Немцы начинают спускаться к деревне, когда их накрывает серия разрывов – у батальонных самоходок калибр не игрушечный, пехоту сдувает со склона, один из танков разворачивает близким разрывом. Он сползает по инерции еще на несколько метров и останавливается. Второй танк и один из транспортеров расстреливают экипажи бронемашин – за разрывами тяжелых снарядов немцы даже не замечают, откуда по ним бьют. Греки открывают беспорядочную, но довольно точную стрельбу, видно, как падают убегающие немецкие пехотинцы. Уцелевшая бронетехника, огрызаясь пулеметными очередями, уползает из зоны видимости.
У всех воевавших командиров мозги работают одинаково, по крайней мере, похоже. В этом добровольцы убеждаются на практике.
Узнав о стычке разведчиков, Барышев тут же отдает команду, и рота Фунтикова уходит вправо, обходя селение против часовой стрелки, прямо по целине, развернувшись на всякий случай в линию взводных колонн. Управление, артиллеристы, зенитчики и тыл движутся к деревне, а Котовский увеличивает скорость и принимает влево, на случай если противник попытается прорваться мимо реки.
– Слева!
Михаил и сам видит, как в борт идущего в полукилометре западнее Т-26 командира третьего взвода входит трассер бронебойного снаряда, потом еще один. Стрелявший находится за обратным скатом холма, на гребень которого сейчас поднимается танк командира роты.
Оставшиеся три танка третьего взвода разворачиваются вправо и открывают огонь, от лобовой брони второго рикошетит очередной снаряд.
– Танки, колонна, ноль первому прямо-снизу!
– К бою! – Михаил рывком поворачивает перископ прямо.
Когда танк переваливается на обратный склон, капитан видит борта и крыши панцеров, темно-серых, запыленных так, что крестов почти не различить. Судя по всему, немцы точно скопировали их маневр, и роты, пошедшие в обход, столкнулись. Фунтиков понимает это за доли секунды, успевает еще удивиться тому, сколько всякого барахла навешано на чужие машины.
– Короткая! – и сразу удар пушки. Снаряд входит немцу прямо под нижний обрез башни, и панцер взрывается. Вспышка, дым, летящие во все стороны обломки, запасные траки и катки, выломанные взрывом люки.
Петр без команды принимает вправо, выходит немцам в тыл. По броне почти сразу лязгает снаряд.
– Небольшой, ерунда, – определяет на слух Фунтиков, а танк снова замирает по команде наводчика. В этот раз снаряд вламывается в корму немца, взрыва нет, но над вентиляционными решетками поднимается почти бесцветное на ярком солнце пламя. Из танка начинает выпрыгивать экипаж, и оба стрелка передних башен обстреливают их короткими очередями.
Поставленные в два огня немцы не теряются, успевают подбить еще один танк третьего взвода, но сорокасемимиллиметровые снаряды их броню вполне пробивают – панцер, шедший головным в немецкой колонне, утыкается мордой в откос и не подает признаков жизни. Немцам становится все жарче – в бой вступили уже все Т-28 и трофейный француз. Их снаряды легко пробивают немецкую броню, когда удается попасть, что получается не всегда – танки противника очень грамотно маневрируют.
Наводчики тоже не лыком шиты, видя, что их пушки лобовую броню танков противника не берут, переносят огонь на гусеницы. Второй взвод, который, по замыслу Михаила, должен был выйти во фланг немцам, и добить, нарывается на колонну бронетранспортеров с пехотой. Транспортеры расстреливаются за две минуты, но фрицы рассыпаются по полю, и Сонькин, заменяющий застрявшего в госпитале лейтенанта, без пехоты на них не идет, прижимает к земле, и начинает обходить, но время теряет. С севера подходит еще одна танковая колонна, и политрук отступает, обстреливая противника с дальней дистанции.
Танкисты головной роты фашистов не выдерживают, пятятся, ловко прикрываясь дымом горящих машин, но удрать не удается ни одному. Михаил насчитал четырнадцать подбитых панцеров. Фунтиков потерял два Т-26 безвозвратно, четыре танка требуют ремонта – замены траков и одного направляющего колеса. Будь у фрицев пушки посерьезнее тридцатисемимиллиметровок, так легко бы не отделались.
К месту боя подъезжает летучка в сопровождении пары грузовиков зенитчиков, у подбитых машин уже гремят кувалды, и Михаил с остатками первого взвода уходит на помощь Светикову.
В виноградниках и садах, там, где разведчики батальона натянули глаз на задницу фрицевскому дозору, рвутся приличного калибра мины – значит, немцы подтянули батальонные минометы. А они далеко не стреляют, если проскочить вот по той балке и вот у этой кочки всем развернуться вправо, рота как раз окажется в тылу у немецкого батальона – голенького, не успевшего закопаться!
Котовский сворачивает карту и засовывает ее за голенище сапога – там она куда удобнее лежит, чем в планшете.
– Я второй-один, за мной, аккуратно, в колонну марш!
Вторая рота, «бесшумно лязгая гусеницами», втягивается в приглянувшийся командиру овраг.
Вот и приметная «кочка» – поросший редкими кипарисами холм. Сейчас направо, на полной скорости, на выходе из лощинки развернемся в линию машин и – смерть фашистским оккупантам!
