С трудом мы принялись за работу. Приготовление завтра ка, одевание, потом свертывание палаток — все это отняло у нас уйму времени. Мы были измучены и потому страшно замешкались. Лишь после одиннадцати смогли двинуться дальше.
Как и вчера, образовали три связки по двое. Войтек с Рубинеком, Вальдек с Юзеком, Весек со мной. Мы перевали ли через скальную гряду, наискось забирая вверх, к седловине на ребре.
Ветер был такой же, как и вчера, но снег значительно хуже. Мы проваливались по колено. Прокладывали дорогу, каждые четверть часа сменяя друг друга. Дольше всех выдерживал Войтек.
— Он в превосходной форме! — Юзек был полон уважения
— Ну а ты как себя чувствуешь? — переговаривались мы с ним во время привала.
— Я ослаб, но идётся мне хорошо.
— Старик... Просто сегодня такой день! Завтра будешь чувствовать себя лучше. — Я продолжал верить, что так оно и произойдет.
Высота уже давала знать о себе. Делалось душно, легкие как бы уменьшились в объеме. При каждом шаге приходи лось делать больше глубоких вдохов... Мы часто останавливались, опираясь на ледорубы. Нас охватывала усталость и апатия. Я знал только, что нужно передвигать ноги, а день... еще далеко не кончился.
— Это результат вчерашней усталости и того, что не удалось как следует выспаться, — объясняли мы себе причину низкого темпа.
Время летело, а высота возрастала незначительно. Шел уже третий час, когда Вальдек добрался до скальных плит, скрытых под тонким слоем снега. Он пытался вбить ледовый крюк, но снег был сыпучий, а под ним всюду сплошные скалы. Не дожидаясь результатов этих усилий, я обошел его по широкой дуге и добрался до скальной гряды.
По нашим следам пришли и коллеги.
— Скоро три. Время подыскивать место для ночлега.
Мы помнили о том, сколько времени потратили вчера на подготовку площадок.
Но всюду, куда хватал глаз, не обнаруживаю места, где можно поставить палатки. Я стал карабкаться вверх по гребню гряды. Слева вниз уходил глубокий снежный кулуар. С трудом одолевая снеговые и скальные нагромождения, я добрался до вклинившейся в снег скалы. Над ней десяти-пятнадцатиметровая снежная грань, нависающая над кулуаром, она вела под скальный уступ. Я подумал, что выше должна быть приличная полка.
— Попытаюсь еще подняться. Страхуй! — бросил я Весеку.
Он глубоко вогнал в снег ледоруб, обвязав его верёвкой.
Правая часть стены напоминала обледеневший желоб. Я карабкался медленно, крайне осторожно, чувствуя, что спешить нельзя, что я не могу допустить ни малейшей оплошности. Стена стала отвесной, а скалы были залиты ледяной глазурью. Подо мной — снежное поле, на нем крохотные закоченевшие фигурки в разноцветных куртках и шапках. Мне казалось, что они смотрят на меня, надеясь, что я найду место для ночлега.
Сперва я испытывал страх, естественную боязнь. Но действие высоты, мороз и желание поскорее найти место для бивака подавили инстинкт самосохранения. Поняв, что карабкаться мне уже недолго, я вообще перестал бояться. Не было в этот момент ничего важнее, чем одолеть стенку и найти место для палаток!
Здесь — я, нависающая скала, ледовая глазурь на граните, рюкзак, который (не знаю почему) я так и не сбросил, там, внизу, — они (ждут!), снег, еще ниже — скальные глыбы, снежная поверхность, уходящая куда-то далеко вниз. «Сорвусь? Нет! А может, и сорвусь. Ну, тогда еще выше!» — проносились в голове безрассудные мысли.
Мне пришлось снять рукавицы (а было очень холодно). Оранжевая вершина Рамтанга напоминала, что необходимо поторапливаться — скоро зайдет солнце. Я добрался до края уступа и высунул голову. Выше было только... наклонное снежное поле.
— Здесь поставить палатки нельзя!
Я медленно возвращался назад, преодолевая страх и испытывая облегчение после каждого удачного шага.
Мы не знали, что предпринять. Копать ли площадки на скальном карнизе или отступить к подножию гряды, туда, откуда мы прибыли? Нас охватили усталость и холод. Рубинек поднялся еще раз, но и он не сумел присмотреть места для ночлега. Горы озарились уже блеском заходящего солнца, вершина Рамтанга купалась в пурпуре. Надвигались сумерки, времени на дальнейшие поиски не было. Коллеги выбрали место в снегу, тут же у скалы. Весек и я приняли решение копать площадку прямо на самом навесе.
Твердый фирновый снег с трудом уступал под ударами ледоруба. Мы глубоко вклинились в навес, следя за тем, чтобы со стороны кулуара сохранился достаточно толстый слой снега. Все вокруг окрасилось сначала в пурпурные, затем в тревожно-фиолетовые тона. Самое время отправляться в палатки!
Мы закончили работу после семи, когда сделалось темно, и все краски поблекли. Наши коллеги уже скрылись в палатке; один только Вальдек расхаживал возле «высотного» и верёвкой приторачивал палатку к скале.
— Подстрахуйте «турню»,— напомнил он нам.
Мы кивнули — да, разумеется, — но у нас на это уже не было сил. Холод лишил нас последней энергии и воли.
