ны. Хотя если верить Достоевскому, то именно такие субчики и есть самые настоящие раскольниковы. Кстати, покойный Бубело хоть внешне и не походил на душегуба, но вёл себя с Ферапонтом довольно нагло и самоуверенно… А третий класс? А экипаж и обслуга? Разве преступник не может быть среди них? А что, если вся эта преступная шайка состояла из трёх человек: Несчастливцев, Бубело и ещё кто-то? И этот последний уговорил хориста отравить скрипача, а потом и прикончил самого Бубело? И теперь он и есть единственный обладатель «Мученичества святого Себастьяна». Тогда выходит, что Папасову вернули ещё одну подделку и художник написал две фальшивки. Но так это на самом деле или нет, станет известно лишь после заключения экспертизы в Петербурге. «А почему я решил, что сообщник должен был быть обязательно художником? – мысленно задался вопросом Ардашев. – Да, самому директору театра Блинохватову, учёному Батищеву, банковскому служащему Хачикяну, наверное, не по силам создавать копии великого флорентийца, но каждый из них мог заказать подделку у какого-нибудь мастера пера и туши. Но в этом случае всегда есть риск, что художник, узнав о краже и подмене работы из газет, может явиться в полицию. Тогда получается, что теоретически в круг подозреваемых входят почти все присутствующие на пароходе… Чертовщина какая-то… Я в полном тупике».
– Простите, сударь, вам принести ещё кофе? Вы пьёте из пустой чашки, – услышал Ардашев и поднял глаза. Рядом с ним стоял официант. Остальные места за столом опустели.
– Нет-нет, благодарю, – убирая салфетку, проронил Клим и покинул ресторан. А через час вновь ударил судовой колокол: «Рюрик» входил в бухту Пирея, расположенную в глубине Саронического залива.
Глава 15Пирей и Афины
Виднелся берег отдалённый,
И зелень лавров и олив,
И, белой пеной окаймлённый,
Лениво плещущий залив.
Корабельный градусник остановился на двадцатом делении по Реомюру[78], и вся беспечная путешествующая публика высыпала на палубу в летних одеждах, прибережённых для Египта. Ардашев стоял в лёгком сюртуке и курил, глядя, как пароход входит в укромную бухту, защищённую не только самой природой, но и двумя волнорезами. Море приняло цвет разбавленной синьки и почти не отличалось от неба. Солнечные лучи пронизывали прозрачную поверхность волн так глубоко, что, казалось, доставали дна. Слева и справа из воды выросли скалы, а между ними прорисовывались белые домики, спускавшиеся уступами к бухте. На севере и востоке виднелись горы, поросшие сосновыми лесами, а песчаная южная часть плавно сходила к воде.
Порт Пирей, как и одноимённый город, находился от Афин совсем рядом – в четырёх верстах по прямой, в десяти по шоссе и в двенадцати по железной дороге. Население Пирея насчитывало всего семьдесят пять тысяч жителей – в два с половиной раза меньше, чем в столице. В Афины ходили экипажи, конки и паровой трамвай[79].
Капитан предупредил пассажиров, что стоянка продлится только четыре часа и вечером судно покинет порт.
Матросы вынесли на палубу цинковый гроб Бубело и чемодан. Пассажиры притихли и отчего-то стали перешёптываться как на похоронах, но за спиной Ардашева мужской голос проронил:
– Жизнь скоротечна и может оборваться в любую минуту.
Клим повернулся. Рядом с ним стоял тощий и высокий человек лет сорока пяти, с бритым подбородком и такими же аккуратными усиками, постриженными над верхней губой, как у Ардашева. Он был в канотье и сером костюме с галстуком. В руках незнакомец держал трость с круглой ручкой из слоновой кости.
– Простите, не имею чести быть знакомым, – выговорил молодой дипломат.
– Стадницкий… Юрий Савельевич, архитектор.
– Ардашев Клим Пантелеевич, переводчик.
– Очень приятно.
– Взаимно.
– Я жил с почившим в одной каюте. Спокойный был человек, но в тот вечер отчего-то набрался. Он то пел, то молчал, казалось, что какой-то груз лежал у него на душе. Так вот… – архитектор подозрительно сощурился, – он несколько раз произнёс вашу фамилию. Вы были с ним знакомы?
– Нет, но, как выяснилось, мы оба из Ставрополя.
– Псой Трифонович всё порывался мне что-то рассказать, но так и не решился. И вот тут произошёл этот несчастный случай. Кто бы мог подумать?
– Скажите, а в связи с чем он произносил мою фамилию?
– Он просто сказал тогда задумчиво: «Ардашев, Ардашев…» – и всё. Как я понял, он с кем-то собирался встретиться. А это были не вы?
– Нет.
– Вы верите в судьбу?
– Отчасти.
– Вот так бегаешь за чином, – философически заметил Стадницкий, – добиваешься мало-мальски приличного жалованья, покупаешь дом, обставляешь его мебелью. У тебя появляется семья, и ты строишь уйму планов. Но там наверху, – он указал пальцем в небо, – уже кто-то за тебя всё решил. И прилетели архангелы и забрали твою душу. И осталась лишь телесная оболочка в гробу да чемодан с бельём. Больше ничего нет! И душе твоей уже не нужны ни хоромы, ни скарб, ни красавица жена, которая скоро о тебе забудет и разделит ложе с другим… Иногда, правда, вздохнут дети, вспоминая, как ты катал их на шее.
