— Так что? — осведомился сэр Генри спустя некоторое время.
Алекс посмотрел на лицо, неясно белевшее в лунных бликах, и ярко блестевшие глаза и решительно проговорил:
— Я думаю, нам следует бояться армии.
— Мятеж! — это слово прозвучало скорее как утверждение, а не вопрос.
— Да, сэр. Не спонтанный взрыв, а организованный. Он должен произойти одновременно во всех полках Индии в назначенную дату. Несколько месяцев назад я бы не поверил, что такое возможно, понадобился бы гораздо более серьезный повод для недовольства, который объединил бы и мусульман, и индуистов — достаточно сильный, чтобы поднять их вместе против нас. Мы же, однако, весьма предусмотрительно обеспечили их этим общим поводом посредством смазки для пыжей. Это все, что было нужно. Дав оружие им в руки, мы выполнили их требования.
Несколько мгновений сэр Генри молчал, поглаживая бороду, и потом тихо спросил:
— Доказательства, Алекс?
Алекс с силой выплеснул содержимое стакана на розы за верандой и с горечью сказал:
— Ни одного, которое было бы приемлемо для комиссара или этих ослепших, тупоголовых… прошу прощения, сэр!
Сэр Генри рассмеялся и, вставая с кресла, протянул тонкую руку и крепко сжал плечо молодого человека.
— Захандрил, Алекс?
— Чертовски, — признался Алекс, встречая его взгляд.
— Понимаю. Это все равно что биться головой о каменную стену. Какие доказательства?
Алекс рассказал ему, повторив слова Кишана Прасада, сказанные им в гостиной лунджорской резиденции.
— В жаркую погоду… — задумчиво проговори сэр Генри. Он опустился в кресло, пока говорил Алекс, и теперь он откинулся на спинку, в задумчивости потирая пальцем губу. — Почему ты так уверен, что он говорил тебе правду такими косвенными намеками?
— Однажды я спас его жизнь, — коротко сказал Алекс. — Возможно, это была моя самая большая ошибка, но он чувствует, что чем-то обязан мне. Кроме того, мне кажется, что он испытывает некоторую симпатию по отношению к Винтер… миссис Бартон. Или…
Алекс замолчал, и тут его осенило: не могло ли быть так, что Кишан Прасад подозревал о чувствах Алекса к миссис Бартон и поэтому предупредил его, намекнув, что ее нужно увезти куда-нибудь подальше? Он не закончил фразу, но вместо этого сказал:
— Ведь есть еще одно обстоятельство, которое подтверждает, что он мог сказать правду. Этой дорогой, если моя мысль верна, можно пользоваться лишь до наступления дождливого сезона, потом она станет бесполезной. А это значит, только до середины июня. Что-то произойдет до этого времени.
Сэр Генри кивнул и наклонился вперед в своем кресле, руки сжаты на коленях, а голова серебрилась под лунным светом. Он медленно произнес.
— Я согласен с тобой. Хотя я все еще цепляюсь за слабую надежду, что нам удастся избежать потопа, который вызвала наша слепота.
— Тогда вы не считаете, что я надоел вам «своими причудами», как это именует мой начальник?
Сэр Генри рассмеялся.
— Едва ли. Если только у меня нет тех же причуд. На самом деле я настолько согласен с твоей точкой зрения, что скажу тебе кое-что, о чем известно очень немногим. Я уже начал готовить резиденцию к осаде.
— Значит, вы думаете?..
— Я надеюсь! — перебил его сэр Генри. — И я буду продолжать надеяться, пока будет возможно. Но я также делаю все, что в моих силах, чтобы быть готовым к худшему, если моя надежда не оправдается. Может быть, приготовления окажутся бесполезными. Я очень верю в Пенджаб. Там Николсон и Эдвардс вместе с моим братом Джоном. Они удержат Пенджаб в мире. Я думаю, что Николсон справился бы с этим и один, и если бы было три Николсона, а не один, то я был бы спокоен за всю Индию. Но я не чувствую никакого оптимизма в том, что касается северо-западных провинций, и если в Оуде произойдет переворот, это тяжело скажется на всех нас. Если бы у меня было время, я уверен, что смог бы удержать мир в Оуде, даже если восстанет вся остальная Индия; но нам нужно время — время в первую очередь, а этого как раз Бог и правительство могут мне не дать. Песчинки все сыплются, Алекс.
После краткой паузы Алекс спросил:
— Откуда, черт возьми, они получают свои сведения? Телеграфом это не объяснить, в Лунджоре нет телеграфного сообщения, и новости мы получаем с курьерами. У нас целую неделю не было известий об этом деле в Барракпуре, но в городе об этом говорили уже через два дня.
— То же самое повсюду, — сказал сэр Генри. — Я не возьмусь объяснить это, но если б я был суеверным человеком, я бы сказал, что в такие времена самый ветер передает плохие новости. Думаю, в Африке это происходит при помощи барабанов, здесь почти можно сказать, что они способны передавать мысли на расстоянии от одного зачинщика к другому.
— Кстати, о зачинщиках, — вспомнил Алекс, — Григория Спаркова ожидают в Дели. Это сказал мне Ходсон, по-видимому, у него в Дели есть источник информации. А, кроме того, около месяца назад через Лунджор проезжала бродячая театральная труппа. Она провела несколько дней в Лакноу, а до этого побывала в Каунпуре и Ангре. У меня есть основания полагать, что один из них может быть приятелем Спаркова — или его агентом. Они продолжали путь в Дели, и я послал словечко мистеру Фрейзеру. Недавно я услышал, что этот человек исчез на следующий же день, после того как приехала труппа. Думаю, что он во Дворце, но так его нельзя обыскать, то он в относительной безопасности. Интригует с королем, я полагаю.
