— Да, вы правильно поняли, — помолчав, повторил он. — Трое помощников покойного Мациуха находятся в критическом состоянии. А всего у нас и на других контрольных пунктах выявлено шестьдесят восемь случаев психофизических отклонений. К счастью, там не включали мониторов, а смотрели видеозапись передачи, сделанную Мациухом. Все пораженные находятся в карантине, группа добровольцев заботится о них. Меня лично эта трагедия окончательно убедила в правильности решения не начинать вооруженной атаки на седьмой этаж. Десантники наверняка уничтожили бы нескольких Существ, но при этом трансформировались бы сами.
— Подсчитал кто-нибудь, сколько потребуется времени, чтобы преобразить все население планеты?
— Мнения расходятся. Примерные оценки колеблются от трех дней до нескольких лет. Все зависит от того, как долго продержались бы в изоляции от евроазиатского континента Африка, Америка и Австралия. Я лично считаю, что для овладения Азией Существам понадобилось бы длительное время. Племена в Гималаях и Андах не сразу обнаружишь.
Он устало провел рукой по глазам и тихо сказал:
— Друзья мои, подумаем о Мартине Данеше. Пожелаем ему спокойной ночи!
Во тьме трещали выстрелы, слышались крики раненых. Мартин ощущал запах пороха и крови.
— Нет! — кричал он в ночь. — Нет!
Он уснул ненадолго. Его мучили кошмары, ноги сводила судорога, руки делались свинцовыми. «Я устал», — уговаривал он себя, в глубине души сознавая, что усталость не имеет ничего общего с его отчаянием. Он вспомнил рассказ отца.
Летающая крепость Б-52 взмывает на двенадцатикилометровую высоту. В кабине хорошо выспавшийся экипаж. Пилоты весело переговариваются, вспоминая недавний отпуск в Токио. Они тщательно выбриты, плотно позавтракали. Подрагивают стрелки приборов на пульте управления, сменяются цифры на дисплеях.
Ноль!
Никому не требовалось нажимать пресловутую кнопку — бомбовое устройство сработало по электронному приказу. Десятитонный груз вывалился вниз. Самолет неприятно подпрыгнул, качнулся, но автопилот тут же вернул его в нужное положение. Поворот штурвала, и воздушный гигант направил свой тупой нос обратно, к Гуаму. Где это мы? Куда падают бомбы? А черт его знает, не наше дело!
Бомбы, удлиненные предметы цвета волчьей шкуры, смертоносные бусы, нанизанные на нити траекторий, гудят в густеющем воздухе.
В бамбуковой постельке спит трехлетняя девчушка.
Мальчик ведет на пастбище буйволов.
Партизанский инструктор обучает стариков и десятилетних мальчуганов — все остальные мужчины деревни давно убиты — копать противотанковые рвы. В небе тишина. До земли не доходит гул моторов. Когда послышится свист падающих бомб, будет уже поздно.
Вот бомбы уже над головой.
— Нет! — кричит слепой и просыпается.
А если там, на седьмом подземном этаже больные люди? Или они в самом деле стали Существами? Допустим, да. Имеем ли мы право убить их? Пытался кто-нибудь наладить контакт с ними? Яролимек утверждает, что да. А если это была плохо продуманная попытка?
Мартин любил слушать по радио научно-фантастические рассказы. Больше всего нравились те, где речь шла о первом контакте с инопланетянами. Обмен важнейшей информацией, формула Пифагора…
Звонок телефона.
— Пора, Мартин, — в трубке голос полковника.
Слепой встает. Делает гимнастику. Наклоны, прыжки с приседаниями — способствует ориентации в пространстве. Наклоны в сторону, круговые движения туловища — кружится голова. «Только не у тебя, Мартин, — всегда повторял отец. — У тебя не может кружиться голова. Ты не видишь, а другие видят. В этом ты отстал. Поэтому во всем остальном ты должен быть впереди них». Отец умер шесть лет назад. «Последствия вьетнамской войны», — заключил врач. Американцы извинились. Тщательно выбритые, плотно позавтракавшие американцы. Произошла ошибка. Но ведь отец воевал. Помогал вьетнамцам. Он не стрелял, но лечил тех, которые потом, после выздоровления, стреляли.
Почему ты мне не рассказал об этом подробнее, папа? Ты не успел или тебе не пришло в голову, что я сам когда-нибудь буду стрелять? Откуда же мне знать теперь, хорошо это или плохо?
Пора, Мартин.
Он старательно причесался, стоя в ванной лицом к зеркалу. Он знал, что такое зеркало, отец объяснил ему. Часто ощупывал он чуткими пальцами зеркальную поверхность в надежде уловить отблеск собственного отражения… Ему говорили, что он красив. «В очках вы совсем не похожи на слепого, Мартин».
Как бы не так!
И все же сегодня никто другой в целом мире не сможет произнести «приветственную речь»: та-та-та.
Он вышел в коридор, запер за собой дверь и вызвал лифт.
В квартире зазвонил телефон.
Кабина лифта с лязгом остановилась перед Мартином.
«Полковник, я не орудие преступления. Стрелять не буду, баста! Попробуйте иначе, должно существовать другое решение. Залейте подвал водой, пустите газ, делайте, что хотите, но меня в это не впутывайте. Так ему и скажу, — решил Мартин. — Слепых оставьте в покое».
Правительственная «Татра» следовала по пражским улицам. Две патрульные машины прокладывали ей дорогу по и без того пустынным улицам. Известие о событиях в юго-западном районе города сковало людей.
