Осталось встать и сказать:
– Есть, сэр!
Все-таки ехать в кабине гораздо приятнее, чем в кузове. Тем более что там путешествует чемодан, вместе с его новым ординарцем – небольшой грузовик, кроме офицера связи, везет союзникам кое-какое имущество и несколько ящиков с патронами. Покрышки с глубоким протектором гремят по шоссе, потом автомобиль сворачивает на проселок и сбрасывает скорость. Водитель, немолодой мужчина, молчалив и сосредоточен. Наконец «хамбер» фыркает мотором последний раз, шофер затягивает ручной тормоз.
– Приехали, сэр.
К машине с разных сторон подходят несколько военных. Джон обращает внимание на непривычную черную форму некоторых из них. Он покидает кабину и обращается к ближайшему, старательно выговаривая слова:
– Я есть прибывший в качестве представителя британского командования. Как я могу находить капитана Котоффски?
Ответ, как ни странно, он получает не от того, к кому обратился.
– Для этого вам достаточно повернуться кругом.
Последовав совету неизвестного доброхота, Джон оказывается лицом к лицу с крепким мужчиной без головного убора. Яркое солнце весело отражается от кожи выбритой наголо головы, ворот черного комбинезона распахнут, в вырезе сверкает белоснежный подворотничок, пилотка небрежно заправлена под поясной ремень.
– Капитан Котовский это я, – произносит мужчина и протягивает руку. Рукопожатие у него крепкое, но быстрое.
– Второй лейтенант Мэллоу, прибыл к вам в качестве…
– Офицера связи, я понял, – бесцеремонно перебивает его Котовский. Обидеться Джон не успевает – так по-доброму и искренне вдруг улыбается ему этот странный человек.
– Извините, но у меня совершенно нет времени на все эти церемонии, которые столь любезны офицерам и джентльменам. Вы танкист?
– Прошел подготовку для службы на пехотном танке «Валентайн» марк один, сэр.
– Меня интересует, можете ли вы оказать помощь в техническом обслуживании нашего зверинца, – русский показывает в сторону, и Джон вдруг понимает, что в саду под деревьями стоят танки. Разглядев знакомые по справочникам силуэты немецких и итальянских боевых машин, он неожиданно для себя признается:
– Боюсь, в этом от меня будет мало толку, по образованию я филолог.
Сквозь каменную маску капитана вновь ненадолго проступает что-то человеческое:
– Не расстраивайтесь, коллега. При желании на войне даже филолог может принести пользу.
Снарядов осталось всего полтора десятка. Патронов к пулемету хватает, но танк, вооруженный одним пулеметом, – это уже лет десять как не смешно.
Алексей хлопает своего «чеха» по надгусеничной полке. Ладная, маневренная машина с неплохой броней, вот боекомплект тает с каждой стычкой – такие снаряды можно найти только по ту сторону фронта. Не судьба.
Верховодящие на этом участке бритты к наступательным действиям склонны примерно так же, как сам Котовский к каннибализму – теоретически может представить себе такую ситуацию, но сделает все, чтобы этого не случилось. Британцы упорно играют в Первую мировую, и нельзя сказать, что у них плохо получается. Склоны гор изрыты норами огневых точек, укрытиями и ходами сообщения, опутаны рядами колючей проволоки, засеяны минами. За обратными скатами установлены артиллерийские и минометные батареи. Неприступный рубеж, на котором хаки собираются сидеть до победы, которая, без сомнения, когда-нибудь придет. Если не получится – тоже не страшно, где-то там, южнее, в горных проходах под надзором саперов Ее Величества сооружаются новые рубежи обороны, на которые придется отойти, «если ситуация на линии соприкосновения сложится неблагоприятно для обороняющихся». Руководи обороной греческие генералы, Алексей уже нашел бы родственную душу и регулярно устраивал немцам кровавые бани, не ожидая, когда им захочется очередной раз пощупать оборону союзников. Пока же об этом приходится только мечтать.
После разгрома шестой танковой немцам потребовалось всего три дня на корректировку планов и подтягивание сил. Продолжая наступление, они без особых усилий смели жидкие заслоны, оставленные у них на пути греческим командованием. Перед Салониками напоролись на спешно, но с умом организованную оборону и вынуждены были остановиться. На правом берегу задержать их было некому. Колонны танков и мотопехоты за два дня докатились до морского побережья, разрезав территорию Греции на две неравные части. Командование даже придерживало головные полки, опасаясь повторения недавних контрударов.
Когда фронт пришел в движение, Алексей сумел провести свой отряд, к которому присоединились несколько групп отходивших от границы пехотинцев, между колоннами фрицев – те слишком тяготели к дорогам и не двигались по ночам.
