— Сидел бы в своей лавке в Катманду и не лазил в горы! — резюмировал кто-то.
Солнце уже скрылось за Белой Волной, а со дна долины поползли клубы тумана. Удержится ли погода до завтра? Снегопад и туман не предвещали ничего хорошего.
Мы влезли в палатку и принялись второй раз на дню готовить еду. Самое главное — это чай. После стольких усилий при таком зное, когда организм обезвожен сильным выделением пота, каждому требовалось выпить не менее двух литров воды.
Позже по радиотелефону мы связались с базовым лагерем. Войтек спрашивал, что надо доставить снизу, говорил, что погода и у них не лучше, валит снег, но они готовы к завтрашнему выходу. Мы пообещали, что, пожалуй, уже завтра доберемся до перевала и там заложим лагерь III.
Утром мы отправились вверх в хорошем настроении. Нас подстегивало стремление выйти на перевал, который, казалось, находился буквально в двух шагах. Даже Вальдек словно забыл о своем вчерашнем недомогании.
Мир был прекрасен. Пушистый снег под ногами, легкий морозец, охлаждающий разгоряченные тела. Нависающие над нами кручи Кангбахена уже не казались такими грозны ми. Не беда, что они ощерились на нас ледовыми обрывами: все равно через два-три, ну, может, через пять дней мы будем над ними!
Наша семерка продвигалась гуськом. К этой постоянной уже группе подключились Рубинек и Мацек. Солнце поощрительно нам улыбалось: загорайте! Но жалок жребий легковерных. На такой высоте солнечные лучи сжигают кожу на незащищенных лицах. Поэтому сегодня Мацек, Весек и Рубинек плотно прикрыли физиономии марлевыми масками, Соболь и Юзек — толстым слоем мази Лассара, а Вальдека и меня спасала густая щетина.
Вчерашние следы едва угадывались, перед нами простиралась гладкая белизна. Ночью шел снег. Сразу же за лагерем мы увязли по колено. Через каждые несколько десятков метров приходилось сменять друг друга, прокладывая дорогу. Одышка и вялость, сковывающая мышцы ног, лишали возможности долго идти впереди. Только Соболь гнал вверх без передышки, размашистыми шагами, а мы сзади посылали ему вдогонку отрывистые проклятия:
— Соболь... ты не мог бы... чёрт подери... делать шаги покороче?!
Терраса, вначале только слегка наклонная, неожиданно поползла вверх. В голове пульсировало, солнце припекало затылок, защитные очки запотели, но мы размеренно и неуклонно продвигались вперед. И с каждым новым шагом, с каждым глотком воздуха приближались к белым горбам, ледовым вершинам, снежным уступам. То, что издалека казалось снежным склоном, изрезанным несколькими не большими линиями сераков, увеличивалось на глазах, горбы разрастались, стены со множеством трещин становились отвесными, взору открывались осыпи рухнувших одна на другую снежных глыб. Мы уже миновали место, где вчера укрыли груз, и, сворачивая вверх, начали карабкаться на возвышенность по правому борту впадины.
— Ну довольно. Пора идти в связках, — остановил нас Вальдек. — Вверх последует одна двойка. Остальные подождут.
«Можно плюхнуться на минуту», — порадовался я в душе.
Мы уселись на рюкзаки, глядя вверх, где Соболь, страхуемый Вальдеком, одолевал последние метры снежной крутизны. Через минуту оба они скрылись за ней.
— Что там? — уже через несколько минут не выдержал Мацек.
— Сейчас! Когда можно будет идти, мы вас позовем, — донесся откуда-то снизу сдавленный голос Вальдека.
Мы терпеливо ждали, но когда через четверть часа никаких сигналов не последовало, устремились на снежный купол.
Соболь и Вальдек находились в глубокой седловине, над которой вздымалась отколовшаяся десятиметровая стена из снега и льда. В месте ее стыка с дном впадины она образовала метровой ширины трещину. Из зеленоватой бездны тянуло холодом.
Соболь как раз проверял связку, примеряясь к снежной стене. С вершины купола можно было наблюдать за его действиями. Он послал в нашу сторону улыбку, поправил вязаный шлем, вопросительно взглянул на Вальдека.
— Можно идти?
Вальдек, стоя метрах в десяти от Соболя, страховал его через плечо. Он крепче уперся, утоптал снег под ногами.
— Давай!
Медленно, тщательно Соболь вырубил первую ступеньку в стене, прямо над щелью. Он стоял над ней, широко расставив ноги. Потом вторая ступенька. Уже поднялся чуть выше. Мы затаили дыхание. Нависающая стенка не давала возможности уцепиться. Легонько, чтобы не утратить равновесия, он искал захвата для рук. Вытянул руку... выше... уцепился!.. Надежнее поставил ноги на ступенях, и внезапно...
— Падаю! — донеслось до нас, когда падение уже совершилось.
Соболь провалился в трещину до пояса. Через минуту, запыхавшись, выкарабкался на снег. Он тяжело дышал.
— Чёрт побери! Ну и мучение!
Еще одна попытка. Его поле боя было погружено в тень. Солнце, которое здесь жгло наши макушки, не проникало под навес. Соболь, стоявший в тени после очередной своей попытки, казался бледнее обычного: на подобной высоте такие упражнения стоили громадных усилий. Но он по-прежнему не смирялся.
— Дайте ледорубы! — крикнул он. Неудача должна была его разозлить.
