заставлять отдохнуть. Не вижу в этом ничего странного.
— Мне кажется, я скоро умру, — чуть слышно прошептала Екатерина Павловна. — Я чувствую близость смерти…
— Не внушайте себе подобных мыслей, — достаточно резко произнесла Мария. — Мысль материальна, ваше королевское высочество, я в этом убеждена. К тому же… к тому же вы можете чувствовать близость смерти, но она угрожает не вам. А если вам мало своих забот, то вскоре, поверьте, их вскоре появится предостаточно.
Через несколько дней Екатерина Павловна убедилась, что Мария, как всегда, оказалась права. Король давно уже чувствовал себя неважно, а в конце сентября слег окончательно. Приговор врачей был однозначен: тяжелое воспаление печени и водянка. Ни от той, ни от другой болезни радикальных средств не было.
Королева Шарлотта затворилась в своих покоях и только раз в день посылала придворную даму справится о здоровье его величества. Та же придворная дама проболталась Марии, что королева рада без памяти возможности обрести, наконец, отдельную опочивальню. Ее величеству смертельно надоело делить ложе с вечно нездоровым стариком.