Остальные разряженные участники шествия дожидались лошадей — их уже выводили из конюшен.
Имро достался резвый гнедой жеребец. Раздобыли ему где-то и седло. Когда Имрих вскочил на коня и оттуда, с высоты, оглядел знакомые и незнакомые лица внизу, он осознал важность момента, уверенность в себе окрепла, он улыбнулся и, отыскав взглядом Гильду, помахал ей.
И она с гордым видом, помогая себе руками, объясняла что-то Иолане и другим женщинам, обступившим ее и с явным интересом слушавшим ее рассказ.
Из конторы во двор вышел управляющий с венгерским флагом в руках и протянул его Каролю.
Кароль, уперев древко в кожаное седло, развернул флаг и дал знак трогаться.
Под ликующие крики собравшихся граждан кони двинулись вперед, но, выехав на шоссе, несколько умерили шаг, потому что навстречу им от реки ехал грузовик, крытый брезентом.
Лошади, отступив к обочине, пошли шагом. Поравнявшись с ними, шофер немного притормозил. В кабине сидел дорожный мастер Шланк, а рядом — пани Эма! Кузов был битком набит, брезент даже распирало.
Затем отряд перешел на рысь, направляясь в поселок колонистов у рощи.
Проехав через рощу, всадники разобрались по трое и, растянувшись по дороге, с Каролем и флагом во главе легким танцующим шагом проследовали туда и назад мимо домов колонистов. Кароль махал флагом, остальные дружно скандировали:
— Проволочники, вон! Проволочники, вон!
Вернувшись к роще, они перестроились и марш свой повторили, теперь, правда, лошади шли рысью, поэтому крики были слышны уже не так отчетливо.
Они повторили все еще в третий раз, галопом промчались через поселок, дико улюлюкая и крича уже что-то совсем неразборчивое, и исчезли в роще.
Так они объехали все окрестные поселки колонистов и вернулись в имение уже ночью. Пиршество было в самом разгаре.
13
В тот момент, когда Имро, сидя в седле, помахал Гильде, которая с гордостью улыбнулась ему, она и не подозревала, как еще все обернется, и получится совсем не то, что мысленно представляла себе. Ей хотелось, чтобы в этот памятный день произошло что-нибудь необычное, но она ни сном ни духом не ведала, что тут вот, в имении, встретит Питё, будет с ним попивать паленку, веселиться, беситься, пока наконец не позволит ему увести себя подальше от людей, начисто забыв о своих замыслах, которые она вдалбливала Имро.
Когда отряд конников отбыл, она еще постояла, поболтала с бабами, строя планы насчет блестящего будущего, открывавшегося перед ними.
Потом они с Иоланой пошли к котлам, где кухарки стряпали праздничный ужин, но помощь их отвергли, потому что толкущихся у костров было более чем достаточно.
Иолана отправилась домой, где ее ждали дела, а Гильда вернулась в имение.
Одни мужики носили дрова, другие сбивали временные лавки. Вскоре запылали костры.
Откуда ни возьмись появились бутылки с вином, и Гильда опрокинула две стопочки. Подсев к костру, она шутила и пела вместе со всеми.
Смеркалось, а конники все не возвращались. Гильда подумала — не зайти ли к золовке и там дождаться Имро, но как-то не хотелось покидать веселье.
И тут она увидела Питё совсем рядом, так близко, что разглядела веснушки на его лице. Он протянул ей бутылку, и она без колебаний отпила из нее. Паленка была крепкая, и все, попробовавшие ее, громко нахваливали напиток и похлопывали Питё по плечу.
Гильда отхлебнула еще два глотка, а позже, когда принесли еще вина, выпила снова. Расположение духа у нее было отменное, и она даже не помнила, когда встала с лавки и побрела с Питё куда-то в темноту.
Он крепко обнял ее за плечи и торопливо повел мимо конюшен, складов и сушилки для кукурузы.
Шум со двора доносился все тише. Питё начал ее раздевать еще по пути к скирде соломы, темневшей впереди.
— Вот я и здесь, — задыхаясь шептал он, кусая ее грудь.
— Ах ты негодный, теперь я хороша для тебя, — негромко упрекнула она его. — Почему ты бросил меня тогда, оттолкнул от себя? — чуть слышно шептала она, потом замолчала, тяжело дыша в ожидании предстоящего…
— Ничего я тебя не отталкивал, просто дурак был, молодо-зелено, — успел еще сказать он, и потом уж за него говорили только его руки и страстные губы, говорили то, что ей хотелось знать.
Потом они лежали неподвижно на соломе, и мир вокруг кружился вместе с ними.
Спутник Гильды приподнялся на локтях и, не заботясь о том, что от искры может вспыхнуть солома, закурил.
Она попыталась привести в порядок мысли, но они не подчинялись ей.
Он курил, молчал, глядя куда-то перед собой.
Она привстала на колени, оправила одежду.
— Не спеши, побудем еще тут. — И он легонько опрокинул ее назад в солому. — А ты не забыла, как это делается, — одобрительно усмехнулся он, — ей-богу, мне с тобой лучше, чем бывало прежде.
Питё погасил окурок, отбросил подальше от скирды, проследив, где он упадет, и прижался к Гильде.
— Погоди, оставь меня. Мне правда плохо, мутит, — призналась она наконец, и он поверил.
— Пойдем пройдемся немного, — предложил Питё и помог ей подняться.
