Ситуация в центральной Албании висит на волоске. Две дивизии итальянцев, скудно обеспеченные артиллерией, под управлением ошарашенных недавней катастрофой генералов пытаются удержать одну кавалерийскую, то есть вдвое меньшую по численности греческую дивизию, усиленную неполным батальоном легкой пехоты. Но греки греют в руках козырный туз – укомплектованный советскими добровольцами танковый батальон, почти полсотни танков с обстрелянными, попробовавшими крови экипажами. Останавливать их банально нечем, у греков три-четыре танка на каждую итальянскую противотанковую пушку. Куда рванется эта бронированная орда, на Тирану, топтать гусеницами аэродромы, или прямым ходом направится к портовым сооружениям Дураццо?9 После выволочки, которую устроил своим генералам взбешенный поражениями и скрытыми насмешками германского руководства Муссолини, у последних резко усилилась сообразительность, противотанковые батареи ждущих отправки в Албанию дивизий перебрасывают в Тирану по воздуху. Грузоподъемности разжалованного из бомбардировщиков в транспортные машины SM-81 «Пипистрелло» хватает на то, чтобы перебросить пушку вместе с расчетом, не зря он похож на «Тетушку Ю», как брат на сестру. Три десятка доставленных на аэродром албанской столицы пушек позволили более-менее надежно прикрыть от танкового прорыва путь на Тирану – в горах мало дорог.
Вот между Эльбасаном и Дураццо широкая, удобная для танков равнина, остановить их здесь может только эшелонированная оборона, на создание которой просто нет сил. Поэтому укрепления возводятся непосредственно у порта, там вкапываются в землю зенитки, готовятся позиции для противотанковых «белеров», впервые за войну устанавливаются минные поля. Мобилизованные албанцы роют эскарпы и противотанковые рвы.
Захватившим важнейший транспортный узел Албании грекам тоже не до наступления. Сил хватает либо для обороны захваченного, либо для еще одного рывка вперед. Продолжение наступления смертельно напугает итальянцев. На этом его полезность заканчивается. Оторванные от снабжения, греки будут уничтожены, а Эльбасан снова займут враги, взять город во второй раз так легко не получится. Поэтому греки строят оборону на дальних подступах. Итальянцы пару раз пробовали проверить ее на прочность, но откатывались, лишь заслышав звук танковых двигателей. Наступать на танки минными полями не умеет даже вермахт.
Восстановить разбитые бомбами пролеты мостов пока не удается, над летящей с гор массой кипящей воды удалось только перебросить навесные мостики. По уложенным на качающиеся канаты доскам сочится тощий ручеек пехотинцев. На спинах носильщиков перебираются с берега на берег ящики со снарядами и патронами, но это – капля в море. Итальянцы разбомбили два моста, трофейные грузовики подхватывают подкрепления и боеприпасы только за вторым. Полтора километра грузы приходится тащить на руках, много ли так переносишь? На саперов смотрят с надеждой и упреком – когда? Скоро, отвечают небритые, не выспавшиеся мужики и снова лезут в ледяную воду, тешут и волокут бревна, вбивают скобы…
Если они откроют дорогу раньше, чем итальянцы смогут перевезти морем на восточный берег Адриатики новую армию взамен уничтоженных, это победа. Не успеют – воевать придется как будто с начала. Стук топоров не смолкает ни днем, ни ночью. По сторонам дороги уставились в небо стволы зениток, над переправами дежурят попеременно группы истребителей, отгоняя пытающихся повторить удар вражеские бомбовозы.
Расчеты для трофейной артиллерии в Эльбасан доставили по воздуху. На наскоро доведенную до более-менее пригодного состояния полосу недостроенного итальянцами аэродрома приземлились несколько небольших двухмоторных самолетов, похожих на маленький «дуглас». Артиллеристы и зенитчики направились осваивать трофеи, не глушившие моторов «энсоны» забрали самых тяжелых раненых, пленных генералов с полковниками и, не задерживаясь, улетели обратно.
Первая автоколонна из Корчи в Эльбасан прошла по залатанным мостам шестнадцатого декабря. В городе не останавливались – пехоту и артиллерию везли к линии фронта. За прошедшую неделю истребители греческих ВВС в воздушных боях практически вырезали авиацию противника. Свои потери тоже велики, но итальянцы в светлое время суток в воздух не поднимаются, транспортным колоннам удары с воздуха не угрожают. За первой колонной прошла вторая, третья…
К вечеру ждали командующего, готовились. По самым достоверным сведениям, он вез с собой чуть ли не грузовик с наградами. Не дождались, праздник не состоялся.
Любимец армии, герой республики, генерал-лейтенант Чолакоглу был убит фашистом-фанатиком, неделю скрывавшимся в развалинах у дороги. Награды и приказы о присвоении очередных званий своим соратникам на следующий день вручал генерал Станотас. Мрачные лица награждаемых не вязались с торжественностью процедуры. Фотографии греков, угрюмо принимающих из рук командира ордена и погоны, обошли страницы многих газет мира – с самыми разными комментариями.
