В тени молнии — страница 93 из 140

чем с ним справятся.

Идриан дошел до конца столовой: там была ржавая лестница, ведущая на крышу. Повесив щит за спину, он забрался наверх и сразу присел в темноте. Убедившись, что его не заметили, он поспешил вперед по шиферным плиткам. Еще два этажа он одолел на цыпочках, пригнувшись так, чтобы никто не увидел и не окликнул его со двора.

Поднявшись на крышу склада амуниции, Идриан сразу увидел темный силуэт. Гласдансер затаился в паре шагов от края крыши, как раз над внутренним двором, куда вела дверь комендантского дома. Лучшего наблюдательного пункта для того, кто собирается неожиданно ворваться внутрь в разгар ужина и поубивать всех, не придумаешь. Идриан был справа от гласдансера и слегка за его спиной; тот, если и заметил присутствие Идриана, не подал вида. Медленно, чтобы не задеть мечом или щитом о шифер, Идриан пошел к гласдансеру.

Он взял на изготовку меч со щитом и замер. Гласдансер был всего шагах в тридцати от него и смотрел в другую сторону. Он оказался крупнее, чем ожидал Идриан, может быть, даже крупнее его самого. Плечи его были сгорблены, а голова наклонена вперед так, словно он полностью сосредоточился на звуках, доносившихся сквозь открытую дверь внизу.

Глядя на него, Идриан почувствовал, как где-то в глубине живота возникло и стало расти чувство тревоги. Странно, очень странно. Конечно, убийцы-гласдансеры существовали, но все-таки их использовали редко: человек с небольшим магическим талантом, вроде Пискли, легко мог распознать их присутствие. По спине Идриана пробежал холодок – он понял, что гласдансер чего-то ждет: наверное, хочет, чтобы собрались все офицеры. В том числе Идриан. А может быть, поджидает Демира.

Ну ладно, хватит думать, пора действовать. Идриан повернул рукоять меча в ладони так, чтобы клинок смотрел тупой кромкой вперед. Если сделать гласдансеру больно, он станет таким же уязвимым, как всякий обычный человек. Тогда, возможно, удастся допросить его. А если сломать ему руку? Нет, лучше ногу. Или обе, одним ударом.

Идриан помчался по шиферной крыше к гласдансеру, больше не заботясь о тишине. Форджгласа на его форме должно было хватить на то, чтобы преодолеть короткое расстояние за секунду; так оно и случилось. Прикрывшись щитом, Идриан замахнулся мечом, опустив его низко, словно косу. Гласдансер начал поворачиваться к Идриану еще раньше, чем тот добежал до него, но увернуться все же не успел. Тупая кромка меча с размаху врезалась ему в ногу.

Такой маневр Идриан проделывал и раньше, а потому точно знал, сколько силы нужно вложить в удар. Меч ударился в голень, но не пробил ее, а отскочил, как от наковальни. Идриан едва не вывихнул руку. И он, и гласдансер удивленно крякнули.

Гласдансер упал, но, увы, не расшибся, зато Идриан потерял равновесие и покатился к краю крыши, однако успел сгруппироваться и перекатился через свой щит, который громыхнул о черепицу. Во время броска он восстановил равновесие, сделав отработанное движение, вскочил на ноги и выставил перед собой щит и меч. Каждый мускул его тела напрягся. Идриан был готов дать отпор врагу.

Чужой гласдансер оказался шести с лишним футов ростом и таким широким, что хватило бы на двоих крепких мужчин. Плащ почти полностью скрывал его торс, но Идриан хорошо видел массивные ручищи, закованные в матовую броню, и широкий шлем с причудливыми гребнями, которые напоминали шипы на панцире у краба.

Полсекунды противники оценивали друг друга, но тут в помещении под Идрианом раздались крики, которые вывели его из недолгой задумчивости. Поздно: оконные стекла посыпались со звоном, и он услышал, как с хрустом соединяются осколки, покорные магической воле гласдансера. Идриан развернул свой меч режущей кромкой вперед и сделал выпад.

Чужак оказался на удивление проворным, несмотря на свои габариты. Стальные подковки его сапог зацокали по черепице, он уклонился от одного рубящего удара Идриана, потом от второго. Идриан вдруг вспотел, его одолел страх, подобного которому он не испытывал никогда в жизни: даже руки задрожали. Он был без доспехов, и хотя при нем было достаточно форджгласа, увеличивавшего скорость движений, противник все равно успевал уйти от каждого удара.

Что-то мазнуло Идриана по затылку; он понял, что гласдансер одновременно уворачивается и наступает, для чего требовались и мастерство, и практика.

Краем глаза Идриан увидел, как что-то сверкнуло рядом. Он упал, покатился по крыше, закрылся щитом, и вовремя: там, где он только что стоял, в черепицу врезались десятки острых осколков, будто прошел стеклянный дождь. Прикрыв глаза щитом, Идриан почувствовал, как стеклянная крошка скользит по его лодыжкам, кромсая форменные брюки и кожу под ними. Вопреки всем инстинктам Идриан вскочил и помчался вперед, прямо на гласдансера, а не прочь от него, и прижал врага к самому краю крыши. Они оказались настолько близко друг к другу, что он ощутил горячее, кислое дыхание противника на своих щеках.

Только теперь Идриан как следует разглядел его. Кровь застыла в жилах. Этот странный шлем с шипастыми гребнями… слишком широко расставленные глаза, слишком низко опущенный рот. Это же не шлем. Это… лицо.

Этот гласдансер – эта тварь – не был человеком.

