client?lе<Клиентуру (фр.).> в другом месте.
Анна вспыхнула, но сдержалась и ответила, не повышая голоса:
– Видно, напрасно была я в надежде заслужить вашу милость, когда отказала в просьбе некоторой персоне, в коей вы имели свой интерес. И ее величеству не стала об том сказывать...
Потемкин нахмурился. Он почувствовал, что в запасе у проклятой бабы есть еще нечто, способное повредить его кредиту. Иначе она бы не стала столь дерзко себя вести.
– Ты об чем толкуешь?
– На сей раз не об чем, а о ком, ваша светлость. Сами, поди, не запамятовали, для кого у управляющего имением графа Петра Александровича турецкие ковры с шалями торговали...
– Ах, ты...
Потемкин задохнулся. Лицо его стало багровым. Анна знала, куда метить. Это был прямой намек на его Бажену, которую он поселил в специально купленном на пожалованные императрицей деньги большом доме у Царицына луга. Перевел туда и преданных ему охранников. Велел набрать девок посмышленее из новопожалованного имения. Украсил покои во вкусе цыганки восточными коврами, низкими мягкими диванами со множеством подушек, дал ей трех горничных-черкешенок...
Девушка принимала все как должное, без радости и проявлений любви. Ей не нравился Петербург. Привыкнув к солнцу юга, к необозримым жарким степям, к беспорядку и кипению обозной жизни, она скучала и задыхалась в тесных стенах дома, ненавидела дождь, обилие воды в Неве и каналах, весь сырой петербургский климат. Не нравились ей и люди, которыми окружил ее сиятельный господин-любовник. Да и сам он, занятый службой, наведывался не часто. И она при встречах уже не радовала его вспышками дикой страсти.
Потемкин страдал от раздвоенности чувств. С одной стороны была императрица, его давняя романтическая любовь, его надежда и выигрыш в лотерее судьбы. С другой – необузданная цыганка, в бешеных волнах страсти которой он захлебывался, тонул и выплывал, испытывая ни с чем не сравнимое блаженство плоти. Кроме того, были еще Сашенька, Варенька и Надин – три сестры Энгельгардтовы, которых он ласкал и целовал, любя «отечески», как уверял государыню...
Но ведь он старался в такой тайне держать эту сторону своей жизни! Что делать, если проклятая «пробня» донесет все, как есть? Его карьера рухнет в самом своем начале, на взлете. Императрица, возможно, еще простит ему племянниц, но не девку-цыганку... Историю каменноостровских бань, которую рассказала ему Прасковья Брюс, он хорошо запомнил.
Быстрый ум Григория Александровича за считанные мгновения перебрал возможные варианты выхода из создавшегося положения. Ясно было одно: иметь врагом влиятельную и столь осведомленную статс-фрейлину он позволить себе пока не мог. А посему постарался сбавить тон.
– Я думаю, Анна Степановна, что устраивать между собой баталии, нам резона нет. Сие никому на пользу не пойдет... – Он говорил, стараясь не смотреть на фрейлину пылающим зрячим глазом, чтобы не показать истинное чувство. Но под конец все-таки не сдержался: – А в дела мои ты носа не суй, как и я в твои не лезу. Не послушаешься – пожалеешь. Ты мой нрав знаешь.
– Воля ваша, ваша светлость, – фрейлина присела в реверансе и холодно улыбнулась. – Только приказания мне по регламенту службы моей изволят ее величество отдавать. Ей я служу...
Потемкин поклонился и отошел. Друзьями они не стали.
Через месяц Анна в сопровождении немки-кормилицы отвезла новорожденную девочку в имение к Марье Самойловой, сестре графа Григория Александровича. Там при крещении нарекли ее именем Елисавета с отчеством Григорьевна и с фамилией Темкина. Ни мать, ни отец, по обеспечении ее доходами с имения, записанного на имя новорожденной, дальнейшей ее судьбой не интересовались.
Примерно в то же время по мощеным дорогам Австрии катилась, погромыхивая кованными колесами, богатая карета с орловским гербом на дверцах. Тесноватое помещение заполняла громоздкая фигура Григория, оставляя совсем немного места тоненькой женщине с навеки испуганными глазами. Княгиня Елизавета Николаевна, ныне – Орлова, дочь генерал-майора Николая Ивановича Зиновьева, петербургского обер-коменданта и двоюродного брата Орловых. Несчастное дитя! Изнасилованная в тринадцать лет пьяным дядюшкой, она получила в утешение фрейлинский вензель. И вот теперь – жена своего насильника...
Чего ради он на ней так спохватливо женился? Из раскаяния, желая загладить прошлую вину? Вряд ли. Скорее, как делал все, под влиянием минуты и внешних обстоятельств. Осуществить свое решение оказалось ему непросто. Совет и Синод на первых порах считали брак противозаконным, по причине близкого родства жениха и невесты. Чтобы прекратить кривотолки, императрице пришлось возвести молодую в статс-дамы и наградить орденом Святой Екатерины. Затем она отправила новобрачных за границу в поездку, сильно напоминавшую изгнание.
