Выискивают взглядом Всевышнего, пытаясь понять, почему он от них ото всех отвернулся…
Тарек тоже выискивал взглядом, но не Всевышнего, а видеокамеры. В высшие силы он, конечно, верил, как добропорядочный мусульманин, но, как тертый жизнью человек, считал, что не стоит без дела беспокоить начальство, пусть и всемогущее. На то Всевышний наградил некоторых двуногих особей головой, чтобы использовать ее не только для курения и приема манны небесной.
Увидев среди беженцев девочку с небольшим зеркальцем в руке, Тарек подошел к ней, пока ее мать препиралась с хамасовцем. За несколько шекелей он взял зеркальце в аренду. С его помощью пустил солнечного зайчика настойчиво на одну из камер, установленных на заборе. Это вряд ли понравилось бы оператору, следящему за мониторами на КПП, но если Тарека там ждут, то обратят внимание, что он застрял на подступах. Минуты через две он вернул девочке зеркальце и, присев на бетонный блок, стоящий поперек дороги, закурил вместе с другими палестинцами, которые не торопились уходить в надежде проскочить в Израиль.
Бессмысленно и даже опасно объяснять хамасовцам, что он свой, зять Джанаха Карима. Окрысятся и законно урезонят. Раз свой, так оставайся воевать!
Прошло полчаса под распалявшимся ближе к полудню солнцем. Спрятаться тут было негде посреди дороги. Женщины из платков сооружали навесы для детей, сидя прямо на земле. Многие несолоно хлебавши побрели обратно, в сторону города.
Неожиданно что-то лязгнуло. Открылись ворота КПП довольно далеко от того места, где находился Тарек и другие беженцы. Оттуда вдруг выкатил БТР «Ахзарит» – этакая громадина на гусеничном ходу – и двинула в направлении беженцев.
Опешившие хамасовцы восприняли это как акт агрессии и начали стрелять по броне.
– Зря вы, ребята, – пробормотал Тарек и, бросившись на горячий асфальт ничком, поплотнее прижался к бетонному блоку. – Как же мне все это надоело!
Иронией он подбадривал сам себя, понимая, как умеет стрелять эта пыльная неумолимо приближающаяся махина песочного цвета и что сейчас все может закончится навсегда. Обнадеживала толпа беженцев с детьми. Разве что из-за них цахаловцы поостерегутся стрелять. Но не тут-то было.
Палестинцы знали ситуацию лучше и вероломно, после первых же выстрелов хамасовцев, бросились врассыпную, с криками похватав детей и побросав вещи. Некоторые по примеру Тарека залегли за бетонными блоками. Это были в основном старики, неспособные быстро бегать.
Ясем успел мысленно оправдаться перед самим собой, что он, конечно, уже не спринтер, но его военный опыт подсказывал, что по бегущим всегда стреляют охотнее, а главное, чаще попадают. Лучше пересидеть шквал огня, а еще лучше перележать за камешком.
И шквал начался. Тарек только покрепче вжался головой в землю. Но боковым зрением заметил, как упал самый молодой из хамасовцев, откинув автомат от себя, как ядовитую змею, в сторону Ясема. Пулеметные очереди приходились пока поверх голов, но большинство намек поняли однозначно и повалились на асфальт, в пыль, как скошенные.
Возникла небольшая пауза в стрельбе, во время которой слышались только рев приближающегося «Ахзарита» и плач ребенка. Но хамасовцы не унимались и снова начали стрелять по БТРу. Им ответили уже прицельным огнем.
Пока была пауза в стрельбе, когда израильтяне надеялись, что хамасовцы благоразумно свалят, Тарек тоже благоразумно решил вооружиться, понимая, что демарш цахаловцев на «Ахзарите» предпринят неспроста и добром не кончится. Ясем подполз к автомату и вернулся с ним в укрытие, если так можно было назвать бетонный блок. Из этого блока полетела белая пыль после новой серии пулеметных очередей.
У него засосало под ложечкой от ощущения, что все идет как-то не так. Неужели этот выезд брони организовал Руби? Если он будет настолько активно выручать «своего» человека, найдутся охотники донести об этом его коллегам. Начальство спросит, почему они не в курсе существования такого агента в секторе Газа? И как он объяснит?
«А если этот выезд «Ахзарита» не с его подачи, то пахнет жареным, – подумал Тарек, притянув к себе автомат, и, в который раз отщелкнув магазин, пересчитал патроны. Больше их не стало – семнадцать. – В один присест выстрелил, – досадовал Ясем. – Нет чтобы одиночными…»
Сколько он ни выжидал, ничего не происходило. Стрельба прекратилась. Народ потихоньку уползал восвояси. Но движок БТРа продолжал работать, правда, судя по звуку, на холостом ходу.
Тарек решился выглянуть из своего убежища. Едва он поднял голову, как ему в лоб уткнулся ствол «Тавора» [«Тавор» ТАР-21 – современный израильский автомат]. Перед ним стояли два солдата, прикрытые прозрачным бронещитом.
– Встать! – по-арабски велел тот, который нацелился Ясему в лоб. – Ствол на землю! На землю, я сказал!
Тарек мешкал долю секунды и подчинился, увидев во взгляде израильского солдата решимость выстрелить незамедлительно при малейшем неповиновении.
Учитывая, что они никого больше не схватили, Тарек заключил – за ним пришли персонально.