Мгновение они смотрели друг на друга поверх щита Идриана, а потом внизу подняли тревогу. Гласдансер раскрыл свою пасть, распялил ее во всю ширь и вытянул шею над щитом Идриана. Тот замер. Это же не взаправду, так? Но тогда получается, что он бредит? В последнее мгновение он опомнился, выставил вперед плечо и толкнул врага. Челюсти лязгнули прямо над его ухом, тварь задрожала и начала меняться.

То, что Идриан принял за плащ, развернулось и оказалось мощными крыльями, один взмах которых едва не сбросил Идриана с крыши. Свет на мгновение осветил зверя целиком. Идриан увидел, что на нем не броня, а твердый панцирь наподобие крабьего. То, что он поначалу принял за подкованные сапоги, оказалось когтистыми лапами. Гласдансер стремительно взмыл в ночное небо и растаял во тьме. Идриан отскочил от края крыши и, глядя вверх, стал ждать возвращения твари. Он слышал, как во дворе выкрикивают команды офицеры, как топают солдаты, хватая оружие и готовясь к бою. Шум стоял такой, что, даже если бы гласдансер напал на них, громче не стало бы.

Идриан все еще смотрел в небо, когда на крышу поднялся Тадеас с мечом и пистолетом, а за ним – Мика с парой гранат. На них были тяжелые плащи, которые скрывали все, кроме глаз, – лучшая защита от гласдансера. Идриан посмотрел на них, затем на небо и опять на них.

– Тадеас, – сказал он с отчаянием, – это случилось. Я сошел с ума. Я только что… я… Я боролся с…

Он умолк. Даже теперь, через некоторое время после исчезновения гласдансера, он не находил слов, чтобы описать пережитое. Значит, он спятил.

– Нет, ты не сумасшедший, – мрачно ответил Тадеас. – Я видел его с крыши казармы. И Мика тоже. Может, и еще кто-нибудь, я не знаю. Потом оно улетело.

У Идриана вырвался вздох облегчения: значит, это было на самом деле. Но тут же вернулся ужас. Этот гласдансер – не человек. Он так силен, что выдерживает удар, который свалил бы с ног любого, и так подвижен, что легко уходит от любой попытки достать его мечом. Что же это за тварь? Порождение годгласа? Или это какой-то грентский монстр? Или еще что-нибудь?

– Объяви повышенную готовность на случай, если он вернется, – приказал Тадеас Мике. – Идриан, как же тебя покромсало. Уходи с крыши и прими лечебное стекло. Из тебя всю ночь придется осколки вытаскивать.

Ночной воздух холодил тысячи мелких порезов на ногах и правом плече Идриана. Смотреть на них не хотелось. Кровь, поди, ручьями бежит. Хорошо, что на нем милкглас, а не сайтглас, иначе боль была бы непереносимой. Идриан не сводил глаз с неба, держа наготове щит и меч. Что это за тварь? И как с ней бороться, если она вернется?

45

Камера Демира в подземелье Маерхорна была небольшой, однако с претензиями на роскошь: в ней имелись камин и письменный стол. Ее освещал один газовый рожок, в углу стояло зловонное отхожее ведро; воздух поступал через ряд крошечных отверстий, просверленных в верхней части одной из стен.

Демир сидел на убогой кровати, подтянув колени к груди. На нем была та же форма, в которой он накануне приехал в Оссу. Он выспался, так как перед этим смертельно устал. Но сон был бредовым, злым, и Демир не почувствовал себя лучше. Все его попытки сохранить уверенность в себе оказались неудачными. Он совершил ошибку, очень серьезную, и теперь ему предстояло расхлебывать последствия своих поступков, продиктованных высокомерием. Эта крайне неприятная мысль вертелась в мозгу, как пушечное ядро на корабельной палубе. Как ее остановить? Есть ли такой способ? Или он вновь довел себя до сумасшествия?

Да нет, вряд ли. В Холикане он узнал, что такое сходить с ума. С тех пор отдаленно похожее ощущение приходило только под действием фиргласа. Сейчас он просто оступился, только и всего. Он еще может выбраться из ямы, в которую попал, и, может быть, даже извлечь из него пользу. Но как? Он сидит в подвале Маерхорна за то, что напал на сына одного из могущественных правителей Оссы. Причем это не единственное, что он натворил за последнее время. Правда, он думал, что те грешки всплывут позже и будут прощены: к тому времени у него уже будет слава победителя.

Он вздохнул, уперся затылком в холодную каменную стену, но тут же вскочил – где-то далеко лязгнула, открываясь, дверь. Послышались голоса, но слов было не разобрать. Открылась вторая дверь, уже ближе, и снова закрылась. Демир уставился на вход: газ горел так тускло, что скорее мешал видеть. Дверь была толстой, дубовой, с маленьким зарешеченным окошком в верхней части. Снаружи послышались шаги, и Демир увидел, как за окошком проплыли какие-то фигуры.

Мелькнула пара черных, точно угольки, глаз. Длинные темные волосы, острый нос – Каприк. Взглянув в окошко и увидев Демира, бывший друг тут же отвернулся, но их взгляды на мгновение встретились.

Демир прислушивался к его удалявшимся шагам. Зря он все это затеял, зря отдался на волю своего сломленного, пострадавшего от всплесков эмоций «я». Надо было сначала принять хорошую дозу скайгласа, переварить предательство Каприка, а потом взять витглас и с его помощью рассчитать, как уничтожить предателя – медленно, но верно, нанося удары со всех сторон в течение многих лет. Каприк даже не узнал бы, чьих это рук дело.