В этот момент Штевица поднял нож, уткнул острие себе в грудь и, крепко сжимая в ладони черенок, ждал, не откажется ли шофер от своего намерения.
— Ненормальный, — прошептал шофер и, побледнев, быстро отступил от стены. — Спятил, ей-богу.
Остальные тоже невольно отступили на несколько шагов.
И тогда старик заговорил. Сдавленным голосом он злобно пролаял:
— Если хоть один войдет сюда, я себя заколю!
И действительно, для исполнения этой угрозы достаточно было одного движения — надавить на черенок, и сталь мгновенно пронзила бы тело.
Те, кому было поручено привезти старика обратно в дом для престарелых, ошеломленные его шальной изобретательностью, в ужасе взирали на ехидную физиономию за стеклом и ни минуты не сомневались, что старик грозится не шутя.
Секретарь решил испробовать еще один слабенький довод, который, однако, на Штевицу не подействовал.
— Пан Штевица, — сказал он, — ведь у вас нечего есть, как же вы собираетесь оставаться здесь.
— Не твоя забота, — огрызнулся старик.
— Я пришлю вам сюда каких-нибудь продуктов, — предложил секретарь, — и хотя бы доктору позвольте войти.
— Подавись ими! И никого ко мне не присылай. Оставьте меня в покое, проваливайте с моего двора. Мне от вас ничего не надо, я сам о себе позабочусь!
Решетар ушел первым, за ним потянулись остальные.
— Что я могу сделать, — развел руками секретарь. — Его ничем не проймешь. Ничем не могу вам помочь, — обратился он к тем двоим из дома для престарелых. — И не знаю, кто вообще может вам помочь.
— Усыпить бы его, — проворчал шофер. — Только как, раз он ничего не хочет брать.
— Может, до завтра одумается, голод заставит. Поехали назад, тут мы только время теряем, — решил секретарь и пошел к машине.
Штевицев сын не походил на отца. В селе его, правда, никто не знал сколько-нибудь близко, но так можно было судить по рассказам его матери и сестры. После армии он не вернулся к родителям, уехал в Остраву и стал шахтером. Нашел себе там девушку, женился, и жена родила ему одну за другой трех дочерей.
С отцом при расставании он разругался. Может быть, поэтому за все годы, пока жил вдали от дома, ни разу не приезжал в село проведать родных. Его жена с детьми тоже не приезжала к старикам, и жители поселка считали, что семейство Штевицев состоит только из трех человек — сын от семьи откололся. В представлении людей и само его существование становилось сомнительным. Если когда и заговаривали о нем, то почти так, как говорят о чужих и давно умерших. Поскольку сын Штевицы пробыл в селе считанные дни, то и не успел запомниться ни хорошими, ни дурными поступками, в памяти сельчан не всплывало ни одного факта, связанного с его именем.
Сын не ездил домой, отец тоже не интересовался сыном. Но Штевицева старуха один или два раза в год выбиралась погостить к сыну и невестке. Натешится внучками и потом живет дома воспоминаниями о них до следующего визита.
Штевицева дочка выросла, прижилась в поселке и нашла себе подруг среди ровесниц. Ей удалось то, на что ее отцу было плевать, — удалось полностью слиться с остальными. Село стало считать ее своей. Правда, это случилось далеко не сразу, поначалу сверстники, под влиянием разговоров родителей, сторонились ее, не доверяли, а иной раз и устраивали ей какую-нибудь гадость.
Поведение отца бросало тень на всю семью, и прошел не один год, прежде чем сельчане пришли к выводу, что яблоко, бывает, от яблони и далеко падает.
После образования кооператива туда вступила и Штевицева дочка. Вместе с другими бабами и девушками она работала в растениеводческой бригаде.
В те годы Штевица ушел в тень. Когда национализировали мастерскую, не оставалось ничего другого, как найти работу и устраивать свою жизнь таким образом, какой никогда не был ему по душе: зарабатывать на хлеб честным трудом. В здешних местах репутация его была вконец испорчена, посему он уехал куда-то на север и там нашел какое-то занятие. Никто не знал толком, чем он, собственно, занимается. Мало кто видел в те годы Штевицу в поселке. К жене и дочери он приезжал погостить очень редко, да и то приезжал ночью, а потом затемно уезжал. В корчму не заглядывал, к соседям не заходил. И если был у своих, то целый день не показывался, сидел где-то в доме, соседи не видели его даже во дворе.
Шло время. Кооператив твердо встал на ноги, заработки в кооперативе росли. В селе появилось несколько новых домов, да и старые на глазах преображались.
Кооператив выстроил собственные помещения и стал специализироваться на разведении коров, телят, свиней и птицы. Хозяйственные пристройки в домах членов кооператива стали пустовать. Кооперативу эти помещения уже были не нужны, а у членов кооператива отпала надобность держать скотину. Постепенно люди начали переделывать бывшие конюшни и кладовые в жилые комнаты. Потом последовали и другие переустройства прежних хозяйских усадеб. Год от года в каждом доме что-то ремонтировали, перестраивали, переоборудовали, отделывали. Сперва завели водопровод, потом ванны, ватерклозеты. Былые маленькие оконца-щелочки заменяли трех-, четырехстворчатыми окнами, дома покрывались стойкой цветной облицовкой. Сначала один, а за ним и остальные убедились в преимуществах центрального отопления, вместо убогих заборов из колышков перед домами выстроились нарядные металлические изгороди и ворота. Во дворах проложили светлые бетонные дорожки, на задах, на месте прежних амбаров и других построек, возникали первые гаражи.