— Платформа достаточно велика. Не будем вертеться, а значит, не свалимся,— убеждали мы сами себя, влезая в палатку.
Наконец-то, через десять часов, мы сбросили кошки. Ступни были как деревянные, задубели и утратили всякую чувствительность, а ботинки пропитались влагой. Мы тряслись от холода, но уже приятно пыхтела бутановая плитка, и я добавлял в котелок очередную порцию снега.
Мы целый день шли вместе, но, не считая нескольких фраз на привалах, почти не разговаривали друг с другом. Колоссальное напряжение, низкое давление приводят к тому, что такой переход мы фактически совершаем в одиночестве, сходном с одиночеством бегуна на длинную дистанцию. Погруженные в себя, обращая внимание лишь на то, что прямо перед глазами, и только время от времени — на партнера, мы вели борьбу со снегом, ветром и собственной слабостью. Вечерние минуты в палатке — это время отдыха, время разговоров, первых размышлений и обмена впечатлениями. Пройденный за день отрезок пути позволяет сбросить с себя груз тревоги — нынешний этап уже позади! Сегодня нам повезло, а завтра?..
Сидя на корточках, я следил за варившимся супом, а Весек усмехнулся и коротко подвел итог:
— Ну, старик! После сегодняшнего можно сказать, что наши дела не так уж плохи!..
Я знал, что это так. Теперь, когда тяготы и мороз позади, нам наконец сделалось тепло и хорошо. Вторая палатка стояла совсем близко от нас, но казалось, что она где-то очень далеко. Что там происходит, как у ребят прошел день, мы не знали.
Юзек:
«Идешь, брат, шаг за шагом, и конца не видать. Время летит, а дорога все не кончается. Пейзажи? Впечатления? Нет, от дороги абсолютно ничего не запомнилось. Знаю только, что идти мне на этот раз было хуже, чем обычно, тяжелее. Я, как говорится, был «без огонька», ничто меня не радовало. Когда же я ловил себя на том, что обеспокоен своим самочувствием, тотчас объяснял себе это тяжелым рюкзаком, рыхлым снегом, ну и высотой. И тогда все мне казалось нормальным».
Рубинек:
«Дорога была очень трудная, я все ощутимее чувствовал высоту. А потом опять бесконечное барахтанье в снегу, изнурительное копание площадок. Операцией по установке и страховке палатки руководил Вальдек; он один умел заложить каркас к «высотному», составленный из стоек «турни». Все это производилось при значительной крутизне — у горных полей сорокапятиградусный наклон, у гряды и того больше. На этот раз я уместился в нашей палатке, но с наиболее опасной стороны. И было нам страшно тесно».
Шимек, по-прежнему в «двойке»:
«Утром мы с Мацеком расстались. Он решил в одиночку спуститься на базу Радиотелефона у меня не было, и я просил его убедить Большого отправиться вверх. Я видел в этом единственную возможность снова подняться в горы, где застряла моя унесенная шерпами камера. Единственную возможность запечатлеть на пленке ваше возвращение.
Весь день я провел в «двойке». Здесь оказалось изобилие продуктов, впервые за все время я отъелся и отдохнул.
После полудня наблюдал за вами в бинокль. Вы очень долго топтались на месте, на скальном ребре. Крохотные разноцветные фигурки двигались то вверх, то вниз. «Вероятно, ребята уткнулись в непропуск», — с тревогой подумал я.
Стало темно и холодно, я отправился в палатку. Ночью начался страшный мороз, небо было усыпано звездами. Я тревожился за вас, мне казалось, что вам «хана», что вы проводите ночь, приткнувшись на этих острых каменьях. Я, однако, не видел никаких огней».
Рогаль в лагере III, на перевале:
«Мы вышли из «рондо» поздно и, медленно передвигаясь в рыхлом снегу, к полудню достигли перевала. Мы намеревались подняться выше, к японскому лагерю, но потом решили предварительно связаться с базой.
Обеспокоенный Большой сообщал, что на леднике видит одного Мацека. Он заметил также шерпов, свертывающих палатки в японском лагере, а потом сходящих вниз. Вскоре они уже были на перевале, навьюченные рюкзаками, которые были набиты под завязку японскими «трофеями», палаткой, запасом бутана, верёвками. Для них экспедиция кончилась.
Шерпов крайне разочаровало, что Петр предложил им освободить рюкзаки от «трофеев» и заночевать на перевале. Он также объявил, что утром они вместе с нами отправятся наверх.
Вечером Войтек кратко проинформировал по радиотелефону: «Рыхлый снег, сильный ветер и мало желающих прокладывать дорогу. Поэтому мы достигли лишь уровня 7300 метров»
Нам стало ясно, что задача завтра еще не будет решена».
— Марек, поторопись ты со своим рюкзаком! — донесся до меня, как и каждое утро, недовольный голос Весека.
— Отстань ты от меня! Делай свое дело! — Мои слова оказались быстрее моих мыслей.
Чего он, собственно, ко мне пристал? Стоит собравшийся в дорогу, обвязанный верёвкой, злой, что остальные уже затягивают тесемки рюкзаков, а я все не управлюсь с палаткой, не желающей умещаться в мешке. «Мог бы и помочь!» — подумал я раздраженно, но оскорбленная гордость не позволяла мне просить об этом.