видите, кавалеры, как коршуны, над ней носятся. Глазом моргнуть не успеешь, как растерзают красавицу… Вы, я вижу, с завтраком уже покончили. Не сочтите за труд, доведите меня до каюты. Шторм скорлупу нашу железную так мотает, что, боюсь, упаду ненароком.
Клим проводил княгиню, вышел на палубу и закурил. Ливень прекратился, но буря не утихала. Ветер гудел в мачтах, а из трубы вместе с дымом, точно из преисподней, искрами вылетали частицы угольной пыли.
– Любуетесь адом? – услышал он чей-то голос. Ардашев повернул голову. Рядом с ним стоял директор театра Блинохватов. В одной руке он держал рюмку, а в другой недопитую бутылку коньяку.
– Добрый день, Маркел Парамонович.
– Бросьте кривить душой, молодой человек! Ничего доброго сегодня не предвидится. День мерзкий и гадкий, как та старуха, которая только что держалась за вас, точно старая ворона, уцепившаяся когтями за обледенелую ветку. Ей пора бы в Бозе почить, а она всё шаркает по палубе, отравляя очаровательной Дарье Андреевне молодую жизнь… Выпьете со мной «Мартеля»? Я его в Одессе купил, чтобы на пароходе не переплачивать. Хотите, попрошу матроса принести вторую рюмку?
– Благодарю, но качка и коньяк – вещи несовместимые.
– Зря вы так думаете, – покачал головой собеседник – и, налив до краёв новую порцию напитка, принял внутрь. Он крякнул от удовольствия и сказал: – Спиртное – лучшее средство от морской болезни и страха кораблекрушения. Так легче обмануть пьяный организм и унять панику. Мозг начинает путаться, и вас, вот увидите, перестанет мучить качка. Может, всё-таки плеснуть вам?
– Что-то не хочется.
– А вот скажите, почему государь так боится нас в другие страны пускать?
– Простите?
– Что же тут непонятного? Заграничный паспорт нам выдают, а российский вид тут же забирают и вернут его лишь после возвращения. Разве это справедливо? Получается, мы с вами заложники у собственного государства. Боятся, что сбежим? – Он вынул паспорт и, тряся им, добавил: – С бумажкой и положением ты человек, а без неё – мокрица, насекомое. А если ещё и не из дворянского сословия – пустое место. Где же справедливость?
Не дождавшись от Клима ответа, он небрежно сунул документ в карман и вновь уменьшил содержимое бутылки.
– Признаюсь вам по секрету. Есть у меня в Ставрополе одна актриска. Хороша до безумия. Ждёт, что я вытащу её из пыльной дыры, устрою в свой театр на главные роли. Я, грешным делом, уже год ей это обещаю, но держать подле себя боюсь. Жена узнает, как пить дать. А так нет-нет да и съезжу в Ставрополь понежиться в объятиях красотки. Вот как раз перед этой поездкой я и успел к ней наведаться. Но, – он помахал пальцем, – фамилию её не назову. Уж очень в тех краях она известная, да и не привык я трепаться о любовных похождениях. Я не Матецкий. Вот уж кто ловелас! Он даже заколки у любовниц крадёт и чулочные резинки. Спрашиваю – зачем? Отвечает, мол, на старости лет будет что вспомнить. Представляете, каков гусь? Да-с…
– Ставрополь вам не понравился?
– Сонный город. Приказчики в лавках спят. Ресторанов – раз-два и обчёлся. Скука. Прогулялся со своей пассией в городской сад. Там военный духовой оркестр развлекал публику. Слышу: фальшивят безбожно. Подошли ближе и видим: прямо перед музыкантами стоит гимназист и с невозмутимым видом очищенный лимон кусает, будто яблоко ест. А у трубачей от этой картины оскомина так губы сводит, что бедолаги в мундштуки дуть не могут. Вот мелодия и ломается. Городовой оболтуса задержал и в участок отвёл. А на следующий день местная газетёнка эту новость на первой полосе дала. Писать-то больше не о чем. Тмутаракань.
Блинохватов выпил рюмку и тут же повторил. Потом поднял вверх бутылку и, посмотрев на остатки коньяка, качнулся и сказал уже заплетающимся языком:
– Придётся посетить бу-уфет.
– Может, хватит, Маркел Парамонович? Давайте я помогу вам дойти до каюты.
– При-и-соединитесь?
– Нет, спасибо.
– Очень жаль.
Ардашев помог уже изрядно захмелевшему директору театра добраться до вожделенного места и вернулся к себе.
Не прошло у получаса, как из коридора донеслось пение Блинохватова. Он стучался во все подряд каюты и предлагал с ним выпить. Дошла очередь и до двери Ардашева, который, обещая отведать коньяка, передал едва стоявшего на ногах служителя Мельпомены в слабые руки Матецкого, бледного от качки.
Клим ещё не успел раздеться, когда буря улеглась. Это произошло резко, будто по мановению волшебной палочки. Он закрыл каюту и вышел на палубу. «В первый круг подозреваемых добавился ещё один человек – директор театра, – мысленно рассуждал молодой дипломат. – Для чего он рассказал мне историю о Ставрополе? Заранее попытался оправдаться, если вдруг выяснится, что он туда приезжал? Поэтому и придумал сказку с актрисой? А что, собственно, он сказал такого, что подтверждало бы его там нахождение? Назвал город «пыльной дырой»? Рассказал историю про духовой оркестр в городском саду и гимназиста с лимоном? Так это шутка давняя и всем известная. Жаль, я не догадался уточнить у него какие-нибудь детали, например в какой гостинице он останавливался или как долго добирался до Ставрополя? Поди, не знает, что у нас и вокзала-то своего нет… Насчёт небольшого количества ресторанов он отчасти прав… С другой стороны, чтобы я ни спросил у него завтра, он сможет сослаться на то, что вчера сильно набрался и плохо помнит наш разговор».
