Мысль об Ашкелоне, пришедшая на ум, испортила Тареку и без того не слишком фееричное настроение.
Ашкелон, называвшийся когда-то Эль-Маджаль, стал сосредоточением устремлений Ясема. Он не сказал Руби о Тахире Мааруфе, окопавшемся в Ашкелоне, решил приберечь это дельце на потом. Первоочередной задачей было захватить цахаловца, информированного о связях ИГИЛ с Израилем.
Кроме того, Тарека сейчас волновало, каким образом переправить в Центр сложенный вчетверо листок, исписанный аккуратным почерком Мусы Руби на иврите и на арабском, лежащий в кармане пиджака Тарека. Он не решился его оставить даже в сейфе гостиничного номера. Расписка Руби о его готовности работать на российскую разведку.
Тарек все больше склонялся к мысли, что он не доверит ее никому. И только вернувшись в Ирак, лично передаст Гольфисту…
Наконец добрались до дома Джанаха. Во дворе толпились родственники, которые радостными криками приветствовали жениха. Их машины запрудили улицу.
Ясем, улыбаясь от смущения и то и дело приглаживая усы, мучился от желания закурить. Он понимал, что сейчас это неуместно, и продвигался к двери сквозь толпу. Мухтади, старший брат Хапи, был тоже тут в инвалидной коляске. Совсем одряхлевший, но с очень ясным и пронзительным взглядом. Он пожал Тареку руку очень тепло и сказал:
– Рад, что ты входишь в нашу семью. Это большая честь. Хануф хорошая девушка. Она будет верной женой и матерью твоим детям.
Ясем покивал и, взбежав по ступенькам, вошел через распахнутую настежь дверь в холл-дворик с фонтанчиком, около которого стояла Хануф в свадебном платье и в объемной фате, сквозь которую просвечивало смуглое лицо с яркой косметикой. Длинных волос, запомнившихся Тареку, видно вовсе не было, их уложили в аккуратную прическу. Из-под широких рукавов великолепного платья чуть выглядывали кисти рук с нанесенными хной замысловатыми рисунками.
Теперь после окончания траура (а уже прошло четыре месяца и десять дней после гибели Джандаля) она могла себе позволить и косметику, и украшения. Хотя традиционное для всего мира белое свадебное платье напоминало о трауре.
Она очень искренне улыбнулась Тареку, прикрытая своей более чем целомудренной фатой. Немолодой уже Ясем почувствовал, как в душе начал подтаивать ледяной комок, старый, слежавшийся, как почерневший снег, который Тарек видел когда-то в России у здания Минобороны.
Он подумал, что сейчас сам, как один из древних арабов в битве при Кадисии. Они в первый же день захватили украшенный драгоценными камнями флаг Ирана, он – Хануф. И это было несомненным успехом.
– Мы уже заждались! – Хапи выскочил откуда-то сбоку, напугав завороженного Тарека, и обнял зятя.
– Поедем праздновать! Мне звонили, что и торт готов, и музыканты в отель уже приехали. Ждут нас.
– Погоди, Джанах, – Ясем придержал его за локоть, – я забыл тебе вчера сообщить, – он понизил голос до шепота, – мой приятель сказал, чтобы ты и твои ребята поостереглись. Израильтяне стягивают армию обороны к границе.
Хапи наморщил щекастое лицо.
– Брось! Это очередной акт устрашения. С тех пор как их отсюда турнули, ХАМАС выиграл в секторе на выборах, они беснуются. Цахаловцами нас не напугаешь. У нас и мальчишки не боялись кидать в них камнями, в вооруженных до зубов. Когда нам и ответить им было нечем. Теперь есть кое-что. Получат «подарочки».
– Он говорил и про тоннели, ведущие на их территорию. Дескать, прикрыли бы вы лавочку на время хотя бы.
– Их территория, – проворчал Хапи. – Надолго ли?.. Слушай, у меня дочь замуж выходит, если ты не забыл, – он подмигнул. – Давай веселиться!.. Поехали, поехали.
Во дворе гости-мужчины развлекали себя танцами. От притоптываний нескольких десятков увесистых и немолодых палестинцев, родственников и коллег Джанаха по ХАМАС, плитки, устилавшие двор, ходили ходуном. Появление молодых встретили воплями женщины, толпившиеся в стороне, прикрыв рты ладонями, чтобы не демонстрировать язык и зубы, что считалось неприличным.
Ахмед сел за руль, Тарек с Хануф на заднее сиденье, и кавалькада тронулась к гостинице.
– Ты меня боишься? – не зная, что спросить, но понимая, что о чем-то с Хануф надо говорить, Тарек ляпнул первое пришедшее на ум.
– Да ты вроде нестрашный, – робко ответила она.
– У меня садак в карманах, – поерзал Ясем. – Эти футляры впились мне… – Он запнулся и рассмеялся. – Чувствую себя юнцом. Я был женат. Ты – замужем. Оба овдовели. Для меня сегодняшнее мероприятие, – Тарек кашлянул, понимая, что слово подобрал не слишком удачное, – тоже неожиданность, хотя не могу сказать, что неприятная. Придется нам сосуществовать. К тому же я в секторе не задержусь надолго. Поедешь со мной в Ирак. Только вот там я не смогу тебе обеспечить тех условий, в каких ты жила у отца. Может, Джандаль содержал тебя хорошо… Соболезную твоему горю…
– Не говори мне о Джандале, – Хануф даже передернуло при упоминании о покойном муже. Она понизила голос, чтобы не слышал Ахмед. – Он меня избивал все время. Один раз едва не зарезал. Из родственников никто не заступался, да к тому же он держал меня почти все время взаперти. И так полтора года. Если бы его не убили, случилось бы что-то страшное.