В разгар этой лихорадочной деятельности, в ажиотаже и спешке, в постоянной погоне за благоустройством люди как-то и не заметили, что Штевица снова появился в поселке.
Первые дни после возвращения он провалялся дома на диване, но однажды поутру уехал поездом в областной центр. Когда вечером вернулся, его жена тотчас почуяла неладное — муж был основательно в подпитии, а за ним этого не наблюдалось с тех пор, как он перестал вести собственное дело.
— Теперь опять будем ворочать делами, — бахвалился он, снимая ботинки. — Вот посмотришь, ты еще такого не видала, хватит мне ломать шапку перед всякими прощелыгами, теперь они будут из моих рук смотреть.
В его голосе зазвучали прежние хвастливые нотки, которые жена и дочь хорошо помнили и которые служили верным признаком того, что отец снова берется за старее.
— Чем ты собираешься ворочать, не суй ты свой нос никуда, опять прищемят, — сказала жена и укоризненно посмотрела на мужа, но тот уже был в своей стихии и при этих словах только усмехнулся.
— С завтрашнего утра я заведую стройматериалами, — сообщил он. — Не какой-нибудь прими-подай, а заведующий, соображаешь?
— Где ты будешь заведующим? — не поняла жена.
— В Ольшанах, не слышишь, что ли, — отрезал он. — Это проклятое мужичье опять зауважает Штевицу, — прибавил он и пошел в спальню.
Штевица был назначен заведующим магазина стройматериалов. Козла пустили в огород.
Долгое время внешне придраться было не к чему. Штевица на торговле собаку съел, мог достать любой дефицитный материал хоть из-под земли, если это сулило ему корысть. Люди были довольны, нимало не печалясь о том, что пан заведующий в первую очередь обслуживает тех, кто умел соответственно отблагодарить его. Стоит ли жалеть пару лишних крон, ведь народ зарабатывает прилично, денег у людей куры не клюют, главное, что заведующий может достать все что угодно и стены своего домика растут!
Штефана Решетара ожидали те же заботы, что и прочих. Сын должен был скоро вернуться из армии, дочь собиралась выходить замуж, изба в одночасье стала тесной и неудобной. Жена с дочерью все уши ему прожужжали: дескать, надо то, другое, дескать, все вокруг стараются, строят, одни они ничего.
Хочешь не хочешь, а пришлось Решетару тоже податься в Ольшаны, попробовать достать там нужные материалы. Конечно, гравия и песка он навозил из карьеров вдоволь, но с цементом, известью и кирпичом дело обстояло хуже. Да и не только это, надо было, например, купить кафель, ванну, электрический бойлер и массу всевозможных мелочей, которые достать было еще труднее, чем материалы для постройки самого дома.
Решетар и Штевица с самого начала испытывали друг к другу антипатию, которую ни тот, ни другой не выказывали попусту, но о ней знали не только они двое, но и их семьи и остальные сельчане.
Внешне они старались сдерживать внутреннее клокотание в рамках холодной вежливости и при встрече на улице здоровались, но в глубине души каждый из них желал другому провалиться в тартарары.
Итак, Штефан Решетар отправился в Ольшаны. В магазине он с первого взгляда понял, что задачу, с которой он сюда ехал, решить будет нелегко.
На пространном бетонированном дворе магазина и внутри на полках он видел только всевозможные железяки, остатки досок, гранита, обломки черепицы и кирпичей.
В кабинете заведующего он лицом к лицу столкнулся со Штевицей. Изложив свою просьбу, получил именно такой ответ, какой и предвидел:
— В настоящее время у нас есть только то, что представлено во дворе и в магазине. В конце месяца должны получить товар, заходите.
— Тогда до свидания, — откланялся Решетар и поехал домой.
Он прекрасно знал, что Штевица загодя получает от заказчиков конверт с деньгами — кое-кто поговаривал об этом. Но сам он не мог унизиться перед этим человеком, не мог показать, что зависит от него, не мог и не хотел действовать с ним заодно теми методами, которые были ему ненавистны и из-за которых, собственно говоря, он и не переваривал Штевицу.
Кроме того, если бы он и предложил взятку, Штевица наверняка бы ее отклонил, с презрением выставил Решетара из кабинета да еще наглядно продемонстрировал бы своим помощникам, как следует обращаться с теми, кто стремится посредством взяток обеспечить себе преимущество перед другими.
В конце месяца Решетар снова выбрался в Ольшаны, и снова безуспешно. Сказали — опоздал, материалы поступили, но их уже распродали. Посоветовали попытать счастья в областном центре или зайти недели через две-три, тогда, мол, должны получить цемент и кирпич.