Он подумал о Лотти и вздрогнул от неожиданности. В один прекрасный день новости станут лучше. Он не сомневался в этом, так как то, что ему однажды сказал Кишан Прасад, было правдой. Даже если все европейцы по всей Индии будут убиты, англичане пришлют, если понадобится, всех мужчин, которые у них есть, чтобы отомстить за них. Это не будет выглядеть потерей территории или престижа, что приведет их сюда, что придаст им силы для сражения с упорством и яростью — это будет месть за убийство женщин и детей. Они не смогут простить этого или оставить в покое своих врагов, пока не отомстят за это.
Возможно, однажды, очень скоро… или, если восстание действительно широко распространилось, вероятно, это произойдет позже, чем он предполагал… англичане будут управлять всей территорией снова, и тогда будет уже неопасно покинуть джунгли. Они смогут тогда уехать… и пожениться. Бартон погиб. Это только вопрос времени.
Глава 44
Винтер поправлялась быстро и удивительно мало страдала от происшедшего. Рана от ножа Алекса зажила чисто и почти не беспокоила, и, хотя лихорадка и потеря крови продержали ее в постели в течение нескольких дней, она скоро была в полном порядке.
Алекса она видела мало и подозревала, что он нарочно избегает ее. Но она чувствовала, что какое-то напряжение в нем ослабло, и он научился наблюдать за ней не поднимая глаз. По вечерам он лежал на берегу реки, а она с Лотти и Лу стирала одежду и мыла кастрюли. Поднимая глаза, она встречала его пристальный взгляд и чувствовала знакомый отклик в своем сердце.
На закате солнца, перед ужином, пока три женщины купались в реке, Алекс отправлялся устраивать удочки и ловушки. Его тело, прикрытое лишь набедренной повязкой, было бронзовым от загара, как и его лицо, так что он вполне мог сойти за патагонца. В город он ходил не столько за новостями, сколько за пропитанием. Дни проходили мирно, отягощенные лишь нестерпимой изнурительной жарой.
Как и Винтер, Алекс находил жару неприятной, но сносной. Для Лу же, и, особенно, для Лотти жара была бесконечной пыткой. Они целыми днями искали признаков наступления муссонов и страстно желали дождя. Иногда на горизонте собирались тучи, слышались громовые раскаты и вспыхивали молнии, но дождя, способного умерить непереносимую жару, не было. Нормальная жизнь для них наступила лишь ранним утром и поздним вечером, когда можно было лежать во влажной прохладе реки.
Алекс опасался реки и держался ближе к тростникам около маленького пляжа на узком изгибе реки, где они купались. Ведь в любое время мог появиться крокодил и однажды утащить кого-нибудь в глубину своими желтозубыми челюстями. Правда, в эти дни пищи для крокодилов было предостаточно. Течение и прилив приносили окровавленные и распухшие трупы англичан, а однажды один выбросило на берег. Это была женщина. Волосы ее зацепились за корни деревьев, и тело болталось на привязи, как будто плавало или боролось.
Алекс резанул ножом по волосам и толкнул труп по течению. На его лице выразилась необычайная печаль. До этого все привыкли видеть его спокойным, почти умиротворенным. Он мычал что-то себе под нос, устраивая удочки или изобретая новые методы поддержания температуры в Хайрен Минар. Но в этот вечер он ушел в город и вернулся на рассвете с покрасневшими и беспокойными глазами. Оказалось, что времена снова изменились.
Британцы, которых хвастуны из Лунджора объявили уничтоженными или утонувшими в море, снова расположились на Ридже перед Дели. Гиды из Мардана присоединились к ним, а Нодсон-сахиб, прозванный «Великий в битве» тоже был здесь, командуя конным полком, пришедшим вместе с ним.
Конечно, их всех побьют, даже уничтожат! Это ведь только вопрос времени. Но, несмотря на это общее мнение, на базарах чувствовалось легкое волнение. Было неприятно сознавать, что армия Сахиба не мертва. А на базаре в Саддере кто-то рассказывал, шепотом, конечно, и среди своих, что сам Николсон, топот конницы которого слышался от Аттока до Кибера и кого считали чуть ли не богом, приближался к Дели! Говоря, рассказчик дрожал и с опаской оглядывался.
— Это долго не продлится, — говорил Алекс, блестя глазами в предрассветных сумерках. — Мы должны выстоять здесь некоторое время, наступят муссоны и будет прохладнее. А когда возьмут Дели, мы сможем выйти. Наступающие пойдут нам навстречу и помогут в дороге.
Еще десять дней, а может две недели или даже месяц! Но какое это имеет значение, когда конец близок? Придется потерпеть неделю или две.
— Я тоже так думаю, — сказала Лу, вытирая с лица пот тыльной стороной ладони. — Кажется, придется ждать. Нам повезло, больше чем многим другим. Может быть, повезет и дальше.
Но им не повезло.
В тот же вечер Лотти отправилась в джунгли за ягодами. Зайдя не дальше двадцати ярдов от берега реки, она услышала, как кто-то пробирается сквозь кусты. Она повернулась, думая, что это Лу, идущая за водой.
Но это была не Лу. Бородатый с непокрытой головой туземец в разорванной и запачканной одежде нес на плече тяжелый узел. На запястьях и лодыжках его были заметны следы кандалов.
Она не могла точно знать, был ли это один из бандитов, выпущенный толпой из городской тюрьмы, или убийца индийского купца и его семьи, бежавший с награбленным в джунгли. Но намерения его для Лотти были совершенно ясны.