Котовский гнал людей днем и ночью, в полдень давал несколько часов подремать и снова шагал козьими тропами за очередным уроженцем здешних мест. Вымотанные люди спешили, не обращая внимания на постоянную боль в измученных мышцах, и все равно опоздали – на несколько часов, на десяток километров. Когда с вершины очередного холма открылся вид на залив и близкие уже предгорья, по приморскому шоссе уже двигались серые коробки танков, тарахтели мотоциклы, качались ряды касок в кузовах автомобилей и бронетранспортеров. Бойцы вслед за командиром осели в жесткую траву, ругань на двух языках отличалась словами, но полностью совпала по эмоциональности. Нужно было подниматься и уходить из опасного места, но сил на это не осталось. Вдруг один из греков зашипел, как змея, припал к земле и вытянул руку к морю.
Потом земля дрогнула, между вершиной холма и забитым гитлеровцами шоссе чудовищный взрыв поднял в небо кучу земли, щебня и дыма. От грохота заложило уши. Камни и осколки долетели до притаившихся котовцев, но никого не зацепило.
Артиллеристы идущих от Салоник кораблей изменили прицел, следующие залпы накрыли шоссе. Холм под ногами подпрыгивал, дорогу затянуло дымом, в реве и грохоте совершенно не слышны даже собственные восторженные вопли. Техника крутой склон не одолела, выбравшиеся из-под обстрела немцы – смогли. Тех, кого не прибрали осколки снарядов, достали пули выходящих из окружения бойцов – стреляли, не опасаясь, что их кто-нибудь услышит. Корабли прекратили обстрел и ушли дальше вдоль берега, через какое-то время оттуда вновь долетел грохот канонады.
Котовский сразу понял – моряки подарили им шанс, упускать который – преступление. Еще не рассеялся вонючий тротиловый дым, а он уже бежал к шоссе, размахивая автоматом. Тогда он не удивился тому, сколько немцев выжило после такого обстрела – некогда было, его отряд сумел использовать те минуты, которые требовались врагу, чтобы прийти в себя. Сидящих, лежащих и потерянно бродящих вокруг разбитой техники фрицев перебили быстро, не отделяя здоровых от раненых.
Алексей метался вдоль разбитой колонны, пытался найти уцелевшую технику. Разбит, разбит, опять разбит – броню танков пробивали даже осколки тяжелых снарядов. Сорванные башни, разорванные гусеницы, искореженные катки… Угодивший в воронку двенадцатидюймового снаряда танк с большими белыми цифрами 114 на башне показался капитану подарком богов – всего несколько вмятин на броне, распахнутые люки.
Двигатель завелся с третьей попытки.
– Товарищ капитан, еще один можно поднять, там только несколько траков в гусенице заменить…
– Валяй, – кивнул Алексей и принялся раздавать команды.
К своим они выбрались не шайкой изможденных голодранцев, а как приличные люди – колонну из двух бронетранспортеров, броневика и нескольких грузовиков сопровождали три танка – «единичка» и два «чеха» Во главе колонны, над небольшим легковым автомобилем, похожим на мыльницу, развевалось греческое знамя. По пути пришлось несколько раз столкнуться с выжившими после обстрела немцами, но у Котовского были танки. Стычки лишь увеличили количество трофеев.
Котовский встает, вытирает руки куском ветоши и снова оглядывается на свой танк. Выкрашенный родной зеленой краской боевой конь не имеет тактических номеров. Вместо них на башне намалеван белый гусь, а чуть ниже старательно выписано собственное имя машины – «Ян Жижка». В свое время старый гусит наводил ужас на германских феодалов. Почему бы чешскому танку не делать того же? Вот только снаряды кончаются… Если бы британское командование послушало его тогда и рискнуло контратаковать немцев! Раздавить передовой полк, может быть парочку, хотя бы на день-два занять территорию, собрать все, что могло пригодиться! Английский полковник, к которому его все-таки пропустили, внимательно выслушал, покивал, похлопал по плечу и предложил:
– Успокойтесь, капитан, выпейте чаю. У меня превосходный чай, настоящий цейлонский. Или русский предпочитает виски?
Русский не хотел чаю, хотел отхлестать уважаемого союзника по щекам, взять за шкирку и ткнуть носом в то, что творится перед его передним краем. Сдержался.
Дорогая тетя!
Наконец долгое и утомительное путешествие закончилось, я на фронте. Видимо, командование противника внимательно отслеживало мои перемещения – получив информацию о прибытии такого героя, устрашилось и прекратило наступление. Оценив мои выдающиеся способности, руководство бригады не смогло найти соответствующую им должность, видимо, потому, что место командира уже занято, и направило молодое дарование для связи к союзникам. Нужно отметить, что греки и сравнительно немногочисленные здесь русские дерутся гораздо лучше французов и прочих голландцев – по крайней мере, никакой молниеносной войны у Гитлера в Греции не получилось. После месяца боев фронт держится, отрезанные в Салониках части не собираются капитулировать, являя собой пример, которому не стыдно следовать и подданным Его Величества.
Должен признаться, новая должность вполне мне подходит – вы же помните, что более всего мне нравится наблюдать за людьми и событиями. В последние дни у меня для этого имеется обширнейший материал, совершенно отличающийся от всего того, что доводилось видеть прежде.