— Милостивый государь! — произнес он, привычно сопровождая свои слова ораторским жестом. — Вы видите перед собой известного защитника, светило адвокатуры — и несчастнейшего из отцов! У меня было двое талантливых сыновей…
— Как, и оба умерли?! — ахнул я.
Он отрицательно покачал головой.
— Живы, но стали эскалантами!
Видя, что я не понимаю его, он разъяснил существо своей родительской катастрофы. Старший сын подавал большие надежды в качестве архитектора, младший — на поэтическом поприще. Первый от реальных заказов, которые не удовлетворяли его, перешел на урбафантин и конструктол и теперь возводит целые города — воображаемые, однако. Подобным же образом протекала эскалация у младшего отпрыска: лиронал, поэматол, сонетал, и теперь вместо того, чтобы творить, он глотает психимикаты, навсегда потерянный для реального мира.
— На какие же средства они оба живут? — полюбопытствовал я.
— И вы еще спрашиваете? На мои, разумеется!
— И ничего нельзя сделать?
— Мечта, если дашь ей волю, всегда одолевает реальность. Псивилизация требует жертв! Все мы прошли через этот искус, даже я. Ведь безнадежное дело нетрудно выиграть перед несуществующим трибуналом!
Смакуя молодое и терпкое кьянти, я вдруг застыл, пораженный кошмарной мыслью: если можно писать иллюзорные стихотворения и возводить несуществующие дома, то почему нельзя есть и пить миражи? Адвокат, узнав о моих опасениях, рассмеялся.
— О, это нам не грозит, господин Тихий! Призрак успеха насытит дух, но призрак котлеты не наполнит желудка. Тот, кто захотел бы так жить, быстро умер бы с голоду!
Я, хотя и сочувствовал ему как отцу сыновей-эскалантов, все же вздохнул с облегчением. Действительно, мнимая пища реальную никогда не заменит. Хорошо, что сама природа ставит преграду психимической эскалации. Между прочим: адвокат тоже подозрительно громко дышит.
О том, как дошло до разоружения, я по-прежнему ничего не знаю. Межгосударственные конфликты принадлежат истории. Случаются, правда, локальные небольшие робитвы — обычно из-за соседских споров в районах пригородных вилл. Когда повздорившие семьи принимают кооперин и мирятся, их роботы, с обычным для автоматов запаздыванием восприняв флюиды враждебности, бьются стенка на стенку. Потом компостер вывозит трупье, а издержки возмещает страховая компания. Неужели роботы унаследовали от нас воинственность? Я проглотил бы любой труд на эту тему, но где его взять? Почти ежедневно бываю у Симинггонов. Он — скупой на слова интроверт, она — женщина неописуемой красоты; неописуемой, потому что меняется каждый день. Все совершенно другое — глаза, волосы, ноги, фигура. Их собаку зовут Киберняжка. Она уже три года как умерла.
11. IX. 2039. Дождь, запрограммированный на самый полдень, не удался. А уж радуга просто скандал — квадратная! Настроение хуже некуда. Я снова одержим своей давней навязчивой идеей. Опять перед сном меня мучит вопрос: не галлюцинация ли все это? Вдобавок меня одолевает желание заказать сниво о седлании крыс. Седла, подпруга, мягкая шерсть все время перед глазами. Тоска по утраченным навсегда временам хаоса в эпоху безмятежной гармонии? Неисповедима душа человеческая! Фирма, где работает Симингтон, называется «Прокрустикс инкорпорейтед». Сегодня в его кабинете листал иллюстрированный каталог. Какие-то механические пилы или станки. А я представлял его скорее уж архитектором, чем механиком. По ревйзору интереснейшая передача: похоже, назревает конфликт между ревизией и псивизией. Псивизия — это «программы почтой», доставляемые на дом в таблетках. Себестоимость намного ниже. По учебной программе — лекция по военной истории профессора Эллисона. Начало психимической эры было тревожным. Появилось настоящее сверхоружие в виде аэрозоля — криптобеллин; тот, кто его вдохнул, сам бежал за веревкой и вязал себя по рукам и ногам. К счастью, при испытаниях оказалось, что никакое противоядие его не берет, фильтры тоже не помогают, так что вязали себя все поголовно, а пользы от этого не было никому. После тактических учений 20004 года и «красные», и «синие» валялись на поле боя вповалку — все до единого в путах. Я не сводил с лектора глаз, ожидая сенсационных сведений о разоружении, но об этом — ни слова. Сегодня пошел, наконец, к психодиетику. Тот посоветовал изменить рацион и прописал небылин с пиеталом. Чтобы я забыл о прежней жизни? Повыкидывал все препараты, как только вышел на улицу. Можно еще купить духостат, его теперь так рекламируют, но что-то мешает мне; никак не могу решиться. Через открытое окно — модный, глупейший шлягер «Мы безродные ребята, разбитные автоматы». Никакого дезакустина! Вата в ушах ничуть не хуже, если хорошенько скатать.