Он уставился на нее недоверчиво, губы его скривились в зловещей усмешке. Белая женщина, ферингхи! Его глаза сверкнули, он сбросил узел и вытащил из ножен окровавленный меч. Слегка согнувшись, ломая сухую траву, он медленно шел на нее. Лотти застыла в безмолвном крике, неспособная бежать, как пойманный кролик. Она не слышала, как Лу шла с реки. Не слышал этого и бандит по имени Бишуль Сингх, не замечавший ничего, кроме побледневшего лица белой женщины перед ним и шуршания травы под ногами.
Лу всегда выходила из Оленьей башни с револьвером. Она бросила кувшин, мужчина обернулся на внезапный звук. Лу выхватила револьвер из ременной самодельной кобуры и выстрелила. Бандит резко подпрыгнул, глаза и рот его широко раскрылись от невыразимого удивления, затем он обмяк, согнулся, упал на колени и завалился на бок. Изо рта его сочилась кровь.
— Не надо! — пронзительно закричала Лотти. — Нет! Нет! Нет!
Алекс в это время укреплял бамбуковую лестницу, сделанную взамен веревочной, по которой Лотти было трудно лазить. Услышав выстрел и крики, он все бросил и побежал к месту происшествия. При виде лежащего на земле человека и Лу, удерживающей кричащую Лотти, он быстро спросил:
— Где Винтер?
Из кустов тяжело дыша, с бледным лицом выбежала Винтер. Алекс схватил Лу за плечи и, тряся ее, спросил:
— Он был один?
— Не знаю, — резко ответила Лу. — Он шел на Лотти с мечом, и я его застрелила. — Лотти, Лотти! Все в порядке, дорогая, все в порядке.
— Возвращайтесь домой, — сказал Алекс. — Тут может быть кто-нибудь еще.
Но Лотти не шла. Она сопротивлялась и кричала. Алексу пришлось взять ее на руки и, крепко прижимая лицом к груди, чтобы заглушить крики, нести в Оленью башню. Но когда он поставил ее на ноги около лестницы, она повернулась и побежала обратно. Когда он снова поймал ее, она продолжала бороться, извиваться, корчась и вырываясь от него. Ее худое измученное тело так сопротивлялось, что ему пришлось употребить все силы, чтобы отнести ее в комнату наверху.
Алекс распоряжался:
— Убери лестницу, Винтер, и закрой вход. А ты, Лу, дай мне опиум и бренди. Лотти, дорогая, все в порядке. Ты теперь в безопасности.
Но Лотти все еще боролась и вскрикивала, как тогда, когда у ворот Кашмира в Дели ухмыляющийся бородатый человек набросился с мечом на Эдварда, и тот упал, кровь брызгала из ужасной раны, а его потащили к крепостной стене и выбросили в ров.
— Пустите меня! Пустите! Они убивают его! Эдвард — Эдвард! — Кричала Лотти. Внезапно она упала на руки Алекса и, к облегчению всех, затихла.
Алекс положил ее на узкую походную кровать. Затем, опустив входную лестницу и приказав Винтер поднять ее за собой, скрылся в сумрачных джунглях.
Найдя убитого и осмотрев его, он решил, что тот, вероятно, просто беглый. Выпрямившись, Алекс стоял, прислушиваясь. Но звуков, говорящих о присутствии кого-нибудь еще, не было слышно. На всякий случай, он еще раз обошел округу, и, не найдя ничего, подтащил труп к реке и столкнул его в воду.
Узел, который нес бандит, был полон ценных вещей. Здесь были серебряные монеты, индийские драгоценности, всякая всячина, которая могла быть награблена в бунгало какого-нибудь европейца. Одна вещь, будто рассказывавшая свою историю, привлекла особое внимание: это была женская рука, отрезанная ради колец, которые не удалось снять. Алекс выбросил эту страшную, отвратительную находку и потащил узел в Хайрен Минар. Деньги могли пригодиться. Судя по ценности награбленного, Алекс надеялся, что эта добыча не предназначалась кому-нибудь другому. Вероятнее всего, грабитель нес их для себя.
Взобравшись по лестнице в Хайрен Минар, Алекс застал Лотти все еще без сознания. В верхней комнате стоял ужасный запах жженых перьев. В темноте лица Винтер и Лу казались белыми пятнами. Они делали отчаянные попытки привести Лотти в чувство.
— Оставьте ее в покое, — посоветовал Алекс. — Если уж она вспомнила Дели, то дело плохо. Мы лучше зажжем лампу.
Лампу они зажигали редко, отчасти из экономии скудного запаса масла, отчасти оттого, что надо было закрывать хижину толстыми щитами, сделанными Алексом из бамбука, корней и травы, чтобы снаружи не видно было света. Днем, при горячем ветре они поливали щиты водой, сохраняя прохладу в помещении. После захода солнца в безветрии щиты излучали невыносимую жару. Так было и сейчас.
Винтер спустилась вниз приготовить ужин, и Алекс молча передал ей револьвер. Он сомневался в том, что бандит был один. К тому же выстрел и крики могли быть кем-нибудь услышаны.
Лу зажгла маленькую масляную лампу, пока Алекс разводил водой смесь опиума и бренди.
— Это немножко ее успокоит, когда она очнется, — сказал он, подавая бутылку Лу. — Выпей немножко и ты. По-моему, тебе тоже нужно.