Вбитые горизонтально в снежную стену ледорубы могли служить ступеньками. Первый ледоруб уже сидел в стене, чуть выше второй, потом третий и четвертый. Нас было семеро — семь ледорубов, а над Соболем десятиметровая отвесная белая стена. Он вытащил самый нижний ледоруб и уже пытался вбить его возможно выше, когда вылетел тот, на котором он стоял. И на этом все попытки закончились.
— Чёрт побери! — ругаясь, он вытирал окровавленные руки.
— Вальдек, это препятствие можно преодолеть, но надо по-иному взяться за дело. А продолжать так бессмысленно, нужно добросовестно поработать с крючьями, — волновался Весек. — Не устраивайте игры, возьмите костыли, крюки, надо докопаться до самого льда и лезть наверх.
— Тут надо лезть с умом, — бросил Мацек многозначительно.
После нескольких попыток они смирились. Продолжать было слишком рискованно. От падений Соболя трещина угрожающе расширилась.
— Может, нам попытаться? — предложил Вальдеку Весек.
— Нет, чего ради пытаться! Тут необходимы лестницы. Ты хочешь показать, на что способен? Если ты даже влезешь, что из того? Как использовать эту дорогу для транспортировки? Братец, побереги лучше силы для вершины. Тогда они тебе пригодятся!
— Чёрт возьми! Вальдуха капитулирует! — Весек говорил, обращаясь к нам, но Вальдек должен был его слышать. — Нечего здесь забавляться ледорубами, надо спокойно поработать крючьями. И эта стенка наверняка уступит.
Вальдек и Соболь выбрались из впадины. Мы сели на снег, размышляя, что предпринять. Все рисовалось в таких радужных тонах, а теперь...
— Уже около двух, — прервал я разговоры. — Осталось два часа светлого времени. Надо двигаться, если мы собираемся что-то сделать!
— Весек, ты на словах проявлял столько энергии, так, может, отправишься со мной поискать обходной путь? — иронически спросил Вальдек.
Весек стремительно обернулся.
— Весек, только без грубостей! — просительно обратился я к нему. — Помнишь, мы говорили друг другу в Варшаве: залог хорошей атмосферы и удачи — умение беспрекословно подчиняться руководителю экспедиции или группы.
— Ну ладно,— буркнул он, вовсе не убежденный.
Мы оба встали, за нами поднялся Соболь. Юзек схватил фотоаппарат. Я в связке с Соболем направлялся вправо, ниже купола, вторая двойка ждала результатов нашей попытки, Юзек щелкал снимок за снимком.
— Может, мы одолеем стену через систему мостиков? — вслух рассуждал я.
От купола нагромождение сераков выходило на поле выше стенки. Толстая пушистая шапка на этой неведомо каким образом еще держащейся снежной конструкции не внушая доверия. Я шел медленно, пробуя ледорубом снег. Передо мной еще отрезок моста в несколько метров, а дальше — стенка, на другом ее конце недавно мучился Соболь. Но здесь она ниже (мост примыкал высоко) и не совсем отвесная. Да, выйти над ней, пожалуй, будет нетрудно. Передо мной маячил только этот выпуклый белый отрезок. Напряженно прислушиваясь, не затрещит ли что-нибудь, я делал каждый новый шаг очень осторожно, но с подсознательным ощущением, что мне удастся его сделать. Внезапно (длилось это долю секунды), непонятно каким образом, я оказался под слоем снега. Натянутая как струна верёвка от моей груди уходила через дыру в снегу туда, где виднелось темно-голубое небо.
Царила тишина, которую нарушал только шелест снега, сыплющегося сверху на лицо, плечи, за ворот рубахи... Я находился в глубокой снежной пещере, повиснув на верёвке в полуметре от ее дна. Ноги и руки словно бы независимо от моей воли лихорадочно нащупывали опору, на груди я чувствовал резкое сжатие верёвки.
— Эй, там, опустите меня вниз, — вместо крика изо рта у меня вырвалась только сдавленная мольба.
Верёвка медленно дрогнула, и вот я уже на собственных ногах. До этого момента я был спокоен, но теперь сердце колотилось, словно обезумевшая птица.
Как выбраться отсюда?
К счастью, это оказалось не так уж трудно, и вскоре, пробившись сквозь снежный навес, я уже был под ослепи тельными солнечными лучами. Несколькими метрами выше маячили темные, размытые фигуры. Кажется, мои коллеги? Я смахнул снег с очков. Конечно, это они!
— Марек, ты не расшибся? — донесся до меня испуганный голос Весека.
Мокрый от снега и, кажется, пребывающий в состоянии шока, я нервно рассмеялся.
— Да нет, что ты! Но как это выглядело?
— Ты был наверху и вдруг исчез, — с философским спокойствием пояснил страховавший меня Соболь.
Я выбрался наверх. Дальнейшие попытки были бессмысленны. Единственный снежный мост рухнул подо мной. Теперь оставалось только идти вправо. Вальдек и Весек уже брели в том направлении, утопая в глубоком снегу. Долгое время они стояли в сотне метров от нас, кружили, исчезали в расщелине, слышны были какие-то споры. Когда они вернулись, их мины не предвещали ничего хорошего.
— Мы пересекли трещину — спустились вниз, а дальше прошли по снежному мосту,— сообщил Вальдек. — Но это еще ненадежный путь. Пока мы не соорудим мостика через эту трещину, не может быть и речи о выходе на перевал. Японцы проложили лестницы, у них было нечто вроде транспортного устройства, — показал он рукой.