– А если надпись была выполнена нигрозиновыми или ванадиевыми чернилами, что тогда?
– Это также даст отрицательный ответ на поставленный вопрос. А значит, записка была изготовлена вне комнаты покойного музыканта. Кстати, названные вами сорта – большая редкость. Сейчас в России господствуют два вида чернил: кампешевые и более дешёвые – анилиновые.
– Откуда у вас такие знания?
– Ещё находясь в университете, я посещал свободные лекции по популярной химии и увлекался проведением простейших химических опытов.
– А что же сейчас вы не на учёбе?
– Я уже окончил университет.
– И куда теперь? В судебные следователи?
– Три года назад я перевёлся на факультет восточных языков и через несколько дней отбываю к месту службы.
– И где же оно это место находится?
– В Египте.
– А какая должность?
– Драгоман.
– Это что за басурманское слово?
– Переводчик.
– То есть толмач, по-нашему, да? – насмешливо скривил губы Славин.
– Как будет угодно. Но позвольте продолжить?
Судебный следователь бросил взгляд на часы, висевшие на стене, вздохнул и сказал:
– Валяйте, но желательно покороче. А то мы так и к обеду не управимся.
– Кроме смычка и чернил есть ещё и третье доказательство того, что в комнате Несчастливцева перед смертью был гость, – это сама записка. Как видно, лист в мелкую клетку вырван из записной книжки форматом в половину ладони. Оторван слева. Значит, он не мог принадлежать пропавшему блокноту Несчастливцева, о котором нам поведала хозяйка. Не относится он и к другим предметам, находящимся сейчас в коробке. Книги, нотные тетради скрипача целые. В них нет оторванных листов. Тогда возникает вопрос: из какой записной книжки вырван лист предсмертной записки? Ответ прост: из любой, но не из блокнота или тетради покойного. Так? – глядя на следователя, спросил Ардашев.
Следователь давно нервно покусывал кончик уса, стараясь не глядеть на Папасова. Наконец он поднял глаза и сказал:
– Умысел на самоубийство мог возникнуть у скрипача в любой день. А кусок бумажки оказался под рукой случайно, как и чернила с пером. Вот он и написал записку, ещё не решив, когда выпить яд. Статья в «Северном Кавказе» так напугала его, что преступник предпочёл позору смерть. К тому же обратите внимание, что записка выполнена обычным почерком, а не печатными буквами. Это и подтверждает, что музыкант писал собственноручно.
– У меня, к сожалению, нет образца почерка скрипача, поэтому я не берусь судить, кто писал. Буду вам очень признателен, если вы мне его покажите.
– А зачем? – нервно постукивая ногой под столом, спросил следователь.
– Чтобы убедиться, что именно Несчастливцев – автор послания.
– Вы меня неправильно поняли, молодой человек, – дёрнул щекой чиновник, – я не понимаю, зачем мне вам что-то показывать, если и так ясно, что было совершенно самоубийство?
– Ну хорошо. А как вы можете объяснить, что вся посуда в буфете была вымыта, рукомойник опорожнён, а помойное ведро переполнилось через край так, что вода потекла на пол. Если представить последние минуты жизни покойного, то получается, что он тщательно вымыл посуду, убрал её в буфет, достал из кармана заранее заготовленную предсмертную записку, бросил в стакан яд и принялся пить мадеру.
Следователь сердито покосился на Папасова и сказал:
– Теперь мне понятно, для чего вы взяли у меня протокол и записку. Что ж, Николай Христофорович, получается, что вы ставите под сомнение выводы судебного следователя и обращаетесь к постороннему лицу, не имеющего права вторгаться в производство уголовного дела, так?
– Ни в коем разе, Николай Васильевич. Я лишь хочу, чтобы восторжествовала истина. До сих пор я не получил от вас ответа на вопрос: кто написал подделку?
– Дело в отношении сообщника покойного скрипача, совершившего кражу рисунка Леонардо да Винчи, выделено в отдельное производство, и я дал все необходимые указания полиции по отысканию второго преступника.
– Помилуйте, ваше высокоблагородие, а как же надетое на нём «рваное между ног несвежее исподнее», указанное в том же протоколе осмотра трупа? И это при том, что чистая пара белья лежала в ящике буфета. Вы не находите странным, господин судебный следователь, что перед смертью самоубийца моет посуду и убирает её в буфет, а надеть чистое бельё забывает?
– Да мало ли что происходит в голове у человека, решившего покончить собой? Не стоит искать логику в поступках самоубийцы, – недовольно поморщился Славин.
Ардашев уже собирался ответить, но в этот момент раздался робкий стук в дверь. Следователь, обрадовавшись возможности прекратить неприятную беседу, возгласил:
– Да-да!
В камеру вошёл Журавлёв. В одной руке он держал котелок, а в другой кожаный портфель. Увидев Папасова с Ардашевым, врач-эксперт[30] замялся, не зная, начинать ли беседу или стоит повременить.
– Что у вас, Михаил Яковлевич?
– Принёс заключение по химической экспертизе содержимого желудка Несчастливцева.
