– Любопытно, – Руби потер подбородок, снова взял сигарету и повертел ее в пальцах, пока она с шорохом не сломалась, а табак не рассыпался по полированной поверхности стола. – На США работаешь? Но они с нами заодно. И вряд ли это Великобритания. Я подумывал, что тебя могли перевербовать прибывшие с коалиционными силами спецы из ЦРУ или из MI6, но, учитывая специфику поставленных перед тобой задач… Иран, Турция, Сирия?..
– А как насчет России? – Ясем был уполномочен Центром действовать с Руби открыто.
– Любопытно, – повторил Руби, вроде даже не удивившись. – Мне теперь придется иметь дело не только с тобой?
– Будет связь в Тель-Авиве.
– Лучше бы в Ашкелоне. Я чаще там бываю, поближе к сектору. Впрочем, если не слишком часто контактировать, можно и в столице.
– В Ашкелоне? – задумчиво переспросил Тарек, прищурившись от дыма и пригладив усы.
– У меня там квартира. Так сказать, перевалочный пункт по дороге сюда.
– Хапи там бывал?
– Нет! Старик из сектора не высовывается. А племянника своего Ахмеда присылал… Кстати, – оживился Руби, – хочешь в Ашкелоне пожить? Хоть сейчас поедем. Безопасно, под моим прикрытием. Можно оформить тебя как агента, хотя лучше вовсе нигде не светить. А что? Правда! Квартира в Афридаре [Афридар – один из престижных районов Ашкелона на севере города]. Отдохнешь. Выглядишь измотанным. Да и, как я понимаю, твои задачи лежат в области земли обетованной.
– Земля обетованная – это Палестина, а теперь Палестина – это сектор Газа и Западный берег, всего лишь, – грустно добавил Тарек. – А вы, евреи, считаете обетованной землей Израиль. Но в твоем понимании, да, мои интересы простираются гораздо севернее Газы.
– Все тут условно, – вздохнул Руби. – Но я к чему про твой переезд заговорил. В секторе в ближайшее время будет особенно неспокойно. – Он оглянулся на дверь и понизил голос: – Что-то готовится с нашей стороны. К границе с сектором подтягивают цахаловцев. Деталей я не знаю, но предупреди Джанаха. Лучше бы они сейчас попритихли и не провоцировали своими акциями и вылазками к нам по тоннелям. Впрочем, хамасовцы упертые. Высади их на каменистый остров без средств к существованию, они и там выживут и, учуяв, в какой стороне евреи, в скалах и под морем пророют ходы и доберутся-таки до нас.
– Твой арабский стал гораздо лучше, – вдруг заметил Тарек. – Ты практикуешься где-то?
– Приходится заниматься специально, чтобы общаться без запинок с вашим братом.
– Много агентов-палестинцев?
– Так я тебе и сказал! – рассмеялся Руби. – Должен же я что-то оставить про запас. Как говорится, для себя.
– Для себя? Девок для себя можешь оставлять, и то их паспортные и иные данные желательно сообщать мне для контроля, – почти серьезно велел Тарек. – Ты, кстати, женат?
– Был, – вздохнул Руби не слишком расстроенно. – Я отчаянный холостяк.
– Отчаянный? В смысле на все юбки кидаешься?
– Наоборот, – теперь стал угрюмым Руби. – Какие девки? Я сюда-то с трудом выбрался. Работы очень много. Вот и ты свалился на голову. Как ты предлагаешь выявить связь Израиля с ИГИЛ?
– Взять «языка», к примеру.
В этот момент Ясем наклонил голову, закуривая. Руби встал, прошелся по комнате и остановился рядом с ним, заглядывая ему в лицо.
– Ты сейчас всерьез? То есть ты хочешь схватить на улице цахаловца и пытать до одури, пока тот не сознается во всех смертных грехах?
– Не утрируй, хабиби, – ласково попросил Ясем. – Тебе предстоит поднапрячься и выявить человека из ЦАХАЛ, которому будет что сдавать во время пристрастной с ним беседы.
Руби вскинул брови возмущенно, но промолчал, прикидывая уже варианты, как действовать.
– Надо же не просто информированного человека найти, – заговорил Руби через минуту, – а чтобы он согласился сотрудничать.
– Согласится, – Тарек грозно потряс кулаком.
– Вовсе нет! Выбить согласие, конечно, можно. А если он принципиальным окажется? Нет. Надо думать, искать. Если я начну расспрашивать активно, то быстро погорю. У нас таких любопытных сразу берут на карандаш.
– Но ты ведь найдешь выход из положения? – вкрадчиво уточнил Тарек, не сомневаясь в ответе. – Слушай, а как ты проходишь проверки в своей конторе и до сих пор не погорел?
– Ты про полиграф? Ну, – Руби пошевелил пальцами в воздухе, – есть способы. Я о детекторе подумал сразу же, когда вышел из застенок вашего зубодробильного заведения. Одно дело, в общем-то, полезные советы ваших спецов, которыми они меня снабдили на сей случай. Но выживать по возвращении сюда мне пришлось автономно, ни с кем не имея возможности поделиться. Ни словом, ни жестом, ни малейшим намеком.
– Что ты мне плачешься? – вдруг разозлился Тарек, ткнув сигарету в пепельницу ожесточенно. – Послужил бы ты у нас. Маневрировать приходилось так, что чудом избегал оказаться в той же камере, где мы с тобой тогда мило беседовали.
