Он вернулся домой. Всю дорогу скрежетал зубами, чуть не посинел от злости. Жена, видя, что он весь трясется, постаралась поскорей его успокоить, чтобы с ним, упаси бог, не случился удар.
В следующий раз в Ольшаны отправилась Решетарова жена, опасаясь, что если поедет старик, то поднимет там все вверх дном. Только и ей не повезло, ей достался неполный мешок цемента, сообщили предполагаемую дату очередной поставки товара, и с тем она уехала.
Она еще раза два наведывалась в магазин, всякий раз безрезультатно.
Потом в Ольшаны опять поехал муж.
Перед магазином было оживленно, как никогда. Решетар воспрянул духом. Видать, что-то получили, подумал он. Встал в хвост очереди, которая выстроилась перед кабинетом, и спросил стоявшего перед ним:
— Что будут давать?
— Известь.
— Мне тоже надо, — сказал Решетар.
— Только вряд ли нам достанется, — заметил тот.
— Это почему же не достанется?
Мужик только пожал плечами.
Решетар терпеливо ждал, когда подойдет его очередь. До него оставалось три человека, когда заведующий Штевица поднялся со стула и объявил очереди:
— Известь кончилась.
Стоявшие перед Решетаром мужики растерялись, Поворчали и собрались уходить. Но у Решетара терпение лопнуло. Он вышел вперед и на глазах у всей очереди спросил:
— Как это — кончилась? Пойдем-ка проверим, может, найдется еще.
Никто из тех, кому не досталось извести, не знал Решетара, но при этих словах у них затеплилась надежда, что, возможно, не придется уходить с пустыми руками, и поэтому сначала один, а за ним и остальные закричали:
— Да-да, пойдем проверим!
Не привыкший к протестам Штевица пришел в страшное изумление. Он побледнел, потом покраснел, сделал было шаг к очереди, но спохватился, уперся кулачищами в стол и, слегка успокоившись, спросил:
— Что вам надо? Куда это мы пойдем проверять?
— В подсобные помещения, на склад, еще неизвестно, все продано или нет, — загомонили покупатели один за другим.
— Я заведующий, мне лучше знать, сколько извести я получил. Я вам говорю, что все распродано.
— Нет уж, пойдем с нами, — снова вышел вперед Решетар. — Мы хотим сами убедиться!
— Вы мне тут не возмущайте народ, а не то я милицию позову! — закричал на него Штевица.
— Что, на меня милицию? — взорвался Решетар. И хотя он был на голову ниже Штевицы, он бесстрашно встал прямо перед ним, в глазах у него сверкали злые огоньки, а с губ срывались свинцово-тяжелые, долго копившиеся слова: — Я сюда полгода езжу зря, ворюга ты окаянный, мало тебе, что ты меня за нос водишь, так еще грозишь милицию позвать! Смотри, как бы я на тебя их не вызвал! Как ты тут распоряжаешься, кому продаешь? Мне точно известно, сколько конвертов суют тебе в карманы…
— Перестаньте меня оскорблять, не то я за себя не ручаюсь! — Штевица сделал попытку остановить лавину Решетаровых слов.
Но Решетара его угрозы уже не могли заставить замолчать. Он продолжал:
— Да, ты берешь с покупателей взятки, а потом их ублажаешь. Можешь звать хоть господа бога, я и перед ним скажу то же самое! Ты вор и обманщик, с тех пор как ты у нас объявился, только и знаешь мошенничать да красть. Как тебе досталось хозяйство Бабчана? Ты, поди, забыл, а я нет! Она сама мне рассказала, так и знай! Ты ограбил ее, бедняжку, и с тем подлым законником как пить дать поделился… Теперь-то ты молчишь, молчи, молчи, а хочешь, зови милицию, давай зови… — Решетар шумно выдохнул, с минуту глядел на своего врага, повернулся и вышел из кабинета. На пороге крикнул через плечо: — Чтоб ты сдох поскорей и такие, как ты, с тобой вместе! Гадина мерзкая, сволочь поганая!
Он хлопнул дверью и стремительно зашагал через бетонированный двор. Пораженные работники магазина и покупатели расступались перед ним.
Когда Решетар начал изрыгать свои обвинения, Штевица совсем было собрался хорошенько двинуть его в зубы. Но при первом же упоминании о хозяйстве Бабчана его охватило смятение, на лбу выступила испарина. До этой минуты он и не подозревал, что кому-то в селе известны подробности его сделки с Бабчановой.
Как только Решетар хлопнул дверью, Штевица повернулся и, не говоря ни слова, скрылся где-то в складских помещениях.
Пшеничное поле начиналось у пойменных лугов, тянувшихся в лощине вдоль канала, и простиралось далеко-далеко, почти до самого села. На лугах плотными группами росли ветвистые ивы. Их изогнутые стволы, клонившиеся в разные стороны, издали напоминали странников, сморенных усталостью нищих, которые остановились передохнуть на минутку и даже не сняли котомок со спины.
Вдоль пшеничного поля вилась тропинка. Иногда она ныряла в пшеницу, терялась в ней, потом появлялась опять.
Кругом царила тишина. Слышался только шелест волнуемых ветром колосьев, пение полевых птиц и жужжание насекомых.
По тропинке шагал Штефан Решетар и нес на плече вязанку свежесрезанных ивовых прутьев.
