— Он ее спилил, — тихо сказал сын. — Я думал, что ее молнией свалило.
— Значит, он таки спилил ее, — сказал отец. — Я дал ему хлеба и сала и все же не уберег ее.
— Зачем он это сделал? — спросил сын, не обращаясь ни к кому.
— Надо мне было вчера вести себя решительней, — корил себя отец. — Нельзя было ему доверять.
Он направился к дому.
Двери были распахнуты настежь. На пороге оба заколебались, потом отец пошел на веранду. Сын последовал за ним.
Там никого не было.
Они прошли в кухню.
Штевица лежал навзничь посреди кухни. Рот у него был приоткрыт, казалось, он насмехается над ними. Тело уже было холодным.
Хлеб, сало и все три луковицы лежали на столе нетронутыми.
Перевод И. Богдановой.
ПОТОМКИ
Всю ночь Паулина металась на постели, боялась проспать. То и дело зажигала лампу, смотрела время. В три часа не выдержала и встала, хотя можно было еще спокойно спать.
Вдруг бы я задремала как раз сейчас, подумала она, одеваясь. Боже упаси! Хорошо, что устояла перед искушением закрыть глаза.
Она включила плитку, поставила чайник и, пока он закипал, осмотрела свое хозяйство, не забыла ли чего.
Открыв холодильник, она окинула взглядом его содержимое, задвинула поглубже какую-то кастрюльку. Захлопнула дверцу и пошла в кладовку. Полные полки вызвали ее одобрение, и она довольно улыбнулась.
Она уезжала из дому на два дня, а еды для сына наготовила, будто собиралась отсутствовать не меньше недели.
— Мама, зачем ты столько стряпаешь, — сокрушался Йозеф накануне, глядя, как мать целый день крутится у плиты. — Свари суп-гуляш, и ничего мне больше не надо.
— Я знаю, что тебе надо, — отрезала она.
— Вернешься — все так и найдешь, — погрозился сын.
— Тебе полезно поесть горяченького, — отвечала Паулина.
Йозеф лишь рукой махнул.
Но мать не обратила внимания на предупреждение сына, довела дело до конца и, обозревая утром плоды своих усилий, испытывала чувство удовлетворенности.
Паулина заварила чай, положила сахар, помешала ложечкой и, медленно прихлебывая, стала пить.
Допивши, она надела толстый свитер, повязала голову платком, взяла с лавки сумку, приготовленную еще вечером, и подошла к двери, ведущей в комнату.
С минуту колебалась, потом все-таки открыла дверь и сказала сыну, что уходит.
Но Йозеф пробормотал во сне что-то невразумительное и перевернулся на другой бок.
Мать прошла через двор, отворила калитку, аккуратно ее за собой закрыла и вышла на шоссе.
Светало. Птицы уже давно щебетали. В хозяйственных постройках гремели ведрами скотники, утренняя тишина нарушалась лишь мычанием телят.
Паулина зашагала к железнодорожной станции.
На перекресток вдруг вылетел молоковоз, мчавшийся в сторону поселка. Паулина сошла с дороги и стояла в канаве, пока машина не проехала.
На станцию она пришла рано, там не было ни души.
Помещение станции уже открыли. Паулина вошла внутрь, заглянула в окошечко кассы, но Палушка еще не продавала билеты.
Паулина села на жесткую скамейку, стоявшую здесь со времен ее юности, но вскоре продрогла. Она вышла на платформу, стала ходить взад и вперед.
По дорожке, проложенной вдоль железнодорожного пути, к станции приближалась одинокая фигура. Она была еще далеко, и Паулина не могла различить, мужчина это или женщина. «Кто б это был? — размышляла она. — В той стороне только домишко путевого обходчика, а дальше хутор. Скорее всего, кто-нибудь с хутора», — решила она.
Через несколько минут зашелестели шины, к станции подъехал велосипедист. Она узнала Фердиша с хутора Бриежки. Он поздоровался, она ответила на приветствие.
Паулина опять вошла в помещение, прилепилась носом к окошечку и увидела, что за столиком уже сидит железнодорожница и пишет в толстом журнале.
Она подождала, пока Палушка положит ручку, и несмело постучала в стекло.
Железнодорожница удивленна обернулась на стук: на этот утренний поезд редко кто покупал билет. Все ездившие на работу имели недельные проездные. Она открыла окошечко:
— Паулинка, вы? А я-то думаю, кто это стучится?
— Да вот, я, — улыбнулась Паулина.
— Куда же вы едете?
— К сестре Маргите.
— А, к Маргите. И надолго?
— Завтра вечером вернусь обратно.
— Что так скоро?
— Да по хозяйству много дел. А мой Йожо и зерна курице не кинет.
— Мужчины все такие. А что, он жениться не думает?
— Может быть… — Паулина понизила голос. — Может быть, это случится скорее, чем вы полагаете.
— Да неужто?
Но мать не хотела сказать больше того, что сказала.
— Так вы дайте мне билет, а то поезд уйдет.
— А где живет ваша сестра? — спросила Палушка.
Паулина взглянула на нее, будто хотела удостовериться, всерьез ли спрашивает Палушка. Но железнодорожница сидела к ней боком и не заметила взгляда.
— Да в Ладзянах, — сказала Паулина. — Я ведь больше никуда и не езжу, только что к сестре.
