— За кого это она выходит замуж? — усмехнулся Йозеф.
— За одного из наших, — сказал Селецкий таким тоном, что у Йозефа сразу пропала охота смеяться.
— Это она должна сообщить мне сама, — возразил он.
— Она поручила это мне!
— Этого мне мало.
— Придется довольствоваться.
— А я пойду и сам ее спрошу, — вспыхнул Йозеф.
— Я спустил собак, так что не рекомендую приближаться к дому…
Йозеф посмотрел на старика и понял, что тот не шутит. Он знал, на что способны злобные стражи одиноких усадеб, непривычные к чужим людям, недоверчивые, полудикие псы, преданные своим хозяевам.
— Насилием вы ничего не добьетесь, — сказал он. — Я найду способ встретиться с Ирмой.
Старик только усмехнулся.
— Она выйдет замуж только за меня! — закричал Йозеф. — Вы же знаете, она об этом мечтает.
— Она и видеть тебя больше не желает!
Все последующие дни Йозеф придумывал разные хитрости, чтобы обойти старого Селецкого.
Ничего путного не придумывалось.
Он писал Ирме письма, посылал их срочными и заказными, отправил даже телеграмму, но ответа не получил.
В феврале он случайно встретил Кату, Ирмину подружку из Ветерного.
Ката попыталась увильнуть от ответа, но потом призналась, что Ирма обручена с Беньямином.
— С виноградарем, у которого новый дом возле шоссе, — добавила она в пояснение.
— Так ему же сорок лет, — закричал Йозеф. — Разве он годится ей в мужья?
Йозеф решил любой ценой попасть в усадьбу Селецкого, чтобы самому убедиться в намерениях Ирмы.
Он подговорил помочь ему Феро Турчека. Феро долго колебался, но под конец уступил уговорам приятеля.
Феро был в артели трактористом, с помощью его трактора Йозеф и хотел проникнуть к Селецкому. Поедем без прицепа, рассуждал он. Кабина закрытая, собаки в ней не страшны. Подъедем прямо к крыльцу — двор сзади не огорожен. А там будет видно. Лучше всего ехать около полудня, тогда никто не заметит, что Феро с трактором куда-то запропастился. Все будут думать, что он поехал домой на обед.
Они сделали все в точности так, как Йозеф себе представлял. Ехали сначала по шоссе, потом по бровке холма спустились к железнодорожному пути и поехали вдоль линии; псы бросились на трактор, но они, не обращая внимания на яростный лай, въехали во двор.
Во дворе Федор развернулся, подогнал трактор к крыльцу и остановился.
Собаки заходились лаем, демонстрируя свое рвение, остервенело бросались на гусеницы трактора. От шума проснулся бы и мертвый, но в доме ничто не шелохнулось.
Йозеф надеялся, что выйдет Ирма, отгонит псов и он сможет с ней поговорить.
Но он плохо рассчитал.
Немного погодя дверь отворилась и вышел Ирмин отец. Уперши руки в бока, он прислонился к косяку и смотрел на незваных гостей. Он не нервничал и не угрожал, а спокойно стоял у врат своего королевства, уверенный в победе.
Йозеф побледнел. Он понял: и эта его попытка встретиться с Ирмой провалилась.
— Давай отсюда! — скомандовал он.
Феро облегченно вздохнул и рванул с места.
На этом между Ирмой и Йозефом все, собственно, и закончилось. Они больше не виделись и, даже казалось, совсем забыли друг друга.
Паулину беспокоило лишь одно: сын и слышать не хотел о женитьбе. Сначала он еще сердился, когда она заводила об этом речь, а потом и сердиться перестал.
Улыбнется, покачает головой и переведет разговор на другое.
Так прошли четыре года.
Как-то Паулина поехала в районный центр за покупками. На станции она нос к носу столкнулась со стариком Селецким. Она знала его много лет, все старые колонисты его знали. Во время оккупации Селецкий получил хозяйство Плевы. Трудно сказать, как это ему удалось, ведь один только сад стоил половины тогдашнего Ветерного.
При виде старика Паулину вдруг охватило жестокое желание высказать ему все, что она о нем думает. Она хотела спросить его, откуда в нем столько ненависти. Разве у нее нет причин для ненависти? Но ненависть рождает лишь новую ненависть, разве можно продолжать так до бесконечности, из поколения в поколение? Почему, собственно, простые люди должны ненавидеть друг друга, разве это нужно тем, кто в поте лица добывает хлеб свой насущный? Она хотела напомнить, что он носит имя, звучащее гораздо более по-словацки, нежели ее, и это не просто так, а кое-что значит. Она хотела спросить старика, доволен ли он теперь, видя, как чахнет и сохнет его дочка. Не лучше бы ей было производить на свет детей, мучиться ими и радоваться им? Много всего хотела она высказать мужику, да промолчала. И все-таки ей показалось, что и он понял ее неслышный монолог: когда она взглянула ему прямо в глаза, он отвернулся, и его искусственная суровость и напряженность разом куда-то девались. И только поезд, подошедший к платформе в эту минуту, спас его от капитуляции перед матушкой Паулиной.
Через несколько месяцев старик Селецкий скончался, и его дочь осталась одна в родительском доме.
