Это прозвучало совсем по-взрослому. Да, Демиру было всего десять лет, но Монтего уже давно понял, что он не обычный мальчик. Подумав, он ответил:
– У одного из старейшин нашей деревни был зять, которого тот хотел приохотить к работе на своем медном руднике. Щедрое предложение. Но зять отказался. Сказал, что добыча полезных ископаемых не для него. Был большой скандал, старейшины разозлились на молодежь. У вас с ней что-то вроде этого. Только ставки больше.
Демир пристально посмотрел на него:
– Именно. Что на моем месте сделал бы ты?
Монтего как следует поразмыслил.
– В чем ты разбираешься лучше всего?
– Трудно сказать. Я еще не стал взрослым. Могу склониться в ту или другую сторону. Мама говорит, что у меня много талантов. Она хочет, чтобы я пошел в политику, как она, но, если я предпочту армию, она не станет меня отговаривать.
Он говорил рассудительно, как взрослый. Монтего спросил:
– Кто тебе нравится?
– Мне нравятся люди, Монтего. Мне нравится разговаривать с ними, а не убивать.
Говоря это, он все время заводил за спину левую руку с символом гласдансера.
– Я вполне могу причинить боль, – честно сказал Монтего, – но, по-моему, заставлять человека делать это же против его воли неправильно. Стань политиком. Сделай мир лучше. – Он нетерпеливо переступил с ноги на ногу. Сколько времени он потратил впустую, слушая этот спор? – Слушай, я знаю, ты очень занят, но, может, сгоняешь в район Фэмили со мной и Киззи? Мы хотим исследовать там один заброшенный особняк.
Демир расцвел – Монтего даже не узнал его. Прямо-таки день и ночь: угрюмый подросток исчез, его место занял веселый, озорной мальчишка. И Монтего понял, что история об ограблении кондитерской, которую рассказала Киззи, – чистая правда.
Но это продолжалось всего мгновение. Улыбка погасла, и Демир сказал:
– Сегодня мне нужно выучить биографии командиров, иначе завтра генерал устроит мне взбучку. Но все равно спасибо, что пригласил. – Он отвернулся, помолчал и сказал: – Тебе надо учиться.
– Я учусь.
– Мало. Надо больше.
– Я не люблю учиться. Я буду палочным бойцом.
– Будь кем хочешь, но все равно учись. Не так много, как я. Но больше, чем сейчас. И еще… не показывай маме свои синяки. Она будет задавать вопросы. Я пришлю тебе курглас на ночь.
И он захлопнул дверь своего номера прямо перед носом Монтего.
Странный парень.
Монтего встретился с Киззи на северном берегу реки. Улицы здесь были шире, чем в других частях города, экипажей попадалось меньше, на дорогах виднелась брусчатка и везде стояли уличные фонари. В глубине парков, за аллеями из вековых деревьев, прятались огромные дома. Кое-где сквозь листья мелькали позолота и мрамор. Если верить Киззи, любой из них был по сравнению с «Гиацинтом» тем же самым, что «Гиацинт» по сравнению с любой лачугой в родной деревне Монтего. Все это пугало его, усиливало смутное ощущение того, что ему здесь не место и каждый знает об этом. Он даже поймал себя на том, что идет позади Киззи, сутулясь и стараясь не смотреть на прохожих.
Они прошли Фэмили-Хилл и, чтобы срезать путь, нырнули в рощу тысячелетних деревьев. Спутанные корни походили на лабиринт, в котором Киззи ориентировалась так же легко, как Монтего – в такелаже рыбацкого баркаса. Но ему было неудобно и тесно, он мог пролезть не везде. Зато ему нравилось наблюдать за Киззи. Сейчас она явно была сама собой: ни напускного нахальства, ни застенчивости.
Добравшись до края рощи, они присели на скамейку из узловатого живого корня.
– Я же говорила, что Демир не пойдет с нами, – сказала Киззи.
Монтего вдруг осознал, что с тех пор, как они с Киззи встретились сегодня у реки, ни один из них не сказал ни слова. Да и зачем им были слова?
– Мне кажется, будь его воля, он пошел бы, – ответил Монтего, разглядывая полог из древесных ветвей у себя над головой.
Вокруг было спокойно и тихо. Он не мог поверить, что в каких-нибудь двух шагах от них шумит и грохочет центр одного из крупнейших городов мира. Но даже с этого места, если прислушаться, слышался отдаленный стук экипажей, кативших по мостовым.
– Может быть, – неуверенно сказала Киззи. – Он всегда был книжным червем, а в последнее время совсем зарылся в книги. Я даже не зову его больше играть, все равно он никогда не приходит. – Она фыркнула так, будто Демир оскорбил ее лично. В каком-то смысле, догадался Монтего, так и было. – Особенно его бесит Мадж. Она еще хуже, чем его мама. Хорошо, что у меня нет военного наставника. – Она сорвала молоденькую веточку с нависшей над ними могучей ветви и переломила ее пополам. – Мой папа говорит, что у гениев обязанностей больше, чем у других людей. А еще он говорит, что Демир когда-нибудь будет управлять страной.
Монтего попытался представить этого угрюмого, хрупкого на вид мальчика во главе хотя бы своей деревни и не смог. Куда уж ему править целым народом. Вот командовать библиотекой, вернее, библиотечкой, вроде той клетушки с книгами, куда раньше ходили вдовы и вдовцы в его деревне, – это как раз для него.
