Устало усевшись на камне, я осмотрелся по сторонам, пытаясь в темноте рассмотреть Сару. Без додзюцу это было трудно, но мне быстро пришли на помощь. В нескольких метрах впереди и снизу от меня вспыхнул неровный огонек, в свете которого показались Ичикишима, Тагори и Тагицу. На руки двух последних опиралась и Сара. Ее успели подлечить, но чувствовала она себя явно неважно.
— Рюджин-сама, — с почтительным поклоном обратилась ко мне Ичикишимахиме. — С вашего позволения…
Змея в образе девушки протянула вперед руки, на которых покоились два шарика глаз. Мангекьё Шаринган.
— Подойди ближе, — поморщившись, попросил я. — Я пока не в настроении двигаться.
— Простите, Рюджин-сама, но… Я не могу, — неуверенно ответила Ичикишимахиме, украдкой посмотрев на меня. — Вы… на троне. И раньше никому не дозволялось его занимать, кроме Хакуджа.
— На троне? — удивленно переспросил я, пытаясь осмотреться, но получалось плохо.
— Именно, — вмешался в разговор еще один голос.
— Хиро, и ты здесь уже, — узнал я говорившего, но неприятно удивился тому, что сейчас я даже не смог заметить его приближения.
Тьму разрезал куда более сильный источник света, чем тот, который создавала троица змей. Он всплыл над головой большого, почти с Манду уж вымахал зараза этакий, полосатого змея. Я редко призывал Хиро, но он все равно оставался, наверное, самым близким и понятным мне жителем Рьючидо, даже в сравнении с тремя нахлебницами, вечно висящими на мне. Наверное, и он понимал меня лучше, чем они, поэтому догадался создать новый источник света, который позволил мне разглядеть не только его самого, но и большую часть окружения.
Я и в самом деле оказался на троне Хакуджа. Он сильно потрепан оказался во время битвы, но прямо над моей головой тусклые лучи света падали на свиток, сжатый в зубах каменной фигуры дракона, которая все еще была целехонькой и возвышалась сейчас за моей спиной на добрый десяток или даже больше метров. Но не это главное, за что зацепился мой взгляд. Кроме Хиро в зал успели проникнуть и иные змеи самых разных размеров. С три десятка я их насчитал.
Да уж, наверняка наша с Хакуджа битва многих привлекла.
— Хех, что же… Хакуджа Сеннин умер, да здравствует Хакуджа Сеннин, — попытался неловко пошутить я, соображая, как поскорее мне в нынешнем состоянии убраться из Рьючидо вместе с Сарой.
Не думаю, что в ближайшие пару дней я хоть на что-то буду способен. Нужно призвать сюда клонов. Сражаться с такой оравой змей, пусть каждая из которых и слабее Хакуджа, мне не хочется. Не думаю, что моя шутка разрядит странную атмосферу и что они проникнутся иронией моих слов. Ведь Хакуджа Сеннин — это дословно Белый Змей-Мудрец. А меня многие знают под именем Белого Змея и сеннина, то есть Широхеби Сеннин. Иероглифы одни, а чтение разное.
На самом деле, хорошая шутка. Сам бы над ней посмеялся, не будь я в своем нынешнем положении.
— Хакуджа Сеннин умер, да здравствует Хакуджа Сеннин! — к моему большому удивлению, хором, словно репетировали, повторили мои слова три нахлебницы, склонившись в поклоне.
— Всегда поражался, как ты умеешь находить красивые и подходящие слова под самые разные ситуации, — уважительно произнес Хиро, склоняя свою массивную голову. — Хакуджа Сеннин умер, да здравствует Хакуджа Сеннин!
— Я бы не сказал, что они так уж красивы и уместны сейчас, — больше недоуменно, чем шокировано, пробормотал я, наблюдая, как один за другим склоняют свои головы змеи, повторяя один за другим:
— Да здравствует Хакуджа Сеннин!
Происходило явно что-то из ряда вон выходящее. Как я вообще оказался в таком положении? Хотя стоп! Я помню как!
— Кавакихиме, — холодно произнес я, когда эхо змеиных голосов умолкло в просторном зале.
— Да, Хакуджа-сама, — обреченным тоном вымолвила выползшая из-за спины ошарашенно оглядывающейся Сары змея в своем изначальном облике. — Я здесь и я признаю свою вину. Прошу только даровать мне простую смерть. Прошу, Хакуджа-сама.
— Смерть?! — едва не подпрыгнула на месте, услышав эти слова, Сара. — Стойте! Рюджин-сама! Каваки спасала меня ценой своей жизни! Я не могу позволить ей умереть. Я… Она просто хотела рассказать мне правду. И я… Я прошу тебя… Отец.
Мои пальцы невольно сжались на оплавленной рукояти Клинка Дракона, окончательно сминая и ломая ее на куски.
— Понятно, — глубоко вздохнув, произнес я.
Да, мне кажется, я и в самом деле начинаю понимать, что послужило причиной попаданию в Рьючидо Сары. Все демоны Узумаки, как же это глупо! И что мне теперь делать с этими девчонками?
Взглянув в глаза дочери, я понял, что выбора-то у меня нет, если я хочу оставаться отцом и не хочу лишиться дочери.
— Хорошо, — еще раз вздохнув, кивнул я. — Глупость не порок, но она должна быть наказуема в любом случае.
На вмиг воспарявшей после моих слов Каваки все еще держалась моя техника перевоплощения, с помощью которой она долгое время могла находиться в образе меча. Пусть недавно эта девчонка смогла ее ослабить, но в своем нынешнем состоянии я еще способен внести изменения в уже созданное дзюцу.