Пшеничное поле кончилось, дальше до первого дома поселка тянулось клеверище. Тропинка пересекала его посредине.
На границе пшеничного и клеверного полей старик остановился, огляделся вокруг, переложил вязанку на другое плечо и зашагал дальше.
Роса еще не высохла, а Решетар уже возвращался домой. Он любил вот так ранним-ранним утром бродить по лугам и полям, вдыхать прозрачный, напоенный влагой ночи воздух.
Откровенно говоря, за теми прутьями, что он тащил на плече, незачем ходить в луга, сразу же за его гумном зеленели ивовые кусты, и дело было не в прутьях. Он нес их только для того, чтобы не возвращаться в будний день с пустыми руками, еще кто-нибудь подумает, что ему нечего делать, раз он прогуливается по окрестностям, словно турист.
Он перескочил через канаву и вышел на дорогу. Медленно, шаг за шагом, приближался к своему дому.
У магазина ему повстречался Цирил Коларик. Он как раз вез на тележке целый ящик пива в бутылках.
— Пиво привезли? — спросил Решетар.
— Десятка, светлое, — ответил Цирил.
— Самое лучшее, с темного голова болит.
— Да и стоит дорого, — сказал Коларик.
— Надо будет и мне пойти взять.
— А ты откуда идешь? — спросил Цирил.
— Да вот, ходил нарезать прутьев на метлы.
Дальше они пошли вместе. Некоторое время шли молча, потом Коларик сказал:
— Говорят, Штевица вернулся.
— Вернулся.
— Смотри ты, а я думал, он уж не вернется.
— Черт знает, зачем его принесло.
— Так, так. Ну до свидания. — И Коларик свернул к себе во двор.
Решетар продолжал путь один.
Пришел домой, бросил прутья в траву и поспешил в кладовку. Он искал пустые бутылки из-под пива.
Перетаскал их к колодцу, сполоснул водой и сложил в большую холщовую сумку.
Вдруг ему почудилось, что где-то поблизости пилят дерево. Он выпрямился и стал прислушиваться.
Звуки шли от дома Штевицы. Что он опять затеял, подумал Решетар, но расследовать не стал, заторопился в дом за деньгами.
Выходя из дому, на пороге столкнулся с сыном.
— Пиво привезли, пойду возьму несколько бутылок, — сказал он сыну.
— Я был в саду, представь, что этот Штевица вытворяет, — скороговоркой выпалил сын. — Пилит черешню, стоит под деревом и спиливает нижние ветки…
— Что, какую черешню? — перебил его отец.
— Ту, скороспелую, что у ворот.
Старый Решетар оторопело посмотрел на сына и сказал:
— Пилит, зачем он ее пилит, — и вышел во двор.
— Может, проголодался и хочет поесть черешен, — предположил сын. — На дерево-то ему не влезть…
Но отец уже не слушал, тихонько подошел к воротам и пристально смотрел на другую сторону дороги, где широко раскинулась густая крона старой черешни.
Штевица стоял под деревом, прислонясь спиной к стволу, в вытянутой руке держал пилу-ножовку и пытался отпилить одну из толстых ветвей у себя над головой.
Старый Решетар как в дурмане перешел через улицу и остановился.
Он загляделся на прекрасное старое дерево, одно из немногих, которые пережили лютые зимы, военные лихолетья и даже сильное наводнение в шестьдесят пятом. У Решетара в саду тоже когда-то были две такие черешни. Они были родными сестрами этой. Бабчан их тогда привез откуда-то, и они оба посадили их в один и тот же день. Одна из Бабчановых черешен выстояла до сего дня. А у его черешен после наводнения стали гнить корни, потом они еще два года засыхали. Не спас он их, хотя с кем только ни советовался, как бы им помочь. И теперь, увидев, как этот варвар, за всю свою жизнь не посадивший ни одного дерева, спиливает у черешни ветку, он вспомнил все, и внутри заклокотала неукротимая злость.
Он подошел к ограде и закричал:
— Сосед, что вы делаете?
Штевица опустил пилу.
— Пилю, — ответил он односложно, потом на лице у него появилась злобная ухмылка, и он решил подробнее растолковать свои действия. — Думаю, голодная смерть мне не угрожает… Этой черешни хватит на месяц. А потом созреет алыча, июньские яблоки, за ними абрикосы, вишни, груши, сливы… — Он захихикал, сплюнул и продолжал: — Обойдусь без этих мерзавцев, мне ни от кого ничего не надо! — Он поднял пилу и злобными, прерывистыми движениями начал опять пилить.
Старый Решетар толкнул калитку, схватил с земли какую-то палку, которая попалась ему под ноги, и одним прыжком очутился около Штевицы.
— Прекрати! Говорю, перестань пилить, а то я тебя так огрею, что тебя и дева Мария не воскресит! — произнес он мрачно и как нельзя более серьезно, и глаза его горели яростной решимостью.
Ошарашенный Штевица опустил пилу на землю, сделал шаг назад, и лицо его исказила гримаса смертельного испуга.
— Не смей больше трогать ни одно дерево, не смей! — Решетар весь дрожал от злости и взглядом словно хотел пронзить Штевицу насквозь.
Так они стояли друг против друга, пока старый Решетар не повернулся и не пошел прочь.
Он без единого слова прошел мимо сына, который от удивления потерял дар речи, и скрылся в доме.
В кухне он разложил на столе лист бумаги и пошел в кладовую.