– Он тебе нравится, – предположил Монтего.
– Конечно нравится. Он же мой друг. – Киззи поглядела на него, приподняв бровь, и, словно прочитав что-то по его лицу, расхохоталась. – Не в том смысле! Ты забавный маленький наглец. Он мне как младший брат. И относится ко мне лучше, чем мои родные братья и сестры. – Она помолчала и добавила: – А еще он слишком мелкий. Мне нравятся мальчики покрупнее.
Монтего почувствовал, как его щеки вспыхнули, но все-таки улыбнулся в ответ:
– Приятно знать. – Он на мгновение задумался, не решаясь высказать очередную догадку. – По-моему, Демир боится, – отважился наконец он.
– Демир? Вот еще! Он ничего не боится, иначе мы не стали бы с ним играть, ведь он моложе нас. Пойдем обыщем старый дом Херло.
Монтего пошел за Киззи по тропинке, которая привела их с лесистого холма вниз, на мостовую. Вдоль широких бульваров стояли особняки – не такие огромные, как на холме, но все равно очень большие. Монтего чувствовал себя неуклюжим болваном рядом со стремительной, бесшабашной Киззи. Они подошли к стене, которая примыкала к дороге. Каменная кладка изрядно пострадала от времени, и вскоре они отыскали трещину между камнями верхнего ряда.
– Сможешь залезть наверх? – спросила Киззи.
Ха! Она бы еще спросила у рыбы, умеет ли та плавать. Монтего размял пальцы, нашел опоры для ног и в мгновение ока оказался на стене. Потом одной рукой втянул Киззи и опустил ее с другой стороны, наслаждаясь тем, как она смеется. Сквозь заросли ежевики вела утоптанная тропинка. За деревьями стоял дом, когда-то величественный, а теперь пустой и обветшавший.
– Херло – последняя оставшаяся ветвь семьи-гильдии Зорлиан, – объясняла тем временем Киззи. – Раньше эта семья владела половиной Оссы, а теперь их единственный наследник сбежал от долгов. Его дом облюбовали для своих целей сборщики долгов, но я подумала, что взглянуть все равно можно. Никогда не знаешь, что они там прячут. Вдруг что-нибудь интересное?
Выйдя из зарослей, Монтего невольно остановился и принялся глядеть на четырехэтажное здание. Каменную кладку кое-где еще прикрывала штукатурка, делая дом похожим на навязчивого нищего в пятнах проказы, который вдруг вылез из утреннего тумана. В открытых окнах кое-где развевались занавески. Мальчика одолели сомнения: к такому дому, еще пригодному для жилья, должно быть, приставлена охрана. Их найдут и накажут, опекунам будет стыдно за него. Но его сомнения растопила озорная улыбка Киззи.
– Разделим добычу пополам? – предложила она.
– Конечно, – согласился Монтего, и, словно по молчаливому уговору, оба побежали к ближайшей двери.
Это оказался вход в кухню. Внутри пахло лежалой мукой и еще какой-то тухлятиной, роились стаи мух. Столы были перевернуты, ящики разбиты, солома и дрова разбросаны по полу. Может быть, здесь искали клад? Воображение подростков разыгралось. Они ворвались в обеденный зал, где стоял стол, некогда великолепный, а над камином висел портрет какой-то дамы, видимо знатной. Картина была изуродована ярко-малиновой надписью: «Нищебродка».
Монтего долго смотрел на нее.
– Это что, самый большой грех в Оссе? – спросил он. – Быть бедным?
Его вопрос нисколько не удивил Киззи, которая увлеченно тыкала палкой в заднюю стенку разбитого шкафа. Оттуда сыпались осколки дорогого фарфора.
– Конечно.
– А у тебя всегда будут деньги? – продолжил Монтего. – Ты же бастард и все такое.
Киззи сникла:
– Я не знаю. Мой единокровный брат Алдис – единственный порядочный из всех – говорит, что мне нужен запасной план. Что мне нельзя зависеть от отца. А отец говорит, что, когда я окончу университет, он отдаст мне в управление какой-нибудь зарубежный актив семьи. Он любит давать должности бастардам, чтобы они благодарили его и приносили пользу семье. Нас у него много. А ты как? Что готовят тебе Граппо?
Разговаривая, они перешли в другой зал, огромный, словно пещера. Высотой он был с два вестибюля «Гиацинта», но уступал ему по площади. Две широченные лестницы, то встречаясь, то расходясь в стороны, вели на самый верх, едва ли не под крышу. В крыше зияла дыра, сквозь которую лился солнечный свет. Слышалось пение птиц в саду. Пол в комнате сгнил и провалился, были видны стропила и темный подвал.
– Я тоже не знаю, – ответил Монтего, прислушиваясь к эху своего голоса. – Бабушка не хотела, чтобы я стал палочным бойцом. Адриана и Демир тоже твердят, что надо учиться. А на что мне эта учеба?
– Скукота, – подтвердила Киззи со знанием дела.
Монтего засмеялся. Иметь друга одного с ним возраста было ему в новинку. Деревенские ребятишки не играли с ним, потому что он был слишком большим и работал, как взрослый. А Киззи, похоже, это не мешало, она принимала его таким, каким он был.
– Может быть, я им надоем и они отправят меня назад, в деревню.
– Нет. Адриана всегда выполняет свои обещания. Она воспитает тебя как надо.