— До Ладзян, — повторила Палушка. — Пожалуйста, пятнадцать шестьдесят. — И она протянула пассажирке билет.
Паулина уже держала в руке точно отсчитанные деньги. Она подала их в окошечко и спросила:
— Еще не едет?
Тут же зазвонил телефон, Палушка сняла трубку, молча выслушала. Потом положила ее и вышла из помещения.
Паулина проследовала за ней.
Прибыл поезд, пассажиры — человек пять всего — поднялись в вагон, и поезд тронулся.
Вагон был пустой. Паулина устроилась у окошка, поставила сумку на лавку рядом и стала смотреть в окно. Поезд проехал поселок Ветерный, резко сбавил ход перед крутым поворотом.
В поселке было не больше дюжины домов, окруженных большими садами. Некоторые теперь пустовали: старики поумирали, а дети, перебравшиеся в город, не хотели жить здесь постоянно и наезжали в родные места только летом, в отпуск.
Крайний дом стоял в полусотне метров от железнодорожного пути. Обширный двор, весь заросший травой, доходил до самой насыпи. Посреди двора был виден колодец, и возле него длинное деревянное корыто. У колодца стояла женщина. В руке у нее было ведро. Она стояла и смотрела на проходящий поезд.
Паулина узнала женщину. «Она все еще тут живет!» — На нее разом нахлынули грустные мысли.
Поезд давно уже бежал по прямой, миновал мост через реку и оставил за собой городок, а Паулина все думала о женщине, с ведром в руке стоявшей у колодца, провожая взглядом поезд.
Паулина могла предполагать, что Ирма живет в отцовском доме. И все же, увидев со собственными глазами посреди этого широкого двора, она поразилась ее присутствию в поселке и ощутила к ней острую жалость. Она лишь издали и мельком увидела лицо и фигуру Ирмы, но успела заметить, что эта жизнь не идет ей на пользу. Паулина припомнила, какой Ирма была раньше. Она снова увидела ее перед собой — улыбающуюся, уверенную, даже чересчур уверенную в себе, чуть высокомерную и чуточку капризную. Сын Йозеф привел ее к ним в дом познакомиться.
Йозеф служил тогда в армии. Летом он приехал домой на побывку и вместе с другими ребятами колесил по округе в поисках невесты. В те времена жизнь в Ветерном кипела ключом. Через воскресенье под тополями устраивались танцы, и эти вечеринки не раз оканчивались кровавыми драками. Паулина всегда пугалась, заслышав, что сын собирается в Ветерный.
В то лето, когда Йозеф приехал на побывку, драк на танцах не случилось; наоборот, однажды сын вернулся домой в приподнятом настроении. И на другой день тоже ходил как во сне. Матери ничего не сказал, но она и сама смекнула, что с ним творится. Только имени девушки, вскружившей сыну голову, она не знала. Однако вскоре и оно ей стало известно — со злорадным смешком его сообщила ей одна из соседок.
Говорят, красивая, да что толку, ведь она дочка Селецкого! Не отдаст он ее ни за Йожо, ни за кого другого из поселка колонистов. Паулинка, твердили соседки, выбей блажь у сына из головы, что у нас, своих девок мало? Сама знаешь, чем кончаются такие неравные браки, жалко будет, если парень поплатится за свое безрассудство.
— Да ведь он еще не женится, — возражала Паулина.
— Когда женится, поздно будет, — отвечали оскорбленные кумушки.
Осенью Йожо демобилизовался, и Паулина поняла, что его чувство к Ирме не было мимолетным увлечением.
Однажды в воскресенье, после обеда, когда она подремывала в горнице на диване, Йожо подошел к ней:
— Мама, выйди на минутку в кухню: я хочу тебе представить одного человека.
— Кого? — Она замерла.
— Да знаешь ты кого, об этом весь поселок говорит.
— А ты не мог предупредить меня заранее, что приведешь ее? Ты у них уже был?
— Еще нет.
— Как так? Ведь сначала положено идти в гости парню, — сказала мать.
— Мне — к Селецкому?
— Придется.
— Лучше начать с нашего конца.
Так Паулина познакомилась с Ирмой.
В тот год зима выдалась лютая. Уже на Микулаша стояли морозы, а за неделю до рождества снегу навалило по колено.
В воскресенье днем Йозеф отправился в Ветерный на свидание с Ирмой.
Обычно он ходил по дорожке вдоль железнодорожной линии. Но сейчас дорожку занесло снегом, и он пошел окольным путем по шоссе.
Уже издали он заметил, что на том месте, где они обычно встречались, прохаживается кто-то другой.
Подходя ближе, он узнал старика Селецкого.
Ну, чему быть, того не миновать, подумал Йозеф и энергично зашагал к нему.
Старик заметил его только в последнюю минуту. Он не ждал, что Йозеф придет с той стороны.
Йозеф поздоровался и выжидающе молчал.
— Ты знаешь, кто я, — хмуро сказал старик.
Йозеф кивнул.
— Ирма не придет. И ты с ней больше не встречайся! — В голосе его была твердость. — Я говорю серьезно.
Ирмин отец опирался на суковатую палку, холодный взгляд оценивающе примеривался к Йозефу, и тому вдруг стало не по себе.
— Почему не придет? Мы же договорились…
— Не придет. Она выходит замуж.