— И балкон есть, — продолжала невестка.
— Тебе там понравится, — убеждал старика сын. — У соседей есть дед, говорят, тоже был легионером.
— И до сих пор работает, — добавила невестка. — В городском парке садовником.
Старик только слушал. Не говорил ни да ни нет. Молодые решили, что все обошлось.
— В следующем месяце можем и переселиться, — решил сын.
И вот они переселялись.
Старик вернулся из сада во двор. Побрел на улицу. Мужчины курили около колодца и заметили старика. Внук крикнул:
— Дедушка, идите покурить с нами.
Старик направился к колодцу, но, не доходя, остановился и сел на бревно. К нему подошел внук, предложил сигарету.
— Не надо, у меня свои есть, — ответил старик и достал из кармана посеребренную табакерку.
Такую табакерку не всякий имел. Вскоре после создания Чехословацкой Республики ими награждали бывших легионеров. На табакерке была выгравирована карта Чехословацкой Республики и под ней дата ее основания — 28.X.1918.
Старик хорошо знал, что карта на табакерке давно уже не соответствует действительному положению. Но другую табакерку он не желал покупать. Когда однажды на рождество ему подарили табакерку с новой картой, он только для виду порадовался, а вечером положил ее в ящик стола, где она и лежит поныне.
Лица мужчин выражали полное спокойствие. Все вещи погружены. Оставался кухонный стол да скамейки. Ждали только обеда.
Невестка прошла по двору, держа перед собой кастрюлю.
— Ребята, сбегайте за пивом, — попросил сын парней. — Графин на окне.
Внук взял графин и вместе с приятелем пошел в трактир.
Докурив сигарету, шофер направился к машине. Пнул несколько раз в покрышки, залез в кабину, включил мотор, прислушался к работе двигателя.
— Отец, чего ты так смотришь, весь насупился, люди-то что подумают? — спросил старика сын.
— Отстань, — ответил старик.
— Ты как малый ребенок. Порадовался бы лучше с нами. Ведь такое дело только раз в жизни удается!
— Вот тебе и удалось.
— А разве я только для себя стараюсь?
— Не знаю уж для кого, — сказал старик.
Невестка вышла во двор и позвала:
— Пошли есть. — Она осмотрелась и спросила: — А где же ребята?
— Пошли за пивом, — ответил стариков сын.
— Ну ладно, — сказала она и подошла ближе.
— Да не будь ты ребенком. На новом месте как барин будешь жить, — сказал сын.
— Ей-богу, вы ведете себя так, будто мы вас в дом призрения отдаем, — упрекнула старика невестка.
Старик молча слушал.
Парни принесли пиво. Сын обратился к матери:
— Мама, мы проголодались.
— Пошли обедать. Только вас и ждали, — ответила мать и направилась к машине. — Пан шофер, пойдемте перекусить.
Все собрались на кухне. Невестка поставила тарелки и разложила ложки. Она все время извинялась:
— Простите уж… Все упаковано…
Старик ел тоже.
Пообедав, мужчины вынесли во двор стол и скамью и погрузили на машину.
Шофер поднял борта машины и спросил:
— А где ж новый хозяин?
— Можно его не ждать, — ответил сын. — Он еще вчера взял ключи. Придет попозже запереть дом.
— Значит, можем отправляться? — спросил шофер.
Стариков сын кивнул.
Парни надели штормовки, на головы — каски и сели на мотоцикл. Товарищ внука запустил мотор.
— Только осторожнее, — напутствовала их невестка. — Не ездите быстро.
Парни ухмыльнулись и рванули со двора, даже не оглянувшись.
Сын вернулся в дом, проверил, закрыты ли окна, и, убедившись, что все в порядке, вернулся во двор.
— А мы тут уместимся? — заботливо спросила невестка.
— Кроме меня, еще двое могут сесть в кабину. Придется малость потесниться, — ответил шофер.
— Отец, садись ты, — предложил сын старику.
— Нет, я наверху, — ответил старик.
— Подождите, — бросил шофер и опустил борт.
Сын принес неотесанную толстую доску, прислонил ее к машине, и старик по ней поднялся в кузов.
— Возьмите одеяла, — сказала невестка и показала на корзину под столом.
Старик послушался. Потом уселся в плетеное кресло, стоявшее около кабины.
Шофер поднялся и закрепил борт. Он хотел еще что-то сказать старику, но, увидев, как тот развалился в кресле и безучастно смотрит в небо, передумал, сел за руль и медленно выехал на улицу.
Сын закрыл ворота, запер на задвижку калитку, еще раз взглянул на дом и сел в кабину. Не успел он захлопнуть дверцу, как машина тронулась.
Они проехали по деревне, на первом перекрестке повернули налево и помчались на северо-восток.
Остановились они только в Новых Замках. Вышли из машины и позвали старика — выпьем, мол, пива и поедем дальше. Не дождавшись ответа, подумали, что он уснул. Решили разбудить… Но старика не было. Кресло стояло пустое.
Они вернулись назад.
Старика они потеряли на третьем повороте, недалеко от деревни. Вдоль дороги росли черешни, видно, его зацепило ветвями и выбросило из машины. Он лежал в кювете, завернутый в одеяло.