– С собой бы покончила? – изумился Тарек.
– Его бы убила, – призналась она.
– А ты дерзкая штучка! Что если я тоже драчливый? Жестокий тиран.
– Это вряд ли. – Она высвободила из складок платья руку и положила ее на руку Тареку. – Я тебе сразу поверила, как только увидела. Ты не станешь обижать ни меня, ни наших детей.
Ясем хотел было спросить насчет детей, но придержал язык, догадываясь, что за полтора года у нее с Джандалем не появились дети не без причины. Если уж дело не в таблетках, то существует трава, которую Хануф могла принимать втихаря от мужа, избегая беременности.
Ее тонкие пальчики с темно-коричневыми узорами из хны казались еще миниатюрнее на фоне его темнокожей руки.
– Я с радостью уеду отсюда. Хоть в нищету, хоть куда…. Здесь меня ничего не держит. Разве что мать, – она сжала его руку крепче, удивив силой своих хрупких пальчиков. – Они тут все помешаны на своем ХАМАС. А молодежь от безысходности стала убегать в ИГИЛ. Тут их вербовщики шастают. Так мой младший брат уехал. Он хотел вернуться через три месяца, но отец уперся. Отрекся от Сафара.
– Джанах? – переспросил Ясем. – Он ведь, в сущности, добрый человек.
Хануф пожала плечами.
– Сафара убьют, если он вернется. Да мы и так не знаем, жив ли. После того как отец ему отказал, уж больше месяца о нем ничего не слышно.
– Хватит ворковать, приехали, – бросил через плечо Ахмед.
Внезапная откровенность Хануф насторожила Тарека. Но все же показалась искренней. Накипело у нее, раз сжигает все мосты. «А если я не тот человек, которому можно доверять? – Ясем помог Хануф выбраться – с пышным платьем это сделать было непросто. – Но она дала понять, что доверяет и таить от меня ничего не станет. Если это не банальная глупость, то хитрый ход. Глядишь, она и преданно шпионить будет в пользу мужа. Хапи насчет сына-предателя даже не заикался».
В светлом с высокими окнами банкетном зале стояли столы с угощениям для гостей. Многочисленные двери были распахнуты на лужайку, к бассейну, где тоже расставили столы. Гости, ехавшие кавалькадой за машиной Хануф и Тарека, – это была еще капля в море. Остальные начали подваливать, когда Ясема с женой уже торжественно усадили на троноподобные кресла. Вручив конверт и поздравив молодоженов, гости проходили в сад, к столам. Перекусив, большинство уезжало, считая свою миссию выполненной.
На третьей сотне гостей Тарек сбился. А нарядные гости все прибывали и прибывали. Под аплодисменты и ликование собравшихся Ясем надел на Хануф украшения, составляющие садак. Затем кинжалом они вдвоем разрезали торт, что, в общем, относилось к традициям западного мира, за исключением ханджара [Ханджар (араб.) – кинжал с коротким, до сорока сантиметров, заточенным с одной или с двух сторон прямым или изогнутым клинком].
Пришлось Тареку тряхнуть стариной, в прямом и переносном смысле. Достав из кармана оливковые четки, он возглавил танцующих мужчин. Никогда Ясем не любил исполнять традиционные танцы, только смотреть со стороны.
Дабка, напоминающая сиртаки и даже хаву нагилу отчасти, была более сдержанной и очень многочисленной по числу участников. Двигаясь в такт со всеми, покручивая в руке четки, как ведущий, стоящий во главе цепочки и задающий ритм, Тарек со смехом подумал, что с таким хороводом можно было, притоптывая, дойти до Ашкелона и разобраться с Тахиром, а заодно вернуть палестинцам Эль-Кудс [Эль-Кудс – арабское название Иерусалима]. Танцующие родственники и друзья Хапи – это похлеще психической атаки будет, даже без оружия.
Но Тарек не собирался записываться в фидаины [Фидаи – жертвующий собой для выполнения задания общины (терактов)], а планировал выполнить задание Центра и поквитаться с Тахиром чужими руками, не рискуя излишне.
Хотя в случае с Тахиром он еще не решил. Очень хотелось придушить предателя лично.
К полуночи гости разошлись по домам и номерам отеля – многие решили заночевать в гостинице, благо уже готовые к заезду гостей номера были, хоть и не состоялось официального открытия отеля, да его еще и не достроили до конца.
Тарек с Хануф, измученные предсвадебной подготовкой и самим торжеством, едва добрались до своего номера и повалились спать.
В этот свадебный номер с огромной кроватью под балдахином из шелка кремового цвета Тарек перенес свои вещи еще утром. Бросил в углу сумку, сверху положил автомат Калашникова, полученный от Хапи сразу по приезду. В сейф автомат не влез, да обслуга в отеле и не посмела бы тронуть, зная, что заселившийся к ним человек под именем Басира Азара – друг Джанаха Карима и его будущий зять.
Сюда же прикатили чемодан невесты, чтобы она смогла переодеться.
7 июля 2014 года
На рассвете Тарек проснулся от тревожного ощущения… Он воевал в Иране, дважды пережил бомбежки Багдада – во времена Кувейтского кризиса и в 2003 году. И теперь его одолело предчувствие опасности.