— Но мне же не справиться с управлением! — кричал я, свечой взмывая в черное небо, объятое грозным заревом.
— Разберешься! Азимут на По-ляр-ну-ю! — орал снизу сержант.
Я поглядел вниз. Подо мной проносилась гигантская груда обломков — совсем недавно она была гостиницей «Хилтон». Рядом с нею виднелась небольшая толпа, дальше огромным кольцом вздымались кроваво-красные языки пламени; на их фоне появилось черное круглое пятнышко — это стартовал с открытым зонтом Троттельрайнер.
Я ощупал себя, проверяя, прочно ли держатся постромки и ремни. Ранец булькал, пищал, свиристел, пар из сопла все сильней обжигал мне икры, я поджимал ноги, как мог, потерял при этом устойчивость и добрую минуту барахтался в воздухе словно большущий жук. Потом, случайно задев рукоятку, должно быть, изменил угол выхлопа и фазу же перешел на горизонтальный курс. Это было даже довольно приятно, и стало бы еще приятнее, знай я хотя бы, куда лечу. Поворачивая рукоятку, я в то же время старался охватить взглядом всю лежащую подо мной поверхность. На огненном фоне чернели зубчатые руины домов. Я увидел голубые, зеленые, красные нитки огня, они протягивались ко мне с земли, что-то просвистело возле ушей — да ведь по мне стреляют! Ну, скорей же, скорее! Я рванул рукоятку. Ранец харкнул, фыркнул, как неисправный паровоз, обжег мне кипятком ноги и дал такого пинка, что я кувырком полетел в черное как деготь пространство.
Ветер свистел в ушах, я чувствовал, как из карманов вываливаются перочинный нож, бумажник и прочие мелочи, попытался нырнуть за ними, но потерял их из виду. Я был совершенно один под далекими спокойными звездами и, не переставая шипеть, гудеть, свиристеть, — летел. Попытался найти Полярную, чтобы выправить курс; когда же мне это наконец удалось, ранец испустил дух, и я, набирая скорость, понесся к земле. На мое счастье, в последний момент — я уже различал ленту шоссе в дымке тумана, тени деревьев, какие-то крыши — ранец выплюнул последнюю порцию пара; я сбавил скорость и довольно мягко упал на траву.
В канаве неподалеку кто-то стонал. «Вот было бы удивительно, — подумал я, — окажись там профессор!» Действительно, это был он. Я помог ему встать. Он ощупывал себя в поисках очков. С ним самим ничего не случилось. Троттельрайнер попросил помочь ему отстегнуть ремни, потом уселся на ранце и достал что-то из бокового отделения — какие-то стальные трубки и колесо.
— А теперь ваш…
Из моего ранца он тоже извлек колесо, куда-то его приладил и крикнул:
— По местам! Едем.
— Что такое? Куда? — спросил я в недоумении.
— Тандемом. В Вашингтон, — лаконично ответил профессор: ногу он уже держал на педали.
«Галлюцинация!» — промелькнуло у меня.
— Вот еще! — возмутился профессор. — Обычное десантное снаряжение.
— Допустим; но откуда вам-то все это известно? — спросил я, усаживаясь на заднем сиденьице.
Профессор оттолкнулся, мы покатили сначала по траве, потом по асфальту.
— Я работаю на USAF[25], — крикнул он, энергично перебирая ногами.
Насколько я помнил, между нами и Вашингтоном простирались Перу и Мексика, не говоря уже о Панаме.
— Мы не дотянем на велосипеде! — заорал я против ветра.
— Только до сборного пункта! — крикнул в ответ профессор.
Неужели он не был обычным футурологом, за которого себя выдавал? Ну и влип я в историю… И что мне там делать, в Вашингтоне? Я начал тормозить.
— Вы что? Шевелите ногами, коллега! — отчитывал меня Троттельрайнер, пригнувшись к рулю.
— Нет! Остановка. Я выхожу! — решительно возразил я.
Тандем вильнул в сторону и остановился. Профессор, опираясь ногой о землю, издевательски указал на окружавшую нас темноту.
— Как хотите. Бог в помощь!
Он уже отъезжал.
— Вашими молитвами! — бросил я ему вслед.
Красная искорка сигнального фонаря исчезла во тьме, а я, сбитый с толку, присел на дорожный столбик. Что-то покалывало выше колена. Я машинально протянул руку, нащупал какие-то ветки и начал обламывать их. Стало больно. «Если это мои побеги, — сказал я себе, — тогда, несомненно, я все еще галлюцинирую!» Я наклонился, чтобы проверить — и вдруг меня ослепило. Из-за поворота блеснули серебряные фары, огромная тень машины притормозила, открылись дверцы. На приборном щитке горели зеленые, золотистые, синие огоньки, матовый свет обрисовывал чьи-то стройные ноги, золотые туфельки-ящерицы покоились на педалях. Темное лицо с пунцовыми губами склонилось ко мне, на пальцах, сжимавших баранку, сверкнули брильянты.
— Подвезти?
Я сел. И даже забыл о своих ростках. Украдкой провел по ногам ладонью, оказалось — всего лишь чертополох.
— Что, уже? — раздался низкий чувственный голос.
— В каком смысле? — растерянно отозвался я.
Женщина пожала плечами. Мощный автомобиль рванулся, она коснулась какой-то клавиши, кабина погрузилась во тьму, лишь впереди мчался кусок освещенной дороги; из передней панели поплыла щелкающая мелодия. «Странно как-то, — размышлял я. — Что-то не клеится. Ни рук, ни ног. Правда, не ветки — чертополох, но все-таки, все-таки!»