— Скорее с королевой, — сказал сэр Генри. — Старый падишах слишком слаб, чтобы представлять большую опасность, если только в качестве не самой значительной фигуры, которую поддерживают на троне. Но Зейнут Махал — это совсем другое дело. У нее есть и ум, и характер, и она горит ненавистью и честолюбием. Я думаю, она средоточие русско-иранского заговора.
— Вы полагаете, это важно, сэр?
— В определенной степени. Россия всегда хотела завладеть Индией. А ей всегда был нужен весь мир! Особенно Восток. Она не может получить его, пока мы здесь, и знает это. Но если ей помогут выгнать нас отсюда, то она пролезет по тысяче щелей и сгноит все от верхушки до самого дна, пока она не упадет к ней в руки, словно перезрелая груша. Естественно, она делает все возможное, чтобы раздуть пламя. Этого только и надо ожидать.
Алекс инстинктивно обернулся, чтобы посмотреть на север, и неловко дернув плечами, спросил:
— Это правда, что местные газеты в Дели печатают русскую пропаганду?
— Правда, — спокойно ответил сэр Генри. — Кажется, что-то о том, что царь отдал полумиллионную армию в распоряжение иранского шаха, чтобы избавить Индию от британцев. С другой стороны, была статья, в которой утверждалось, что русские были причиной нашей войны с Ираном и просто использовали иранцев, чтобы прикрыть свои собственные интересы в Индостане.
— Насколько я их знаю, это вполне вероятно, — мрачно сказал Алекс.
Сэр Генри пожал плечами.
— Возможно. Но индийцы в течение многих лет верили, что русские однажды начнут войну с нами за господство в Индии, и когда мы сделали ошибку, убрав войска из этой страны, чтобы воевать в Крыме, это было воспринято, как доказательство того, что русские ослабили нашу армию и у нас не осталось солдат, чтобы защищать себя здесь. Но Россия не играет роль злодея в теперешнем спектакле. Мы освободили ее от этой обязанности, сами взявшись за эту роль.
Он взглянул на Алекса и улыбнулся своей усталой, обаятельной улыбкой.
— Кажется, сегодня вечером я рисую весьма печальные перспективы на будущее, не правда ли? Но хотя я чувствую ветер и слышу громовые раскаты, я все еще не отчаялся избежать грозы. А если она разразится, я обращусь к тебе, чтобы ты удержал для меня западную дорогу, так что, если ты окажешься прав и полки в Сутрагуни взбунтуются и захватят арсенал, они не доберутся до Оуда по дороге Кишана Прасада.
— Я сделаю все возможное, сэр. Вам это известно.
— Даже если завтра тебе предложат принять под свое начало разведчиков?
Алекс вскинул руку жестом фехтовальщика, встречающего удар, и засмеялся, но уже без горечи.
— Вы не смогли бы предложить мне большего соблазна, сэр, но я удовольствуюсь тем, что попытаюсь удержать для вас западную дорогу.
— Будем надеяться, что до этого не дойдет, — сказал сэр Генри. — Ты только что упомянул Ходсона. Ты давно с ним виделся?
Какое-то время они говорили на другие темы, пока наконец сэр Генри не поднялся и протянул свою руку.
— Если ты выезжаешь завтра рано утром, я больше не увижусь с тобой. Удачи тебе, Алекс. Благослови тебя Бог и… — мгновение он колебался и потом сказал задумчиво, и как будто ему было непросто выговорить это слово: — Прощай.
Он быстро пожал руку Алекса, повернулся и пошел прочь, и Алекс еще раз увидел его, бросив взгляд на его высокую фигуру в освещенном дверном проеме, когда он вошел через него в дом и пропал.
«Я больше не увижу его», — подумал Алекс с внезапной убежденностью, и эта мысль испугала его. Почему он подумал об этом? Не из-за того ли, что он переутомлен и вообразил себе что-то трагически неизбежное в последнем слове прощания? Он не сводил взгляда с дверного проема, как будто усилием воли мог бы вернуть эту высокую фигуру, и в горле застыл комок.
Последние месяцы были наполнены тревогами, напряжением и приводящими Алекса в бешенство сложностями, и недавний разговор с мистером Бартоном опасно приблизил его к точке срыва. Его заставили уехать вместо того, чтобы объясниться по поводу абсолютно оправданного действия, предпринятого против богатого и распутного аристократа, избежавшего справедливого возмездия благодаря только взяткам, которые он платил комиссару. И все же он сжал зубы и терпел это, и в результате приехал в резиденцию не в особенно дружелюбном настроении. На мгновение он действительно считал, что принял бы любой пост, позволивший ему вернуться к полковым обязанностям, как сказал сэру Генри Лоуренсу, и он серьезно обдумывал, не просить ли ему отставки у мистера Бартона. Но десяти минут в обществе Лоуренса оказалось достаточно, чтобы вернуть здравомыслие. Может быть, именно поэтому такие выдающиеся и разные люди, как Николсон и Ходсон, относились к сэру Генри с уважением и признательностью, и поэтому, когда он уезжал из Пенджаба, тысячи людей пришли попрощаться с ним и следовали за ним на протяжении многих миль, как будто они видят его в последний раз.