азглядеть. Поэтому большая часть защитников заранее утыкаются лицами в траву, только специальные наблюдатели, щурясь, выглядывают признаки готовящейся атаки.
Усталость вызвала какое-то отупение – Джон продолжает смотреть, отдавать команды, управляет своими подчиненными, но все это воспринимается, как происходящее с кем-то другим, настоящий Джон Мэллоу наблюдает за деятельностью измотанного капитана в грязном комбинезоне откуда-то со стороны.
Ближе к рассвету немцы все-таки выдыхаются, и Джон, оттащив-таки сломанные машины за линию пехотных окопов, засыпает, уткнувшись лбом в укладку пулеметных магазинов. Ни ревущие во взлетном режиме моторы перегруженных самолетов, ни залп восьмидюймовок тяжелого крейсера не могут ему помешать.
«Сначала ты работаешь на свою репутацию, потом… потом она подбрасывает тебе еще больше работы».
Импровизированные бронетранспортеры и большую часть пехоты пришлось отдать Мишке – по козьим тропам, которыми пробираются сейчас машины Алексея, бывшие грузовики не смогут пройти никогда. Взамен Фунтиков отдал роту на «гочкисах», узкие француженки точно протиснутся там, где Котовский проведет свои танки. Весь расчет сумасшедшего ночного марша по горным склонам на то, что немцы не сумели занять южные подходы к Хании и их еще можно обойти. С теми силами, которые уже высадились на остров, греческий штаб еще рассчитывает справиться, но если гитлеровцам удастся запустить воздушную карусель, на Крит каждый час будет высаживаться до двух тысяч немецких солдат. Может быть, и меньше, но генералы предпочитают просчитывать худший сценарий. Сорвать посадку транспортников любой ценой приказано главному специалисту по проведению горных танковых маршей.
По дрянным тропам для конных двуколок танки идут на скорости двадцать километров в час, на ровных участках разгоняются до тридцати. Жаль, таких участков попадается немного. Идут без фар, почти вслепую. Сидя в головной машине, Котовский старается не упустить из виду главный ориентир – светлую конскую задницу. Танкистов ведут за собой сменяющиеся местные уроженцы, которые знают эти склоны как свои пять пальцев. Уловка с серыми лошадьми – их идея.
Светящиеся стрелки на циферблате трофейных часов вращаются слишком быстро. Дорога стелется под гусеницы медленнее, но ускорить движение невозможно. Остается только надеяться, что потом тропа станет лучше.
Проворачивается над головой Млечный Путь, уходят за корму размытые тьмой силуэты скал и деревьев. Через три часа после начала марша пришлось столкнуть с дороги одну из танкеток, еще через час – вторую. Только бы выдержали танки – их и без того слишком мало, а на узкой дорожке даже мелкий ремонт становится невозможным, нет ни времени ждать, ни возможности объехать. Техника, будто понимая, что поставлено на карту, пока работает. Алексей украдкой похлопывает свой танк по броне – как боевого коня. Майор совершенно уверен – машина чувствует хорошее отношение.
Рубленый силуэт с дурацким огрызком вместо пушки удается рассмотреть в последний момент – на серую броню лег отсвет близкого пожара. Григорий, не дожидаясь команды, бросает танк вперед, проскакивает мимо пристроившегося за опрокинутой афишной тумбой панцера и рвет на себя правый рычаг. Скрежет траков по камням, БТшка разворачивается, проскальзывая по инерции. Когда мир перестает вращаться, над головой звонко хлопает пушка, и бронебойный снаряд с дистанции двадцать метров входит в плоскую стенку немецкой башни прямо между цифр тактического номера.
– Молодец, Гришка!
А на двадцать восьмом такой фокус не сделать – тяжел был старый конь, длинный, а как вспомнишь сгоревшую машину, что-то в душе начинает щемить, аж плакать охота.
Руки и ноги Белоконя делают свое дело, мощный двигатель с ревом разгоняет танк по улочке. Перекресток, поворот, еще перекресток. Шарахаются в сторону фигуры в ненавистных глубоких касках, Григорий проводит послушный танк впритирку к дому. Из-под гусениц успевают убраться не все – механику уже знакомо это покачивание на мягком, когда под гусеницу попадает непрочное человеческое тело. Еще один поворот, остановка, и Фунтиков вбивает в немецкий танк еще один снаряд, чтобы наверняка. На результат смотреть некогда – не успеешь оглянуться, поймаешь под гусеницу связку гранат или бутылку с бензином на жалюзи. Григорий уводит машину под защиту своих пехотинцев.
Для фрицев, хозяйничавших в оставленном британскими частями городе, атака поддержанной танками и артиллерией греческой пехоты оказалась неприятной неожиданностью. Судя по тому, что удалось узнать у пленных, гитлеровцы собирались с рассветом продолжать наступление на восток, где в нескольких местах еще продолжают цепляться за захваченные здания и вершины кучки выживших при выброске парашютистов. Несколько танков и грузовиков на окраине удалось застать врасплох и расстрелять раньше, чем немцы поняли, что их атакуют. Потом начался ад уличных боев.