Тело змеи на секунду погрузилось в дым. И пока я скрипел зубами от боли после использования чакры, Каваки шокировано рассматривала свое новое тело, явно не в силах поверить глазам.
— Ты помилована, Кавакихиме. Но в напоминание о собственной глупости будешь носить более подходящий тебе облик, — довольный собой, устало поведал я вертящейся под взором десятков пар змеиных глаз макаке, в которую мной была превращена Кавакихиме.
— Ичикишимахиме, — с трудом поднимаясь на ноги, позвал я одну из нахлебниц.
— Да, Хакуджа-сама, — не в силах отвести взгляда от впавшей в прострацию Кавакихиме, ответила змея.
— Нам нужно вернуться, пока люди не начали волноваться. Ты же сможешь нас переместить?
— Да, Хакуджа-сама!
— Сара, — позвал я тоже глядящую во все глаза на Каваки дочь.
— Отец?
Неловко улыбнувшись от такого обращения и направленного на меня взора дочери, я негромко попросил:
— Давай мы оставим все произошедшее в тайне от мамы, ладно? Ну, хотя бы большую часть.
Глава 48. Ороши
9 мая 49 года от начала Эпохи Какурезато
Ровно через месяц четвертый день рождения Итачи. Итачи, который продолжает носить фамилию матери — Учиха, а не Рюсей. Н-да, мой сын постепенно взрослеет, а меня, как отца, до сих пор не знает. Думаю, это не самое хорошее течение событий, и далеко не все поймут причины моих поступков. Потому что после перерождения я все же потерял что-то человеческое в себе.
Кровная связь, которая большинству людей кажется чем-то крайне важным, для меня, при здравом размышлении, уже не играет большой роли. Я даже не могу сказать точно, с какого момента это так. Может, все началось еще в прошлом мире? Специфика моей работы могла наложить определенные профессиональные деформации. Или причиной всему перерождение, которое окончательно убедило меня, что люди могут быть реинкарнациями других существ, которые изначально не являются кровными родственниками? Или дело в том, что я сам не чувствовал родства с биологической матерью в этом мире? Или потому что я могу менять свой геном, и в разных клонах мне биологическими родственниками приходятся совершено разные группы людей? А, может, спусковым крючком стало буйство гормонов и кровосмесительная связь с Мицуко, которая по факту в тот момент даже не была кровосмесительной, потому что я уже не был даже биологическим ее родственником?
Сказать сложно, и пока на углубленное самокопание нет времени. Но факт в том, что после того, как Сара узнала, что я ее отец, для меня самого изменилось не так уж много. Да, она дорога мне и я люблю ее, но из череды прочих людей она выделяется не тем, что она моя дочь, а тем, что она любимая дочь Сальмы, и тем, что она любит мать. Для меня же она, может, и не чужая, но настолько же своя, как, например, клан Кагуя, как Юко Учиха, как Ибури, как все те, кто доверил мне свою веру и саму свою жизнь. Наверное, таковых слишком много, чтобы я выделял среди них своих детей. Может, в том числе и поэтому я не тороплюсь с ними сближаться, находя для этого разные причины.
Впрочем, эти самые причины находятся, и они реальны. Через моих сыновей некоторые люди уже пытались начать манипулировать мной, но тогда Корню попались в руки лишь клоны. В нашем турбулентном мире быть моим родственником пока не выгодно с эволюционной точки зрения, великоват риск не вписаться в рамки отбора. И я пока не уверен, что в будущем мне, как Рюджину, стоит иметь настоящих, а не искусственных детей. Прямо сейчас своими глазами, в образе Охеми, я имею сомнительное счастье наблюдать, как двор дайме Страны Огня лихорадит из-за его чрезмерной любвеобильности и плодовитости. А я сам недалеко от него ушел, если уж быть честным. Так что, возможно, Итачи навсегда останется Учиха, так же как и Сара останется дочерью королевы Роурана. И даже приемная Сора, я очень на то надеюсь, скоро станет частью другого рода.
Да уж, когда-то я принял ее в род с целью изучения кеккей генкай, попутно планируя в будущем создать отдельную ветвь. А теперь ситуация складывается такой, что приходится Сору сплавлять женихам. Жениху. Потому что этим шагом есть шанс убить двух зайцев разом. Потому что для местных жителей и для шиноби в первую очередь кровь важна. И даже приемная дочь может в политике значить очень много.
Разглядывая панораму Отогакуре через распахнутое по случаю пришедшего запоздалого весеннего тепла окно, я коснулся пальцами легкого ветерка, прилетевшего со стороны моря. Очень слабый отголосок легкого прибрежного бриза, рожденного на востоке, на побережье, и подхваченного местными ветрами над сушей, которые стремились к прогретым склонам Страны Гор на западе.
Воздух скользил меж пальцев и гладил кожу, словно пряди тонких женских волос. Сендзюцу позволяло окунуться в него с головой, ощутить потоки течений и завихрений. Ветер был податлив, насыщен ароматом пробуждающихся деревьев, цветущих слив с пригородов Итако, млечного сока разбитых вокруг Отомуры плантаций каучуконосов. Он был пронизан струйками дымов от литейных цехов Такеты, в нем чувствовались нотки морской соли и отголоски тухлых водорослей. Побережье было далековато, Отогакуре была в нескольких часах пути от Отомуры, которая стояла на притоке одной из двух больших рек Страны Звука и сообщалась с морем лишь по его руслу, но хеморецепция в этом теле была слишком чувствительна и усилена сендзюцу.