Причину этого трагического происшествия установить было трудно. Да и кто знает, был ли это несчастный случай или старик выпрыгнул из машины? Сотрудники милиции допрашивали несчастного шофера, а он твердил только одно:
— Если бы хорошенько держался, так не вылетел бы из кузова.
Молодые отвезли тело старика на свое новое место жительства. Там его на третий день и похоронили.
Оказалось, что и это они сделали разумно. По крайней мере каждый год в день поминовения усопших они сэкономят и денежку да и время, которое потеряли бы на разъезды, а теперь потратят с большей пользой.
Перевод Т. Мироновой.
СЛЕДЫ НА СНЕГУ
Три дома в полях за каналом с весны и до поздней осени прятались от мира в густой зелени. Сзади к домам прилегали фруктовые сады, перед фасадами тянулась аллея акаций, надежно усмирявшая порывы юго-западного ветра. Юго-западный ветер внезапно срывался в долине за рекой, недолгим вихрем кружился над своей колыбелью и без промедления мчался в чужие страны, не признавая никаких государственных границ. Летом он обычно гнал тяжелые грозовые тучи, и на край изливались потоки воды. Воды ждала иссохшая земля, жадно поглощала ее и тотчас перерабатывала в столь необходимые питательные вещества.
Окрестности за каналом утопали в зелени. Вдоль канала, с севера на восток, в начале нашего века были высажены ветрозащитные полосы тополей. С той поры саженцы укоренились, буйно разрослись и дали множество новых побегов, которые тоже успели превратиться в кусты и деревья. Молодые побеги и листва образовали непроходимую чащобу. Джунгли с каждым годом становились все гуще и, разрастаясь, алчно пожирали соседние луга.
Перед аллеей акаций сплошной стеной чернел ивняк. С незапамятных времен приречные луга поросли ивой. Издали ивняк казался низкорослым и словно расползался по берегам, но в самом деле это было не так: деревья росли в овраге под насыпью, и на уровне запруды видны были только их верхушки. Луга постепенно понижались к реке. Один-два раза в год луга заливало, и когда большая вода спадала, речной ил, застрявший в ивняке и засохший на стволах деревьев, служил отметиной, как высоко она поднималась.
Те три дома за каналом поставили люди, которые не больно-то ломали себе голову над строительными чертежами. Они просто строили так, чтобы в этих домах весь год было много солнца и воздуха.
Два дома из трех поставили из добротного обожженного кирпича. И несмотря на некоторые признаки равнодушия хозяев к своему достоянию, дома производили впечатление солидности и удобства. Крыши были покрыты темно-красной черепицей. Во многих местах черепица потрескалась, но дыр в крышах еще не видно. Между домами когда-то тянулись огороды, теперь и следа от них не осталось. Только чертополох да разные другие сорные травы питала эта земля.
В одном из домов жил Вендел.
Второй дом стоял пустой. До самой смерти жил в нем Штефан Бартала-старший с невесткой Ольгой, вдовой Штефана Барталы-младшего. После смерти старого Барталы Ольга одна в доме не выдержала. Закрыла дверь на замок и уехала. В деревне говорили, плавает она на пароходе по Дунаю, готовит матросам острый гуляш да вертит перед ними задом.
Третий дом стоял немного дальше, возле запруды. Он был построен из мягкого материала, стены не оштукатурены, только побелены известкой, маленькие окна кое-где заткнуты соломой. Крыша на избе из разных материалов: на одной половине крыта волнистым шифером, на другой — камышом. Казалось, будто хозяин решил заменить старую крышу, да передумал, а работа так и осталась незаконченной. В сравнении с соседними домами изба производила гнетущее впечатление.
Здесь жил старик Бенедикт.
В начале марта снова выпал снег. Вендел смотрел на летящие хлопья и злился: «Опять зима! Черт бы ее побрал! Опять возвращается!»
Он пошел в дровяник взглянуть на запасы топлива и еще больше озлился. Дрова, заготовленные летом, почти кончились. Понятно, что его ждет. Он выкатил из сарая ручную тележку, бросил в нее топор и направился к реке.
Уже возле избы Бенедикта он вспомнил, что забыл дома веревку для хвороста, хотел было вернуться, но тут ему в голову пришла другая мысль.
«Одолжу веревку у старика», — пробормотал он себе под нос и вошел в мазанку. Внутри было совершенно темно. Он подождал у двери, пока не привык к темноте, потом направился в противоположный угол, где стояла кровать.
— Кто там? Кто это? — захрипел Бенедикт, высовывая голову из-под кучи тряпья.
— Да я, — сказал Вендел.
— Ах, ты… — разочарованно протянул Бенедикт.
— У тебя тут холод собачий. Почему не топишь хотя бы немного?
— Зачем… — сказал Бенедикт.
— А вонища-то какая! Так и задохнуться недолго! — ворчал Вендел. — Открою дверь, проветрю немного.
— Не открывай! — закричал Бенедикт. — Не открывай…
— Как хочешь, — уступил Вендел. — Одолжи веревку. Я за дровами иду.
— За дровами, — повторил Бенедикт.