Немцы дерутся умело – перебрасывают подкрепления, устраивают засады, пробираются в тыл. Батальон Фунтикова потерял в узких улочках несколько танков. Только противник немцам достался опытный – у греков и советских добровольцев за спиной почти год непрерывных боев и огромный запас неизрасходованной злобы. Часто штыковая атака греков перечеркивает все тактические хитрости немцев – в темноте, когда бой идет на расстоянии вытянутой руки, отчаянная смелость защитников острова стоит больше. Фашисты отменно умеют убивать, а вот готовности стоять насмерть у них нет. Улица за улицей столица Крита переходит под контроль союзников.
То, что ночное столкновение с союзниками не превратилось в кровавую баню, иначе чем чудом и огромным везением не объяснить. Котовский уже собирался отдать команду оканчивать привал, когда из-за поворота показалась колонна пехоты. В утренних сумерках разглядеть форму идущих было невозможно, всю ночь ждали столкновения с немцами. Танкисты без команды бросились к машинам, впереди залязгали затворы, но кто-то глазастый во всю мочь молодой глотки заорал:
– Каски! Англичане!
Как боец сумел разглядеть на головах встреченных пехотинцев плоские тазики британских касок, он и сам потом не смог объяснить, но его острое зрение спасло в то сентябрьское утро много жизней.
– Капитан Хоггард, двадцать второй пехотный батальон, Вторая Новозеландская.
Переводчик у новозеландца уцелел, это хорошо.
– Майор Котовский, отдельный механизированный батальон греческой армии. Что доблестные союзники потеряли в этих горах?
Выражение лица собеседника невозможно разглядеть, но тон у капитана изменился:
– Вторая бригада, в соответствии с приказом командующего, проводит ночной марш к южному побережью острова для эвакуации в Египет. А что вы здесь делаете?
– Я, капитан, собираюсь отобрать у немцев аэродром, который защищала ваша бригада. Не хотите присоединиться?
Выслушав перевод, собеседник становится похож на ручку швабры – прямотой и непреклонной несгибаемостью.
– В отличие от вас, я не могу себе позволить игнорировать приказы вышестоящего командования!
– А я и не игнорирую, приказ нашего командования мы сейчас и выполняем. Не подскажете, где вы последний раз имели контакт с противником?
– Они не уходят далеко от побережья. Последний раз мотоциклистов видели на окраинах Моди. Их части идут вдоль главного шоссе на Канию и Суду.
– И на этом спасибо. Давайте так, капитан, предупредите всех своих людей – и другие батальоны бригады тоже. Мы очень торопимся. Поэтому ваши люди должны освободить дорогу моей технике. Мы пройдем, и вы продолжите свой марш хоть до побережья, хоть до Египта. Было приятно вас видеть, но обстоятельства против продолжения нашего знакомства. Танки начнут движение через пять минут и не будут сворачивать и останавливаться. Счастливого пути, капитан.
Котовский вскидывает руку к шлему, поворачивается к союзнику спиной и широкими шагами направляется к танку. Либо новозеландцы передали новость по цепочке, либо между батальонами имеется радиосвязь – дорогу танкам они освободили, но на возню с ними потеряно двадцать минут драгоценного времени. Небо на востоке уже совсем светлое.
Еще через час танки Котовского, так и не встретив немецких частей, выходят к окраине деревеньки Малеме. Солнце уже поднялось над горизонтом, но стоит совсем низко, возможно, именно это помешало расположившимся на отдых егерям опознать идущие с востока машины. Когда сбросившие пехотный десант танки ворвались на улицы села и открыли огонь из пулеметов, некоторые немцы выпрыгивали из домов и сараев в одном белье. Но в руках у всех было оружие, даже у тех, кто не успел обуться или натянуть штаны. Танки прошли сквозь селение, оставляя за собой трупы немцев и разбегающихся кур, а вот пехота застряла, выжившие гитлеровцы связали их боем. Ни ждать, ни тем более разворачиваться, чтобы поддержать свой десант, Котовский не стал – до аэродрома еще несколько километров, над головами выстраивают круг для захода на посадку транспортные трехмоторники.
– Увеличить скорость!
Над морем и к востоку от заходящих на посадку «юнкерсов» сцепились в воздушном бою новейшие итальянские «фольгоре» и разномастные истребители с белыми и красными звездами на фюзеляжах. Драка идет над самой землей, пилоты сбитых машин просто не успевают выпрыгнуть. Алексей ничего этого не видит – весь мир ему заслонили широкие крылья с крестами. Танки развернулись в линию машин, за ними в промежутках спешат маленькие итальянские танкетки. Первый немец уже готовится коснуться земли толстыми шинами неубирающегося шасси, когда выкрик наводчика: «Короткая!» заставляет механика остановить машину. Выстрел, разрыв на киле самолета – и ничего, тяжелая машина плюхается на полосу аэродрома и скрывается из виду в поднятой винтами и колесами пыли.
– Вперед, не останавливаться!
Под гусеницами уже трава аэродрома. «Кажется, успели! Только бы у немцев не было пушек, только бы пушек не было!»