— Нет, в имение не надо, — попросила она, когда он повернул к огням костров. — Лучше туда, — указала она в противоположную сторону, к роще.
Он довел ее до криницы. Она хмелела все больше и с трудом сохраняла сознание, но все же стыдилась перед ним и как могла сдерживала рвоту, упрашивая его отойти.
— Ступай, ступай, дальше я пойду одна, — отсылала она его прочь, опустившись на знакомый желоб.
Сперва он не хотел уходить, но она умоляла его так настойчиво, что он наконец послушался.
— Ладно, но я вернусь, жди меня, — сказал он и исчез в темноте. Едва он отошел, она свалилась на землю рядом с желобом, и ее начало отчаянно рвать.
14
Во дворе имения горели костры. Вокруг них на лавках из наскоро обструганных досок сидели бабы, молодежь. Позади сидевших стояли мужики; играл гармонист, все пели, а дальше, куда не доставал свет костров, рыдала скрипка, видимо, в руках какого-то цыгана из Лук, и хор мужских голосов, среди которых слышно было и несколько женских, изливал душу в тоскливом жалобном тремоло.
Имрих соскочил с коня, передал кому-то повод и поискал глазами Гильду, Штефана, Иолану или хоть кого-нибудь из знакомых.
У ближнего костра их не было, он побрел дальше, но и там не нашел никого. Ну и народищу привалило, подумал он. И в самом деле, сейчас тут сидело, стояло и толкалось куда больше народу, чем днем.
Видать, наши дома, решил он и побрел к сестриному дому.
Иолана возилась у плиты. Когда он вошел, она быстро обернулась и спросила:
— Ну, поел?
— Нет.
— Иди скорей к котлу, там для вас оставили гуляш и вино.
— Пойду, только сперва переоденусь. — И он торопливо сбросил с себя наряд.
Одевшись в свое, спросил сестру:
— Гильду не видела? Она домой не пошла еще?
— У тебя одна Гильда на уме!
— Я и Штефана не видел.
— Там он где-нибудь, — махнула рукой Иолана и засмеялась.
— Чего смеешься?
— Гильда твоя малость перебрала. — Иолана захохотала еще пуще. — Смотри, как бы где не свалилась, еще простудится.
— Ты что? Напилась она?
— Хлебнула без закуски вина и давай хихикать будто коза. Потом к ней Питё подсел, да ты знаешь его, этот конопатый из ихней деревни, принес с собой бутылку крепкого и угощал всех подряд.
— И Гильду?
— Ну да, ее больше всех.
— И она пила?
— Еще как!
Имрих внимательно посмотрел на сестру — не разыгрывает ли она его? Но Иолана была серьезна.
— Пойду поищу, — пробормотал он и вышел из кухни.
На дворе веселье было в разгаре, все угощали друг друга, почти у всех в руке была либо стопка, либо бутылка.
Имрих сперва заглянул в угол, где надрывалась скрипка.
В самом конце двора на старой телеге стоял, широко расставив ноги, цыган и наяривал с таким вдохновением, словно играл в честь создания цыганской державы.
С краю телеги, в объятиях приятеля, сидел Штефан.
— Привет, Имришко, привет, — поздоровался он. — Ну как, нагнали на них страху? Хорошенько напугали?
— Поди-ка, — позвал его Имрих.
— На вот, выпей, — протянул ему бутылку Штефанов приятель. — Да пей же! — крикнул он, видя, что Имрих медлит.
— Ладно, давай. — Имро глотнул прямо из горлышка раза три и вернул бутылку хозяину.
— Садись, — указал Штефан место возле себя.
Имрих присел.
— Слышь-ка, ты Гильду не видел? — потихоньку спросил он шурина.
— Видел, как свечерело. Уж она дала себе волю. Говорил я тебе, ты меня не слушал, — укорил его Штефан.
— Где ее искать? — проговорил Имро упавшим голосом.
— На кой дьявол тебе сдалась такая баба? От нее ни днем, ни ночью покоя нет. А выдохнешься ее ублажать, сразу станешь старым хрычом, она же будет в самом соку. — Как всегда, выпив, Штефан упрекал Имро за женитьбу на Гильде. — Осел ты, больше ничего!
— Я пойду. — Имро поднялся.
— Не обижайся, я ведь тебе добра желаю, — крикнул вслед ему Штефан, но Имрих не остановился, и Штефан, махнув на него рукой, снова обнялся с приятелем.
Ночь была холодная. Имрих еще потолкался по двору в поисках Гильды, да все напрасно.
Отчаявшись, он вышел со двора и зашагал к дому.
Снедаемый ревностью, он медленно брел по шоссе, скрипел зубами, стискивая кулаки и отгоняя от себя назойливые видения, в которых Гильда рисовалась ему в наихудшем свете. Он пытался подавить внезапно охватившую его ненависть, но тщетно — она бушевала в нем, вздымалась волнами, хватала за горло, душила.
Он шел мимо домов старожилов. Несмотря на поздний час, во многих хатах горел свет, у порогов в темноте мигали огоньки сигарет.
Все веселятся, один ты тащишься в ночи и воешь, будто бродячий пес, трясешься от холода и злости, то жалеешь, то презираешь себя, мечтаешь о чистоте, упрекая в нечистых делах других, а по какому праву? Ответа он не находил.
Сплюнув, Имро прибавил шагу и попробовал ни о чем не думать.