Я присмотрелся к незнакомке внимательней. Она, несомненно, была прекрасна, красотой демонической, манящей и персиковой. Но вместо юбки у нее торчали какие-то перья. Страусиные? Или это галлюцинация?.. С другой стороны, нынешняя женская мода… Я терялся в догадках. Шоссе было пусто; мы мчались так, что игла спидометра перегибалась через ограничитель шкалы. Вдруг чья-то рука вцепилась мне сзади в волосы. Я вздрогнул. Длинные острые ногти царапали мне затылок, скорее заигрывая, чем истязая.
— Кто это? Что там? — попробовал я обернуться, но не сумел. — Отпустите!
Впереди показались огни, какой-то большой дом, под колесами захрустел гравий, машина резко свернула, притерлась к тротуару вплотную, остановилась.
Рука, все еще державшая меня за волосы, принадлежала другой незнакомке, одетой в черное — бледной, стройной, в темных очках. Дверцы машины открылись.
— Где мы? — спросил я.
Они, не отвечая, припали ко мне; та, первая, выталкивала меня из машины, вторая тащила наружу, стоя уже на тротуаре. Я вышел. В доме веселились, оттуда доносилась музыка, чьи-то пьяные крики; освещаемый из окна, у стоянки золотом и пурпуром переливался фонтан. Мои спутницы мертвой хваткой взяли меня под руки.
— Но мне некогда, — пробормотал я.
Они будто не слышали моих слов. Та, в черном, наклонилась и горячо дохнула мне в ухо:
— Ху!
— Простите, что?
Мы были уже у дверей; их начал разбирать смех, и смеялись они не просто так, а надо мной. Все в них отталкивало меня, к тому же они становились все меньше. Приседали? Нет — ноги у них покрывались перьями. «Ага, — с облегчением сказал я себе, — все-таки, значит, галлюцинация!»
— Какая еще галлюцинация, недотепа! — прыснула незнакомка в очках. Она подняла обшитую черным жемчугом сумочку и огрела меня по темени. Я взвыл от боли.
— Поглядите-ка на этого галлюцинанта! — кричала другая.
Страшный удар обрушился на то же самое место. Я упал, закрывая руками голову. Открыл глаза. С зонтом в руке надо мною склонялся профессор. Я лежал на бетоне возле канала. Крысы, как ни в чем не бывало, ходили парочками.
— Где, где болит? — допытывался Троттельрайнер. — Здесь?
— Нет, здесь… — я показал на вспухший затылок.
Взяв зонтик за верхний конец, он врезал мне по больному месту.
— Спасите! — взмолился я. — Ради бога, довольно! За что…
— Это и есть спасение! — ответил безжалостно футуролог. — К сожалению, у меня под рукой нет другого противоядия!
— Но хотя бы не набалдашником, прошу вас!
— Так вернее.
Он ударил меня еще раз, повернулся и кого-то позвал. Я закрыл глаза. Голова невыносимо болела. Меня тряхнуло — профессор и мужчина в кожаной куртке, взяв меня под мышки и под колена, куда-то несли.
— Куда? — закричал я.
Щебенка сыпалась мне в лицо с шатающихся перекрытий; я чувствовал, как мои санитары ступают по какой-то хлипкой доске или мостику, и боялся, что они поскользнутся.
— Куда вы меня несете? — тихо спросил я.
Никто не ответил. В воздухе стоял непрестанный гул. Стало светло от пожара; мы были уже на поверхности, какие-то люди в мундирах хватали одного за другим всех, кого удавалось вытащить из канализационного люка, и довольно грубо швыряли в открытые дверцы — мелькнули огромные белые буквы: «US ARMY COPTER[26] 1 109 849», и я упал на носилки. Профессор Троттельрайнер просунул голову в вертолет.
— Простите, Тихий! — кричал он. — Тысячу извинений! Это было необходимо!
Кто-то, стоявший за ним, вырвал у него зонт, дважды крест-накрест огрел им профессора по макушке и пихнул его так, что футуролог со стоном упал между нами — и тут же взвыли моторы, зашумели пропеллеры, машина торжественно воспарила ввысь. Профессор пристроился рядом с моими носилками, осторожно поглаживая затылок. Не могу не признаться: понимая все благородство его поведения, я, однако же, с удовлетворением наблюдал, как на темени у него вырастает громадная шишка.
— Куда мы летим?
— На конгресс, — ответил, все еще морщась от боли, профессор.
— То есть… как это на конгресс? Ведь конгресс уже был?
— Вмешательство Вашингтона, — коротко объяснил Троттельрайнер. — Будем продолжать заседания.
— Где же?
— В Беркли.
— В университете?
— Да. Может, у вас найдется какой-нибудь нож, пусть перочинный?
— Нет.
Вертолет задрожал. Гром и пламя распороли кабину, мы вылетели из нее друг за другом — в бескрайнюю темноту. Как долго я потом мучился! Мне слышались стонущие голоса сирен, мою одежду разрезали ножом, я терял сознание и обретал его снова. Меня трясла лихорадка и подбрасывало на ухабах, надо мной белел потолок «скорой помощи», рядом лежала какая-то забинтованная мумия; по притороченному сбоку зонту я узнал Троттельрайнера. «Я жив… — пронеслось у меня в голове. — Все-таки мы не разбились насмерть. Что за счастье». Машина вдруг накренилась, перевернулась с пронзительным скрежетом, гром и пламя разорвали жестянку кузова. «Что, опять?» — сверкнула последняя мысль, а потом — черное, непроницаемое беспамятство. Открыв глаза, я увидел над собою стеклянный купол; какие-то люди в белом, с масками на лице и руками, воздетыми в благословляющем жесте, переговаривались полушепотом.