Команда флажками: «Командиры ко мне!», ротный на пальцах объясняет замысел, пять минут на подготовку и – «Вперед!»
Трофейный француз резвее «двадцать шестых», механик знает – и придерживает своего коня, хоть мандраж перед боем заставляет его крепче, чем надо, вцепиться в баранку рулевого колеса. Алексей забросил в казенник осколочный снаряд – немчура наверняка возит минометы на грузовиках, вот он один и ахнет – с ходу, чтоб удрать не успел.
В смотровой щели качаются выросшие над лощиной кусты – сейчас узнаете, суки, почем фунт лиха, – опытное ухо Котовского еще на остановке засекло хлопки минометных выстрелов. Только бы не испугались лязга гусениц и рева моторов – разбежится пехота, гоняйся за ней потом! Они должны бежать только в одну сторону – на пулеметы разведчиков, зенитные автоматы, под гусеницы барышевских танков!
Вторая рота выскочила на немцев, как чертик из табакерки. Первой под удар попала группа кургузых легковушек, рядом с которыми блестели сапогами несколько фрицев в фуражках.
– Это уже просто подарок какой-то, – решил Леха и срезал нескольких одной длинной очередью. «Сомуа» качнулся, подмял под себя один из автомобильчиков и пошел дальше, не обращая внимания на остановившуюся на холме колонну из нескольких легковушек побольше, – их приласкает третий взвод, сейчас нужно дотянуться до минометчиков, по дороге расстрелять группу бронетранспортеров. Тем более что немцы в легковушках паникуют, в боковой прибор наблюдения Котовский мельком успел заметить – бросились разворачиваться, и как-то неловко, проблемы у них. Ротный припал глазом к прицелу, вылавливая крест на боку ближнего «ганомага».
Когда оказалось, что вылетевшие из ложбины прямо на их колонну танки – вражеские, командир первой противотанковой роты разучился дышать. Слава Господу, эти идиоты не обратили на его «хорьхи» никакого внимания. Раздавили несколько «кюбельвагенов» и пошли дальше, подставляя задницы прямо под стволы его «колотушек»!
За ужас, который испытали доблестные наследники Нибелунгов, надо платить! Отработанным маневром тягачи развернулись, расчеты на руках сняли орудия.
– Фойяр! – собирался уже скомандовать трясущийся от возбуждения командир, но из ложбины выбрался опоздавший танк, на который за шумом и грохотом не обратили внимания. Обер-лейтенант разлетелся на составляющие от прямого попадания осколочного снаряда, и командиры расчетов открыли огонь без команды.
Корма Т-26Э дополнительного бронирования не имеет, и половина машин второй роты перестает быть уже после первых двух залпов немецких «колотушек». Остальным спасает жизни экипаж сержанта Адамкуса.
Задержавшийся на поехавшем под гусеницами грунте танк выбрался наверх как раз на фланге роты тридцатисемимиллиметровок. Думать времени нет, и Арунас, поймав в прицел вражеского офицера, инстинктивно стреляет из пушки. Потом несколькими очередями опустошает диск пулемета, благо расчеты игрушечных немецких пушечек выстроены в одну линию. К лязгу затвора перезаряженного пулемета добавляется скрежет сминаемого гусеницами металла. Выстрел из пушки, пулеметные очереди, скрежет, разбегающиеся фигурки в непривычных касках.
– Второй-один, я Адамкус, слява немцев танки! Много танки!
С танками Котовский разберется, Арунасу некогда – справа пятью чадными кострами горят машины ребят его роты, а из-под гусениц крысами разбегаются их убийцы.
– Души сук, души! – сержант поливает немцев свинцом, танк вминает в землю хрупкие тела пушек, и лишние слова не нужны, экипаж без команд понимает друг друга, он превратился в Змея Горыныча, трехголовое, но единое существо, одержимое жаждой мести. Лязгает по броне и отлетает в сторону граната, взрывается в траве, осколки лишь царапают краску. Еще одна пушка сминается под гусеницами…
Семидесятипятимиллиметровый фугасный снаряд взрывается на боковой броне башни, двигатель глохнет, и в замерший танк попадает сразу несколько бронебойных болванок. Вспыхивает бензин, в разгоревшемся костре сначала трещат патроны, потом детонирует боекомплект орудия. Ни один люк танка не открылся.
– Отлично, Гюнтер, с первого выстрела!
– Мы вовремя, эти греки здорово дрались!
– Они были крепкие парни, Отто, но их слишком мало, чтобы нас остановить.
– Несколько штук успело сбежать к реке.
– Пускай. Парням из шестнадцатой тоже надо повесить на башни несколько скальпов.
Когда в наушниках смешались крики командиров подбитых танков, Котовский сработал механически, будто в мозгу включился какой-то прибор. Бездушный агрегат заменил растерянного, смятого Леху, жестяным голосом отдавал команды, вертел рукояти наводки, стрелял из пушки и пулемета, а где-то внутри, разрывая сердце, в истерике метался обделавшийся человек. Не капитан Котовский – вбитые за годы службы рефлексы спасли роту от окончательного истребления.