10 июля 1774 года в небольшой болгарской деревушке Кучук-Кайнарджи, невдалеке от Силистрии, Порта заключила с Россией мирный договор. Турецкая война закончилась. Россия удерживала за собой Керчь, Еникале, Азов и Кинбурн, а русские торговые корабли получили право плавать в Черном море наравне с французскими и английскими. Крымские татары признавались Портой независимыми и подчинялись султану лишь в вопросах вероисповедания. А христиане, проживающие в дунайских княжествах, отныне находились под защитой России. В старой столице было решено устроить по случаю виктории празднества.
Командующий Первой армией Петр Александрович Румянцев отправился в Москву со всем штабом и походной канцелярией. На пути его встретил гонец императрицы и передал письмо, в котором Екатерина предлагала ему въехать с древнюю столицу на триумфальной колеснице через торжественные ворота. Однако Петр Александрович от такой чести отказался.
Он скромно прибыл в Кремль и принял фельдмаршальский жезл и шпагу с драгоценными камнями на ножнах и эфесе, принял орденскую звезду, медаль, выбитую в его честь с портретом, масличную ветвь с алмазами и шляпу с лавровым венком. Пожаловано было ему имение в пять тысяч душ, сто тысяч из кабинетских денег на строительство дома в Петербурге, а для убранства оного картины из Эрмитажа и сервиз из серебра на сорок персон. Кроме того, получил он титул графа Задунайского.
Затем уже своей волею переименовал он пожалованное подмосковное имение в «Кайнарджи» и там устроил праздник. Столы накрыты были в турецких трофейных шатрах, заблаговременно отправленных вперед с обозом. Привычка грабить и присваивать «трофеи» никогда не считалась у полководцев делом зазорным. А иначе, зачем и стараться воевать?.. За праздниками не забывали и о делах.
На аудиенции Румянцев говорил:
– Мир-то он мир, матушка-государыня, да надолго ли... Вона, к Давлет-Гирею опять подмога от султана пришла, а он и принял. На Кубани смутно. В Полтаве казенная палата сгорела, а с нею и половина генеральной описи губернии... Комиссия московская, коя назначена уложение составить, не чешется... Сечь Запорожская посередь Малороссии, как чирей. Была заслоном пред Портой, не спорю, только то – в прошлом. Надобно и там учреждения о губерниях вводить, по всей земле один общерусский порядок быть должен.
Императрица соглашалась, только жаловалась, что не успевает за всем следить. Бумаг выше головы накопилось. Секретари же – ленивы, толковых мало.
– У тебя граф, нет ли на примете кого?
– Как не быть. Только хороших-то больно неохота отдавать. Ну да за добро – добром... Есть у меня в походной канцелярии толковые офицеры, как не быть.
– А реляции твои ко мне кто писал, больно уж слог гладкой...
– А, то Безбородко...
– Кто таков?
– Весьма трудолюбивый и дотошный делец.
– Скромен ли?
– Э, матушка-государыня, der bl?der Hund wird selten satt<Робкая собака редко сыта (нем.).>, стыдливый-то из-за стола голодный встает. Из хохлов он... А посему – обжорлив и любострастен... Так ведь, не один он таков-то у нас...
Императрица не пропустила намек мимо ушей, и ответила колкостью на колкость:
– Зато от тебя, кто к нам ни прибудет, все будто неделю не евши. – Румянцев покраснел. Императрица не первая обвиняла его в скаредности. – Ладно, присылай его при случае ко мне.
Вечером она дала поручение Анне:
– Узнавайте-ка, мой королефф, кто такой есть Безбородко, которого сватает мне Петр Александрович в секретари?.. – И когда фрейлина удивленно вскинула на нее глаза, поспешила добавить: – Нет, нет, к господин Роджерсон водить его не надо... пока...
Рассчитавшись с Портою, Екатерина назначила Потемкина «главным командиром» и генерал-губернатором всех южных земель, получивших название Новороссийского края. Теперь по утрам его светлость не велел пускать к себе никого из просителей. Он изучал историю Крымского ханства, готовясь к титулу «Таврического»...
Верная своему принципу, Анна начала с герольдмейстерской конторы, где у нее были уже налажены знакомства. Из «картона» с малороссийскими актами узнала, что род Безбородков вел свое начало с некоего запорожского казака Степана, коему, по семейным преданиям, при очередном набеге снес поганый саблею нижнюю челюсть. Степан выжил, а за потомками его так и осталось прозвище, перешедшее в фамилию. Служили Безбородки бурмистрами Бориспольской ратуши, числились реестровыми казаками, войсковыми и значковыми товарищами. И за службу получили на свои небогатые маетности гетманские универсалы.
Александр Андреевич Безбородко родился в Глухове в семье генерального писаря, человека хитрого, пронырливого и не беспримерной честности. Дважды Андрей Яковлевич отрешался от должности и попадал под следствие, но каждый раз выкручивался и выходил из беды даже не без прибытка. Сынов своих, что старшего Александра, что младшего Семена, грамоте и трудолюбию учил сам. Позже Сашко, окончив учение в Киевской академии, в осьмнадцать лет был уже бунчуковым товарищем [61]