– Картину вы нарисовали, прямо скажем, невесёлую. Случаем, живописью не увлекаетесь?
– Малюю чуть-чуть, если честно. Но так, для души, не для продажи. Люблю акварель.
– А мне Бог не дал умения работать кистью… А вы, смотрю, один путешествуете?
– Пять лет назад моя жена погибла в железнодорожной катастрофе, сын вырос. Служит под Киевом, поручик. Письма пишет редко. Умру – и на похороны не приедет.
– А в Египет вас почему потянуло?
– Там тепло. Врачи посоветовали, говорят, у меня есть риск заболевания чахотки. А я ещё пожить хочу.
– Скажите, Юрий Савельевич, а покойный не называл фамилию того, с кем собирался встречаться?
– Только вас и упоминал. Вы уж не обессудьте, но я счёл своим долгом сообщить об этом капитану.
– И что он?
– Выслушал молча и поблагодарил за обращение.
– А Бубело не рассказывал вам, для чего он плывёт в Египет?
– Я поинтересовался у него на этот счёт, но он что-то пролепетал про фараонов и пирамиды. Послушайте, а что это вы меня так подробно расспрашиваете?
– Я подозреваю, что его могли убить.
– Убить?
– Да.
– Но кто?
– Любой из наших пассажиров. Скорее всего, его толкнули в грудь и он, упав на угольную кучу, пробил голову.
– И что же получается? Убийца сейчас среди нас?
– По всей видимости.
– Ага, значит, я первый подозреваемый, раз с ним жил?
– Вы абсолютно правы.
– Но у меня есть алиби. Я был в каюте и весь вечер читал книгу, пока он куролесил.
– Кто это может подтвердить?
– К сожалению, никто.
– Значит, у вас нет алиби.
– А моего честного слова разве не достаточно?
– Нет.
– Послушайте, а ведь и вы могли убить господина Бубело?
– Тогда бы мне не было смысла показывать его труп. Тело нашли бы не сразу. Подумали бы, что он, будучи пьяным, свалился за борт. Я первый его обнаружил, – спокойно парировал Клим.
– И что с того? Поиски ведь начались раньше. И вам, если представить, что вы убийца, как раз и было выгодно его отыскать и тем самым отвезти от себя подозрение. Кстати, а у вас алиби есть?
– Нет.
– А с капитаном вы общались?
– Подробнейшим образом. Я поведал ему, что в Ставрополе не так давно отравили скрипача, друга Бубело, который перед этим подменил набросок Леонардо да Винчи «Мученичество святого Себастьяна» плохо исполненной копией в частной коллекции.
– Рисунок нашли?
– Да, но хозяин эскиза сомневается в его подлинности. Это может быть и вторая копия, выполненная более мастерски. По просьбе владельца частного собрания я помогал судебному следователю расследовать убийство музыканта.
– И что же вы собираетесь делать?
– Попробую выяснить, где находился каждый пассажир вчера вечером.
– Это очень трудно. К тому же, согласитесь, злоумышленник не скажет правду.
– Другого способа подобраться к преступнику у меня нет.
– Если я что-то узнаю, обязательно с вами поделюсь.
– Буду вам очень признателен, – изрёк Ардашев, выбросив за борт папиросу. Его внимание привлекла парочка – египтолог Батищев и археологический рисовальщик, – намеревавшиеся отправиться в город.
Ход машины остановился. Пугая чаек, зашумела якорная цепь. «Рюрик» выдал длинный гудок, сообщая берегу, что он неподвижен. К пароходу понеслись наперегонки, как на регате, десятки лёгких лодок с варкарисами[80] в красных фесках и белых фустанеллах[81]. Пришвартовавшись к судну, они зазывали пассажиров криками, предлагая доставить их до набережной.
Клим забрался в небольшое судёнышко с двумя гребцами вместе с Батищевым и Сарновским.
– А вы, Клим Пантелеевич, с каких мест собираетесь начать осмотр Афин? – поинтересовался египтолог.
– Не знаю, я тут впервые.
– Что ж, тогда предлагаю присоединиться к нам. Я много раз здесь был проездом и с удовольствием покажу вам и Фаусту Иосифовичу достопримечательности древней столицы Греции.
– Буду очень вам признателен, Максимилиан Андреевич.
– Горестная картина на пароходе, – вымолвил Сарновский.
– Несчастный случай, – изрёк Батищев.
– Нет, убийство, – спокойно сообщил Клим.
– Не может быть?! – воскликнул учёный.
– Но как такое могло произойти? – спросил археологический рисовальщик.
– Как я выяснил, господин Бубело стоял спиной к приоткрытой двери угольного бункера и его толкнули вниз. Сорвавшись, он пробил затылок и скончался.
– А почему обязательно убийство? – задумчиво проронил Сарновский. – Пьяный человек, море, качка, открытая дверь, неосторожный шаг…
– Покойный из Ставрополя. А там за несколько дней до нашего отплытия из Одессы отравили скрипача, близкого друга Бубело. Так вот музыкант перед смертью ухитрился подменить эскиз Леонардо да Винчи «Мученичество святого Себастьяна» в одной частной коллекции.