– И каков результат?
– Обнаружены алкоголь и яд растительного происхождения – рицинус. У нас его называют клещевиной, из которой делают касторку. Сильнее цианистого калия в шесть раз. Противоядия не существует.
– Какая клещевина? Однолетняя? – удивился следователь. – Красивая такая, как пальма, с тёмно-красными листьями, похожими на кленовые? И семена в больших круглых коробочках, покрытых шипами? Она же вверх за лето вытягивается на сажень и более… Её у нас горожане в палисадниках сажают. И перед моим домом тоже такая растёт. Неужто она?
– Она и есть. Бобы, определённым образом повреждённые при изготовлении касторки, страсть как ядовиты. Если их в пудру перетереть, то для быстрой смерти хватит шарика с вишнёвую косточку.
– Так её же полно везде! Получается, любой может отраву сделать?
– Не совсем. Надо либо в химии разбираться, либо знакомого иметь на касторовой фабрике. Секретик один есть, слава Господу, не все его ведают, – хитро прищурившись, вымолвил медик и положил на стол несколько листов, исписанных мелким, но разборчивым почерком.
– Известно, что у человека, принявшего яд или залезшего в петлю, в последние секунды просыпается жажда жизни. Оттого у многих висельников пальцы оказываются зажаты верёвкой у самой шеи, а принявшие яд самоубийцы стараются промыть желудок водой или просят помощи. Это психология человека. Она бесспорна. Но в данном случае так называемый самоубийца даже не попытался выпить воды или выбежать из комнаты и позвать хозяев, что выглядит очень странно, – изрёк Ардашев.
– Видите ли, Михаил Яковлевич, господин бывший студент считает, что скрипача отравили. Он даже сделал некий химический эксперимент с чернилами, найденными в комнате покойного, чтобы доказать, что записка была написана другим составом чернил и, очевидно, другой рукой. – Следователь протянул врачу-эксперту бумаги Ардашева. – Не сочтите за труд, ознакомьтесь. Да вы садитесь. В ногах правды нет.
Журавлёв опустился на стул. Его глаза побежали по строчкам. Он прочёл один лист, потом другой. Затем поднял глаза и вымолвил растерянно:
– Очень убедительно. И формулы совершенно правильно указаны.
– Вы в этом уверены? – недовольно уточнил Славин.
– Абсолютно.
– Тогда я поручаю вам провести химическую экспертизу. Займитесь этим немедленно. Чернила из дома покойного возьмите у господина Ардашева, – он указал на коробку, – а постановление я вынесу сегодня же. Возможно, это позволит нам быстрее выйти на след соучастника кражи рисунка Леонардо да Винчи.
– Всё сделаю.
Врач достал из коробки чернильницу и удалился.
– Вы довольны, господа? – закуривая папиросу, спросил следователь.
– А как же смычок, перо и лист бумаги из чужого блокнота? – рассеянно спросил Клим. – Разве нет оснований для возбуждения уголовного дела об убийстве?
Следователь впился в Ардашева глазами и спросил:
– Ответьте мне, уважаемый господин драгоман, на один вопрос: мог ли скрипач, знающий, что умрёт через несколько минут, положить смычок в футляр скрипки не той стороной? А?
Клим молчал.
– Вы не слышали вопроса? Вам повторить?
– Мог, – тихо вымолвил он.
– А могли ли хозяева дома присвоить тот самый блокнот, из которого музыкант вырвал лист для предсмертной записки, и не сказать вам об этом?
– Могли.
– А новое перо могли прикарманить?
– Да.
– Вот то-то же! Теперь вам понятно, почему я не имею права возбуждать уголовное дело лишь на основании домыслов, пусть даже весьма логичных?
Клим задумался на секунду и вдруг сам задал вопрос:
– А как же чернила на записке и в чернильнице? От них вам никуда не деться, потому что протокол допроса домовладельцев, сдававших комнату покойному, вы составляли, макая то самое старое перо в чернильницу, которую только что отдали врачу Журавлёву. Теперь уже вам не удастся постановкой неверных вопросов свести на нет моё исследование в ходе химической экспертизы либо случайно эту чернильницу потерять. А после того как врач подтвердит, что чернила в записке и в треснутой чернильнице разные, вам волей-неволей придётся вынести постановление о второй экспертизе для определения пера, которым было написано последнее послание. Но и это ещё не всё! У хозяев дома сохранилось долговое обязательство Несчастливцева. Вам придётся изъять его и в почерковедческую экспертизу включить второй вопрос: написан ли текст долговой расписки и предсмертного послания одним человеком или разными? И вот тогда, если моё предположение будет подтверждено заключением эксперта, появится косвенное доказательство присутствия в комнате Несчастливцева, перед самой его кончиной, неизвестного лица. Кто был этот человек? Для какой цели он пришёл к музыканту поздно вечером? И связан ли его визит со смертью скрипача и обнаружением рисунка Леонардо да Винчи? Согласитесь, эти вопросы не удастся игнорировать и дело о краже придётся расследовать и дальше.