Церемониальный зал на втором этаже афинской мэрии полон людей. Члены правительства, представители генералитета, знаменитые сограждане стоят рядами, склонив головы, на рукавах мужчин – траурные повязки. Флаги, ленты и негромкая печальная музыка. Греция прощается со своим героем. На возвышении, среди венков и цветов стоит гроб с телом погибшего на боевом посту генерал-лейтенанта Чолакоглу. Страна скорбит, объявлен трехдневный траур.
Политики и писатели, чиновники и военачальники, сменяя друг друга, говорят о погибшем, о невосполнимой утрате, которую с его гибелью понесла нация. Лишь один из присутствующих знает, что она получила. Начальник управления по перемещению кадров скромно стоит в дальнем ряду чиновничьей братии. Неприметный мужчина в цивильном платье терпеливо слушает похожие, как близнецы, речи. Пусть говорят, это нужная, хотя и утомительная процедура. Обязательный элемент волшебства, которое превратит предателя в героя. У начальника хорошая память, он помнит доклад о гибели генерала дословно:
«…вышел из автомобиля с целью осмотра нескольких подбитых танков. Танки с экипажами советских добровольцев были потеряны во время первой, отвлекающей атаки на Эльбасан. В момент, когда командующий армией Западная Македония осматривал повреждения, полученные техникой при обстреле из зенитных орудий, из развалин выброшенного наводнением на берег реки строения были произведены три прицельных выстрела из винтовки. Первым выстрелом был убит адъютант генерала подполковник Дестунис, закрывший командующего собой, вторым и третьим выстрелами был смертельно ранен генерал-лейтенант Чолакоглу. Охрана генерала вступила в перестрелку с нападавшим. Из руин здания было произведено еще несколько выстрелов, после чего внутри взорвалась ручная граната, строение окончательно разрушилось, и противник перестал отвечать на обстрел. При осмотре обнаружены:
1. Труп в форме лейтенанта фашистской милиции. В карманах найдены поврежденные осколками документы и письма на имя Луиджи Бассо. Смерть лейтенанта наступила в результате взрыва ручной осколочной гранаты в области живота.
2. Карабин системы Манлихер-Каркано калибра 6,5 миллиметра.
3. Стреляные гильзы от карабина в количестве десяти штук…»
Доклад длинный, десять страниц машинописного текста. Смысла происшедшего оставшаяся писанина не меняет – фашист-фанатик, укрывшийся в развалинах, убил генерала и подорвал себя, чтобы избежать плена. Но кое-что осталось непонятным.
Речи закончились, и присутствующие по одному подходят к телу генерала, соболезнуют одетым в траур членам семьи, возлагают цветы и выходят из помещения – желающие проститься с героем афиняне собрались у мэрии, нельзя заставлять их ждать долго.
Добравшись на извозчике до места службы, начальник управления поднимается в свой кабинет, на дежурный вопрос советника «Ну, как там?» неопределенно пожимает плечами. И спрашивает сам:
– Коллега, я знаю, что смерть генерала наших рук дело, сам приказал, теперь объясните, мне – как? Признаюсь, вам удалось поставить меня в тупик.
Сильные пальцы привычно крутанули остро оточенный карандаш.
– Удобное место нашли. Пришлось бы готовить заранее – все равно лучше не оборудовать. Труднее всего было сделать так, чтобы на руках фашиста не осталось следов от веревок. Согласитесь, заваливший командующего связанный снайпер – это нездоровая сенсация. Лейтенант погиб, не приходя в сознание. Исполнитель ушел по реке, под водой. Осназ ВМФ.
– А если бы покойный не пошел осматривать подбитую технику?
– Подорвался бы на неразорвавшемся снаряде километром дальше. Но в этом случае жертв было бы больше – водитель, охрана… Плохой результат, грязный. А так в самом деле получилось неплохо.
Зеркало на стене мутное, зато достаточно большое. В темном стекле отражение лица, похожего на знакомое когда-то. И раньше красавцем не был, теперь подавно. По всей роже – кривые отметины шрамов, смотреть противно, не морда, а фотография Луны, сплошные кратеры. Интернационалист, герой греческой революции, твою мать, прославился, захватил вражеский город. Отражение в зеркале перекосило от воспоминаний. Обделался жидко, даже из танка сам выбраться не мог – боец выволок, как свиную тушу. Позорище. А город грекам на блюдечке поднес счастливчик Котовский. Видел его фотографию в газете, с Барышевым и какими-то греками. Если кому прет, то по полной. Везунчик вляпался по самое не могу, уносил ноги и с разбегу угодил в герои.
Клитин скрипнул зубами, покосился на висящий на спинке стула китель с ПОГОНАМИ старшего лейтенанта. Не обошли, бросили неудачнику подачку, присвоили очередное звание. Досрочно. Раненый танкист злобно скривился, сплюнул в стоящую у кровати эмалированную плевательницу, нашарил босыми ногами тапки, взял палку и рывком поднялся на ноги. Вторая койка в палате пока пустует, грек-летчик помер сегодня утром, не приходя в сознание. Слишком сильно обгорел, бедняга, не спасли. Ничего, скоро нового привезут – войне конца не видно пока, хватит еще медикам пациентов.