Руби покачал головой, явно не соглашаясь, считая ситуации неравнозначными, но спорить не стал.
Он вывел Тарека через другую дверь, минуя все посты и очередь из страждущих палестинцев. Здесь на КПП «Эрез» при желании можно было не только спрятаться, но и, наверное, жить какое-то время, если этого требовали бы интересы израильских спецслужб.
Руби вышел с Тареком вместе, но до выхода, до палестинского кордона Ясема провожал офицер ЦАХАЛ, который и привел к Руби. Прощаясь, Руби пожал руку Тареку, и тот наконец разглядел изображенную на печатке менору [Менора (букв. светильник) – семисвечник – символ иудаизма и еврейских религиозных атрибутов. В том числе изображена на гербе Израиля и Моссада], а по кругу буквы иврита. Догадался, что это девиз Моссада: «При недостатке попечения падает народ, а при многих советниках благоденствует». Подумал, что этих «советников» развелось везде слишком уж много, в том числе внедренных в правительства большинства крупных мировых держав. От такого попечения, конечно, выигрывает «народ». Вопрос – чей народ?
6 июня 2014 года
Тарек готовился к свадьбе – брился, прихорашивался, относясь к предстоящему обряду серьезно в силу своего возраста, и в то же время цинизм не позволял целиком и полностью отдаться предпраздничной суете…
Он не жалел потраченных на садак [Садак (искренний дар) – подарок жениха, приносимый в дом невесты во время хитбы] денег, тем более покупал украшения для невесты не на свои. И все же, выбирая их, невольно подумал, что сапфиры подойдут Хануф больше, чем рубины, а платина придется к смуглой коже лучше, чем золото.
Ясема смущало существование, пусть и в прошлом, мужа у Хануф. Прежний брак был по соглашению родителей того и другой, но это не исключало существования страсти между мужем и женой, а внезапная гибель супруга могла эту страсть раздуть в сжирающий душу и сердце Хануф пожар. И тогда Тарек получит в приданое проблемы – тоскующую жену, ненавидящую его только потому, что он не Джандаль (так звали ее мужа). Ясем для себя твердо решил быть отстраненным и меньше обращать внимания на женские слезы, к которым уже начал морально готовиться.
– Отвык, – сказал он, с сочувствием глядя на свое отражение в зеркале. Вытянул ворот белоснежной рубашки из-под ворота пиджака. Вспомнил, как на прощание поторопил Руби с решением их совместных задач, а тот засмеялся и, похлопав Тарека по плечу, сказал:
– Жаль не смогу приехать на твою свадьбу, поесть сметанного супа и плова и станцевать дабку [Дабка (букв. топанье ног) – танец, характерный для многих арабских стран и стран Средиземноморья] вместе с твоим будущими родственничками. Это и для меня, и для тебя небезопасно.
– То, как ты танцуешь дабку?
– Мое появление на свадьбе. У тебя ведь завтра это мероприятие?
Тарек кивнул в ответ, понимая, что ему-то ни танцев, ни свадебных яств, ни огромного многоярусного торта не миновать.
Теперь, глядя на себя в качестве молодожена, он вздохнул, надевая новую белую гутру, и со смущением подумал, что о его перипетиях сказал бы Кабир Салим. А он ведь язвительный парень…
Еще накануне вечером, когда Тарек уже вернулся с КПП и Хапи, завезя его в отель, уехал домой, Хапи вдруг позвонил в номер и сообщил, что принял решение перенести празднования в банкетный зал отеля, где живет Ясем и куда он планировал привезти молодую жену. Тарек выразил сомнения, удастся ли за несколько часов договориться с администрацией гостиницы об аренде зала. «Да у меня все схвачено. Ты забываешь, кто я. В этом городе для моей дочери и зятя все сделают, стоит мне лишь заикнуться на сей счет».
И сейчас Тарек должен был, как решил Джанах, заехать за невестой на арендованной, украшенной цветами машине, привезти Хануф в отель и ожидать наплыва гостей. А их на арабские свадьбы всегда набивается такое количество, словно арабское войско во время битвы при Кадисии. Не хватало для колорита только лучников, каравана боевых верблюдов и слонов с построенными на их могучих спинах башнями для стрелков и погонщика.
Утешало то, что все нарядные бойцы этого свадебного войска несут конверты с деньгами. Про битву с персами Тарек читал еще в детстве. При его нищенской жизни он впервые увидел книги в школе. Учебник истории с цветными иллюстрациями зачитал до дыр. Запечатлелась в памяти воображаемая картинка – палаточный лагерь арабов на краю пустыни под Кадисией, тридцатитысячное войско, вонь от верблюдов и лошадей, от человеческих испражнений, гомон, масштабный салят, предваряющий страшную битву с персами, шах которых сосредоточил в Кадисии всю свою сорокатысячную армию… Позже Ясем много раз перечитывал уже взрослые учебники в училище и в академии, но такого впечатления они на него уже не производили.
Одной машиной Тареку не дали ограничиться. Собрался свадебный кортеж из десяти как минимум. Ахмед наприглашал родственников, шумных молодых парней. У некоторых виднелись пистолетные кобуры под пиджаками. Все норовили давить на автомобильный гудок дольше остальных. В итоге, наверное, было слышно в Ашкелоне их звонкую процессию.