Ардашев закурил. Лёгкий ветерок уносил папиросный дым в ночь. Мириады звёзд, точно рождественские свечки, украсили небо. Далеко на севере в лунном свете виднелась полоска перистых облаков. Вокруг было так тихо, что было слышно, как гудит гребной винт. Недовольные штилем волны бились о борт корабля и тут же терялись в бескрайнем море, но им на смену приходили другие. И так без конца. Пахло сгоревшим углём и водорослями.
II
В три часа пополудни следующего дня капитан, собрав пассажиров первого и второго классов в кают-компании, объявил:
– Дамы и господа, через час мы прибудем в Александрию. Однако вам придётся повременить с высадкой на берег. Как вы знаете, несколько дней назад на борту случилось несчастье – погиб пассажир Бубело. По всем вероятиям, его намеренно толкнули в угольную шахту. А значит, преступник среди нас. Есть все основания предполагать, что это второе убийство, а первое было совершено в Ставрополе-Кавказском две недели назад. Для того чтобы узнать имя злоумышленника, я, ещё находясь в Пирее, отбил две телеграммы. Надеюсь, что ответ на них уже ждёт в агентстве РОПиТа в Александрии, и я ознакомлюсь с ним ещё до того, как убийца сойдёт на берег и скроется от правосудия.
– Ой, да как же это? – воскликнула мать почтенного семейства в платье с турнюром из второго класса.
– Да кто же осмелился заповедь Божью нарушить? – подозрительно оглядывая присутствующих, вопросила княгиня.
– С ума сойти! – всплеснул руками директор театра.
– Чего-чего, а такого камуфлета я не ожидал, – признался декоратор.
– Всех подозревают? – возмутился Хачикян. – И меня? Но я не убивал пока никто… Вчера сам умирал и в каюта лежал. Волна был высокий, как Арарат.
– А что вы сделаете с преступником? – спросил Батищев.
– Помещу под арест и доставлю в Одессу, – ответил Добрянский. – Ещё вопросы есть?
– Да какие тут вопросы, – досадливо махнул рукой Сарновский. – Главное, чтобы за этот час третий труп не появился.
– Что ж, тогда я вас покину, – изрёк капитан и удалился.
– Клим Пантелеевич, вы слышали? – спросила Бестужева. – И что же теперь?
– Ничего не поделаешь. Придётся ждать.
– А можно вас попросить быть подле нас, пока капитан не вернётся?
– С большим удовольствием, Дарья Андреевна, составлю компанию вам и Марии Павловне. Может быть, хотите чаю, кофе?
– Что-то у меня сердце от страха зашлось, – пожаловалась княгиня. – Морем подышать надо.
– Вам помочь? – спросил Клим.
– Нет, сама доковыляю. А вы вещи уже собрали?
– Да, ещё вчера.
– Тогда хорошо.
– Господа-господа! Прошу внимания, – дрожащим голосом прокричал директор театра. – У меня пропал заграничный паспорт. Его нет ни в каюте, ни в одежде. Убедительно прошу всех сообщить мне, если вдруг он вам попадётся на глаза.
– Так вы же вчера его чайкам собирались скормить, – весело провещал египтолог Батищев. – Едва уговорил вас этого не делать, помните?
– Признаться, Максимилиан Андреевич, ничего подобного не припоминаю-с.
– Так и немудрено, Маркел Парамонович. Вы же едва на ногах держались. Спасибо господину Ардашеву, что уговорил вас в каюту вернуться.
– Виноват-с, господа, виноват-с, – опустив плечи, вымолвил Блинохватов и вышел. За ним поспешил и Матецкий. Им вслед раздался злорадный смех Батищева.
– А что будет, если он так и не найдёт заграничный вид? – жалобно вопросила Дарья Андреевна.
– Вернётся назад, в Одессу, – пожав плечами, предположил Сарновский.
– Дела-с! – глубокомысленно протянул купец из второго класса.
Лик солнца завис над почти зеркальной поверхностью моря. Чайки и буревестники, приняв «Рюрик» за рыбацкое судно, рядом с которым всегда можно разжиться рыбёшкой, уселись на мачтах и с любопытством разглядывали пассажиров, взирающих на пернатых с опаской. Где-то далеко, почти у самого горизонта, показались полоска суши и Александрийский маяк. Линия африканского берега становилась всё больше и больше, пока не превратилась в уже различимую землю. Александрия – полоска прибрежной суши, протянулась вдоль моря почти на пятнадцать вёрст.
Прямо по курсу выстроились многочисленные пароходы и парусники, подпирающие небосвод мачтами. Это и был всем известный Александрийский рейд. Подойдя к нему, машина убавила ход, а потом и застопорилась. Александрийский порт всегда славился отмелями, узкими проходами и рифами. Без местного лоцмана нечего было и думать о входе в гавань. Минут через тридцать от берега отошёл паровой катер и, пыхтя длиной трубой, заспешил к «Рюрику». С палубы сбросили трап, и лоцман-араб в тюрбане и абайе