– Руки за голову! На колени! – велел тот же парень.
Ясем успел заметить, что он расаб [Расаб (полное название рав-самаль бахир) – прапорщик], а не обычный солдат. Руки за голову завел, но на колени вставать не собирался. Тогда один из солдат выскочил из-за щита и, забежав за спину Ясема, ударил ему тяжелым ботинком под коленку. Тарек охнул и бухнулся на асфальт.
– Руки назад! – скомандовал расаб из-за щита. И сказал что-то на иврите солдату.
Тот затянул на кистях Ясема пластиковые наручники. Затянул так, что они впились в кожу, но Тарек промолчал.
Его быстро обыскали, забрали паспорт, который перекочевал в карман расаба. Сумка с вещами валялась рядом, ее тоже подобрали.
В БТР задержанного сажать не стали, отвели в здание КПП пешим порядком. Тарек очень надеялся увидеть там Руби, но ждал его другой. Невысокий, грушевидного телосложения, средних лет. Его внешность и мягкое вкрадчивое выражение лица не обманули Тарека. Самые отъявленные садисты, работавшие в подчинении Ясема, имели вид ангельский. Но они были теми ангелами, о которых упоминается в Коране, способными одним лишь криком прогнать джиннов.
Сейчас в качестве джинна выступал Тарек. Но добряк в замшевых, цвета слоновой кости мокасинах разговаривал пока мягко. Выразил легкое недоумение по-поводу иракского паспорта Басира Азара.
– Ты не палестинец? Что делал в секторе?
– У меня тут жена, – решил пока не отходить от канвы правды Тарек.
– С какой целью собирался к нам?
– Бегу от войны. Вы же бомбите. Страшно, – сказал Тарек и сразу почувствовал, как фальшиво звучат эти слова в его устах. Не выглядит он человеком, способным бояться и бежать от войны. Такие обычно оказываются в самой гуще событий.
– Где же твоя жена? Бросил ее от страха? – с усмешкой спросил грушевидный, начиная поддавливать пока что только интонационно.
Они разговаривали в одном из помещений КПП, без окон, напоминающим кладовку. За дверью остались солдаты и расаб, который привел сюда Тарека.
– Она ранена, и родственники посчитали, что ей лучше остаться.
– Откуда у тебя автомат? – Он указал на лежащий на столе АК хамасовца, подобранный цахаловцами вместе с сумкой Тарека.
– Это не мой. Там парень был вооруженный, он бросил автомат, а я подобрал. С перепугу. Я же не стрелял.
– А где винтовка?
– Что? – не понял Ясем, но тут же его осенило – все дело в бликах от зеркальца, пущенных им в объектив камеры наружного наблюдения. Он мысленно выругался. На такой эффект Тарек не рассчитывал и понимал, что теперь последствия могут быть вовсе непредсказуемыми.
«Где же Руби?» – с тоской подумал он, понимая, что допрашивающий его не из Моссада, а из Шин-бет. И если Руби не вмешается на данном этапе, впоследствии ситуация может усугубиться фатально для Тарека и его дальнейших перспектив не только как разведчика, но и в плане жизненных перспектив.
Разговор происходил на ногах. Здесь и стульев не было, только этот обшарпанный квадратный стол с лежащими на нем автоматом и распотрошенной сумкой Тарека. Туда же шабаковец шлепнул паспорт Ясема, который держал в руках.
– Не стоит нам врать, уважаемый. Не стоит, – повторил он.
За спиной Тарека открылась дверь и вошел… Нет, не Руби, которого он так ждал, а расаб. Приблизившись к грушевидному, он шепнул ему что-то на ухо. «Мог и не шипеть, – подумал Тарек. – Иврита я все равно не знаю. Разве, что в званиях их военных разбираюсь в силу профессиональных знаний. Ого! – Он заметил, как изменилось постно-добродушное лицо шабаковца. – Новые вводные относительно меня?»
Он услышал, что в комнату вошел еще кто-то и встал у него за спиной. Оборачиваться Ясем не стал, поедая преданно глазами шабаковца.
– Что же ты, дорогой, не рассказал нам, что родственник Джанаха Карима?
– И что это меняет? Я гражданин Ирака, – изменил тон на более требовательный Ясем.
– Возможно. Но ты находился на территории сектора Газа нелегально. Ни на одном из КПП не зафиксирован твой переход границы.
– Не знаю, у вас какой-то сбой системы, – пожал плечами Тарек. – Я законопослушный человек.
– Почему через «Эрез», а не через «Рафах» хотел уехать? Из Израиля в Ирак ты бы не смог вернуться.
– Я мог попасть в Эрбиль. В Иракский Курдистан нет запрета вылетать. Мне сказали, что «Рафах» открывают на время, можно не попасть, а теперь и здесь закрыли.
– Разберемся, – сухо сказал шабаковец, и на голову Тарека тут же из-за спины надели колючий джутовый мешок. Уже отработанным движением – ботинком под коленку – заставили упасть на колени.
– Что происходит? – он счел нужным подать голос, хотя и так понимал, что время доброжелательной беседы истекло. Но ему надо изображать обычного, добропорядочного иракца, попавшего в заварушку случайно.
«Где же Руби?» – мысленно взывал он.
– Молчать! – гаркнул расаб, и Тарека стукнули в плечо прикладом «Тавора», ссадив кожу и надорвав рукав рубашки по шву.