— Мартин, умерло еще двое, это не считая Мациуха, — сказал полковник. — Даже беглый взгляд на Существ вызывает мгновенное действие. Вся надежда только на тебя… Только на тебя… или…
— Или?
— Придется взрывать. Вплоть до атомного взрыва.
— Как можно? Вы не знаете, чем это грозит? Ведь даже сейчас люди продолжают умирать от последствий Хиросимы и Нагасаки.
— Ученые подсчитали, что за неделю подвергнется заражению вся Европа, по истечении месяца — весь мир. Если мы не вмешаемся. Немедленно, сию минуту.
Бомба, сброшенная Б-52, тоже атаковала вслепую, не оставляя никакого шанса тем, кто был внизу. А Существа… Дали они хоть какой-то шанс несчастным людям в информационном центре, тем, кто погиб в эти два дня? Какую формулу послали они? Как прозвучало их приветствие?
Эта девушка, Дана Мразкова, кажется, так ее звали, сказала академику Мациуху: «У них странные глаза… они преобразили людей!» Существа попали в людей смертоносным взглядом и превратили их в себе подобных. Как если бы бомба после взрыва не только убила людей, но превратила их в новые бомбы. Слепо, неотвратимо.
— Одно у меня не умещается в голове, — ворчал полковник.
— Что?
— Хотелось бы знать, чем они там заняты.
— Кто?
— Да Существа! Уже три дня они находятся в бункере. Мы отключили им свет, вентиляцию. А они и не пытаются выбраться.
— Может, погибли.
— Да где там. Мы их все время слышим. Они там двигаются, что-то делают. Слышатся металлические звуки, гул. Остается только гадать, откуда они берут энергию. Они что-то замышляют.
— Мы это скоро узнаем, — решительно сказал Мартин.
Полковник схватил его за руку:
— Мартин, я до последней минуты боялся, что ты откажешься.
— Я и хотел отказаться, но передумал, — признался Мартин.
— Почему?
— Потому что понял, что худшее зло — слепота, которая коренится в душах людей, или, если хотите, Существ. Она не имеет ничего общего со зрением. Это свойство духа, и его надо ненавидеть.
— Я не совсем тебя понял.
Слепой усмехнулся. Имеет ли смысл объяснять?
— В жизни каждый должен отыскать свой путь и принять чью-то сторону. Я нашел свой путь.
— Товарищ министр, мы готовы.
— Отлично, товарищ полковник. Как самочувствие, Мартин?
— Товарищ министр, шахта разминирована! Лифт подготовлен.
— Пойдемте, товарищи, — сухо сказал министр. — Оружие проверено?
— Мы просветили каждый патрон, товарищ министр.
— Вы сами пошли бы вниз с этим оружием?
— Завяжите мне глаза и только прикажите, товарищ министр.
— Хорошо, хорошо…
Топот солдатских сапог по коридорам, отголоски команд. Чей-то голос: «Ослеп, что ли?»
Мартин внутренне усмехнулся: «Не в бровь, а в глаз! А вот без слепого не обойтись. Поэтому я здесь. С карабином в руках, обвешанный магазинами, с противотанковыми гранатами в заплечном мешке — на всякий случай, как сказал полковник».
На этот раз, прежде чем войти в лифт, Мартин помедлил, как обычный слепой. Никогда ему не избавиться от страха перед лифтами. Никогда. А поедет ли он еще в жизни на лифте?
— Ни пуха, — сказал министр. Мартин протянул ему руку. Министр пожал ее — горячая сухая ладонь и крепкое, уверенное рукопожатие.
— Давай, дружище, — сказал полковник, хлопнув его по плечу. Мартин улыбнулся из своей темноты. Он привык к полковнику и доверял ему.
Дверцы захлопнулись за ним, теперь он должен нажать кнопку. Ему говорили: не торопись. Не делай этого, пока не будешь внутренне готов. Можешь ждать хоть час, хоть два. Почувствуешь неуверенность, вернись. Никто тебя не осудит.
Он нажал кнопку.
Загудел двигатель, и лифт начал спускаться. Кабина мягко коснулась пола.
«Как только ты спустишься, мы перережем канаты, насос накачает в шахту бетон, и ты останешься внизу один. Ты и они», — так объяснил Мартину полковник.
Боялся ли Мартин? Да. Очень боялся. Слепой живет в постоянном страхе. Но Мартин никогда и никому в этом не признавался.
Кабина соскользнула с рельсов и зависла на канатах, опускаясь сантиметр за сантиметром в разрушенную шахту. Погнутая арматура цепляла за стенки. А саперы клялись, что путь свободен. Вдруг ему пришло в голову: а что если из стены торчит какой-нибудь прут и кабина застрянет. Что тогда? Его поднимут. Полковник скажет: «Видно, ничего не поделаешь, отправляйся домой, Мартин». Черта с два! Он не пойдет домой. Он спустится вниз по канату. Весьма романтично, не то что ехать на битву в лифте. Слепой ратник.
Кабина лифта коснулась бетонного пола, подняв вихрь пыли. В носу у Мартина защекотало, секунду он сдерживался, потом оглушительно чихнул.
Первый шаг на поле битвы. Под ногами хрустит раздробленный бетон и плитки пола. Может, Существа отшвырнут меня, как отразили смерч раскаленных газов и град стальных осколков? Он вытащил оружие и медленно двинулся вперед. Для слепого это было непроходимое помещение: в полу зияли рваные дыры, торчала обнаженная арматура. Он ступал только тогда, когда был абсолютно уверен, что место безопасно.