Поговаривали, что она живет там как в изгнании. Обрабатывает сад и огород, держит корову, с десяток овец, птицу. С людьми не общается, даже в лавку не ходит. Самое необходимое приносит ей соседский парнишка.
Всю дорогу Паулину не оставляли мысли о девушке, которая должна была стать ее невесткой. Одинокая усадьба, широкий двор, старинный колодец, женщина в черном, неподвижная, будто застывшая фигура, в которой читалось страстное желание уехать отсюда и в то же время покорность отчаяния, бессильное согласие жить так, как она живет, — всё стояли у Паулины перед глазами. Напрасно она старалась думать о другом, тяжелые воспоминания не оставляли ее.
В подавленном состоянии сошла она с поезда в Ладзянах.
Сестра Маргита встречала ее на станции. Паулина попыталась выдавить из себя улыбку, чтобы сестра, не дай боже, не истолковала неправильно ее унылый вид. Но Маргита ничего не заметила.
Железнодорожная станция находилась в стороне от деревни. В Ладзяны вела асфальтированная дорога, с одной стороны окаймленная яблонями. Паулина еще помнила время, когда вместо шоссе была лишь посыпанная гравием узкая дорожка. Но яблони росли здесь уже и тогда.
Женщины вошли в деревню. Вдоль главной улицы по обе стороны дороги тянулись тротуары из бетонных плит.
— Какой прекрасный тротуар, — одобрила Паулина, едва вступив на него.
— Только нынешней весной закончили, — пояснила сестра.
Подходя к третьему дому, Маргита замедлила шаг и зашептала сестре:
— Вот тут они живут, — и кивком головы указала на противоположную сторону улицы. — Хорошенький домик, и погляди, какие прекрасные розы в саду!
Розы! Паулинина любовь, Паулинина слабость. Она посмотрела на беленький домик с мансардой и садом, где пышно цвели розы. Кусты были ухоженные и явно содержались по науке.
— В самом деле красивые, — похвалила она.
— Это все старый, он в любом деле дока. За что ни возьмется, все у него прямо в руках расцветает, — рассказывала Маргита.
Паулина молчала.
— Цилька работает до двух, в три будет дома. Я с ней условилась, что она к вечеру зайдет к нам. Вот вы с ней и поговорите. Увидишь, она тебе понравится, — весело болтала Маргита.
— Мне-то что, главное, чтобы она понравилась Йожо, — возразила Паулина.
— И ему понравится.
Сестры свернули в переулок. Прошли угловой дом и остановились перед следующим.
Маргита достала ключ и отомкнула железную калитку.
— Я одна, хозяин на работе, — сказала она и пригласила сестру войти.
Они вошли в дом.
— Клади вещи и, если хочешь, можешь прилечь отдохнуть, — предложила Маргита.
Паулина кивнула и пошла в ванную.
Паулина была самой старшей в семье. Маргита родилась четвертой, предпоследней. Паулине шел тогда уже одиннадцатый год. Но, несмотря на значительную разницу в годах, сестры были дружны. Маргита вышла замуж во время войны и осталась с мужем в Горняках, у них было двое сыновей, теперь уже взрослых. Один жил в городе, другой примаком вошел в семью из соседней деревни. У обоих уже были дети, и Маргита радовалась внучкам. Каждый раз, вспомнив об этом, Паулина начинала жалеть, что ее Йожо старый холостяк. Когда он махнул рукой на женитьбу, девушки из поселка, подходившие по возрасту — а было их не так уж много, — повыходили замуж за других. Паулина поняла, что сыскать сыну невесту с каждым годом будет все трудней. Словацкие семьи в долине таяли на глазах. По вечерам в корчмах сидели сплошь старые холостяки. Поселки колонистов вымирали, детей было все меньше.
Несколько старых холостяков наконец все-таки женились. Собственно говоря, их женила родня, сами они вряд ли бы раскачались. Почти каждая дольняцкая семья имела каких-нибудь родственников в Горняках. Они-то и помогли подыскать спутниц жизни нескольким стареющим женихам.
Однажды и Паулина подумала, что надо бы ей испытать этот путь. Она намекнула сестре Маргите, и та довольно скоро нашла в своей деревне подходящую кандидатуру.
— Девушка в некотором роде нам родня: ее мать доводится свояченицей моему мужу, — сообщила Маргита сестре при первой же возможности. — Ее зовут Цилька — Цецилия. Она работает на обувной фабрике, и ей двадцать восемь лет.
— Двадцать восемь? — переспросила Паулина и задумалась.
— Ну да, а что ты хочешь, как раз для Йожо, ему-то ведь уже тридцать один, — отвечала Маргита.
— Но я ее не видела еще… Послушай, а почему она до сих пор не вышла замуж? — спросила наконец Паулина.
— Почему? Откуда мне знать почему. Не вышла и все. Не повезло в жизни.
— А она не больная?
— Разве б я тебе такую присоветовала?
Наконец сестры договорились, что Паулина прибудет в Ладзяны и Маргита познакомит ее с Цецилией.
День тянулся долго. Маргита приготовила обед, они пообедали. Потом вернулся с работы хозяин и немного побеседовал с Паулиной. Потом он пошел переодеться и до вечера больше не появлялся в доме. Вывел машину из гаража и стал в ней копаться.
— Послушай, если они сговорятся, я хочу, чтобы она переехала к нам. Я там одна не останусь, — вдруг сказала Паулина.