13. IX. 2039. Познакомился с Барроузом, зятем Симингтона. Он производит говорящую упаковку. Странные заботы современного бизнесмена: упаковке разрешено завлекать клиентов, но только голосом; можно расхваливать товар, но тянуть покупателя за рукав нельзя. Второй зять Симингтона владеет фабрикой дверья, то есть дверей, открывающихся на свист хозяина. Рекламные картинки в газетах оживают, если на них посмотреть В «Геральде» одну полосу неизменно занимает «Прокрустикс инк.» Я обратил на это внимание, когда познакомился с Симингтоном. Реклама на всю страницу, причем сначала появляется огромная надпись «ПРОКРУСТИКС», потом — отдельные слоги и слова: «НУ…? НУ!!! Смелей же! ЭХ! ЭЙ! УХ! ЫХ! О-о-о, именно ТАК. АААаааа…» И все. Что-то не похоже на сельхозтехнику. К Симингтону пришел сегодня монах, отец Матриций из ордена безлюдистов — забрать какой-то заказ. Интересная беседа с ним в кабинете. Отец Матриций рассказывал, в чем заключается миссионерская деятельность его ордена. Отцы безлюдисты проповедуют евангелие компьютерам. Безлюдный разум существует добрых сто лет, а Ватикан все еще отказывает ему в равенстве перед богом. Папская курия словно воды в рот набрала, хотя сама прибегает к услугам компьютеров. Оказывается, энцик — это автоматически запрограммированная энциклика! Никого не заботят душевные муки компьютеров, возникающие перед ними вопросы, смысл их бытия. В самом деле: быть компьютером или не быть? Безлюдисты добиваются догмата о косвенном сотворении. Один из них, отец Шасси, автопереводчик, перелагает писание на современный язык. Пастырь, стадо, агнец — эти слова уже никому не понятны. Главный распределитель, следящая система, максимальная погрешность, профилактическое помазание — вот что действует на воображение! Глубокие, вдохновенные глаза отца Матриция, его холодное, стальное рукопожатие. Но типично ли это для новой теодицеи? С каким презрением отзывался он о теологах-ортодоксах, именуя их граммофонами Сатаны! Потом Симингтон робко предложил мне попозировать для его нового проекта. Значит, он все-таки не механик! Я согласился. Сеанс продолжался около часу.
15. IX. 2039. Сегодня позировал Симингтону. Измеряя пропорции моего лица при помощи карандаша, левой, свободной рукой он что-то положил себе в рот — украдкой, но я-то заметил. Он застыл, всматриваясь в меня и бледнея; на висках у него показались прожилки. Я испугался, но это почти мгновенно прошло; он сразу же извинился — как всегда, вежливый, спокойный и улыбающийся. Однако выражение его глаз в эту секунду забыть невозможно. Мне как-то не по себе. Эйлин все еще у тетки, по ревидению — дискуссия о необходимости реанимализации природы. Диких зверей давным-давно нет, но ведь можно воссоздать их путем биосинтеза. С другой стороны, стоит ли рабски копировать то, что когда-то бездумно состряпала эволюция? Интересно выступал сторонник фантастической зоологии: нужно, мол, заселить заповедники не плагиатами, а плодами оригинального творчества. Из проектных образцов особенно удачными мне показались грабасты и леммипарды, а также огромный муравец, поросший густой муравой. Основная задача, стоящая перед зоодизайнерами, — гармоническое сочетание новых животных со специально подобранной природной средой. Крайне любопытными обещают быть люминодрамонты — гибрид светлячка, дракона о семи головах и мамонта. Не спорю — все это оригинально, а может быть, и красиво, но мне как-то ближе старые, простые животные. Я сознаю неизбежность прогресса и умею ценить лактофоры, которыми опрыскивают луговую траву для получения творога. И все же исчезновение с пастбищ коров — мера, в общем-то, рациональная — невольно наводит на мысль, что луга, лишенные их флегматичной, интровертивно пережевывающей экзистенции, как-то пусты и печальны.
16. IX. 2039. Странная заметка в утреннем «Геральде» — о проекте закона, по которому старение объявляется наказуемым. Спросил Симингтона, как это понимать. Тот лишь усмехнулся. Выходя из дома, во внутреннем дворике заметил соседа. Он стоял, прислонившись к пальме, закрыв глаза, а на его лице, на обеих щеках, сами собой появились красные пятна, образовавшие четкий контур ладони. Он потряс головой, протер глаза, чихнул, высморкался и начал опять поливать цветочки. Как мало я все-таки знаю! Пришла осязаемая открытка от Эйлин. Ну, не чудесно ли это — современная техника у любви на посылках! Мы, наверно, поженимся. У Симингтонов только что прибывший из Африки левак — ловец синтетических львов. Его рассказ о неграх, побелевших при помощи альбинолина. Но хорошо ли решать наболевшие социальные и расовые проблемы химически? Не слишком ли это просто? Получил рекламную бандероль — внушилки, которые сами никак не воздействуют на организм, а лишь убеждают принимать другие психимикаты. Значит, есть все-таки люди, не желающие их глотать? Этот вывод меня ободрил.
29. IX. 2039. Все еще не могу опомниться после беседы с Симингтоном. Вот уж поговорили начистоту! Может, из-за принятой нами повышенной дозы симпатина пополам с амиколом? Он буквально сиял: проект был готов.
— Тихий, — сказал он мне, — вам известно, что мы живем в эпоху фармакократии. Осуществилась мечта Бентама о максимуме счастья для максимума людей — но это лишь одна сторона медали. Вспомните-ка французского мыслителя: «Недостаточно, чтобы мы были счастливы — нужно е