— Ну, что там? — не выдержал Борис.
— Замок.
— Покажь.
Валерий передал бинокль, перевернулся на спину и, как бы между прочим, добавил: — И собака у конуры.
Борис глянул в окуляры и чуть не отпрянул. Здоровенный волкодав дремал, положив голову на лапы. Цепь лежала рядом, но не была прикреплена к ошейнику. Такую из обреза не возьмёшь — раньше ухватит. Собака, будто почуяв неладное, подняла торчком уши, потом открыла глаза и наконец приподняла морду. Какая морда! Борис увлекался собаками, понимал в них толк и при других обстоятельствах полюбовался бы ей, но сейчас она была на их пути врагом номер один.
— Что будем делать? — спросил Борис.
— А я почём знаю? Поспать бы, да жрать охота.
— Это точно, — подхватил Борис и в который раз выругал Митьку за те деньги. «Ни себе, ни людям. Считай, сам милиции преподнёс — спрятать, дурак, даже не сумел. А сейчас денежки ох как пригодились бы. Хотя… магазина поблизости нет, и деньги все равно есть не стал бы».
— Можно у станции перекочевать, — лениво протянул Валерий, словно прочитав его мысли. — Там и магазин, и милиция рядом. А в милиции, говорят, хоть и не досыта, но три раза в день кормят.
Помолчали.
— Пойдем назад? — спросил Борис, пытаясь выяснить Валеркины планы.
— А что, позади кто-нибудь еду тебе приготовил? — сонным голосом спросил Валерий.
— Юрку пошлем на станцию.
— Так он один и пойдёт. А мы без ног будем. Ведь обратно столько же топать.
— Да, километров двадцать сегодня отмахаем, — согласился Борис.
Бессонная ночь оказалась сильнее голода, и сон вскоре победил. Зато стоило им через час проснуться, как голод накинулся с утроенной силой. Валерий снова взял в руки бинокль. На дворе ничто не изменилось: так же копошились в пыли куры, так же красовался петух. Но собаки у конуры не было. Валерий перевёл окуляры на крыльцо дома. Ну, конечно, на двери нет замка, поэтому, видать, и собака от конуры переместилась на крыльцо. Валерий передал бинокль Борису. Тот посмотрел и зло выругался.
— Так что будем делать?
— Отчаливать. Что ещё остается?
— А жратва, одеяла, кастрюли?
— Останутся законным хозяевам, — невесело констатировал Валерий.
— Может, купим у них что? — настаивал Борис.
— Покупать надо в магазине, — назидательно посоветовал Валерий. — А что делать с этим негостеприимным домиком, подумаем. Мелочиться не стоит. А пока — ноги в руки и ходу на базу.
…Юра встретил их, будто неделю не виделись. Бросил костёр, помчался навстречу, но, увидев злые лица и пустые рюкзаки, скис.
— Что сготовил? — спросили одновременно Валерий и Борис.
— Уху и второе, — ответил Юрий. Видя, что ребята от усталости еле передвигают ноги, почувствовал себя без вины виноватым. Он-то ведь загорал на солнышке с удочкой.
Дойти до шалаша и проверить, как Юрка выполнил задание, не было сил. Уселись у костра. Казалось, будь база хоть чуть дальше, не дотянули бы. Где им, жителям большого города, мерять ногами лесные километры. В городе от дома до трамвайной остановки квартал и то считается далеко. Там им и за месяц не приходилось проходить столько, сколько протопали за сегодняшний день.
Отдышавшись, Валерий заглянул в висевшие над затухшим костром консервные банки и хмыкнул. В одной плавал разварившийся окунёк в палец длиной — это Юрка называл ухой. В другой был сплошной комок теста из вермишели. Сварилась ли она, на вид не определишь. В третьей — зеленовато-жёлтая бурда — по объяснению Юрки, первое и второе вместе. Получился то ли густой гороховый суп, то ли жидкая гороховая каша, если такая вообще бывает.
— Вы пока спуститесь к озеру, умоетесь, я разогрею обед, — сказал Юра. Но на умывание не было сил, на ожидание — терпения.
— Чем есть? — поинтересовался Борис.
— Фирма обеспечила, — гордо заявил Юрий и подал каждому по оструганной дощечке вместо ложек. На них, правда, не держалось ни «первое», ни «второе». Пробовали, черпая по очереди из каждой банки. То, что горох хрустел на зубах, а вермишель обварилась только снаружи комка, полбеды. Но есть все это без соли…
— А я чем виноват? — чуть не плача, оправдывался Юра.
— Кто её должен был взять из дома, куриная голова? — громко спросил Борис.
— Ты, — поставил его на место Балерий. — Тебе поручалось купить.
— Разве? — наморщил лоб Борис. — А где хлеб? — реабилитируя себя, снова набросился он на Юрия. — Кусок от завтрака оставался.
— Что-то не помню, — смущённо пробормотал Юра.
— Не ври! Съел, поди? — спросил Валерий.
— Съел, — тихо признался Юрий и, защищаясь, повысил голос: — Вас вон сколько не было, я и решил, что вы что-нибудь раздобыли и наелись. А мне что, голодному сидеть? Да и хлеба там было с гулькин нос. Все равно на всех не хватило бы.
— По мне, лучше «гулькин нос», чем твое пойло, — зло сказал Борис, опрокидывая консервную банку с горохом прямо в костер. Змеей зашипели угли, выпустив облачко белого пара. — Возьми деньги, — он бросил к ногам Юрия смятую пятерку, — и дуй на станцию. Купишь хлеба, соли, сахару.
Зрачки Юркиных глаз расширились, стали большие-пребольшие. Он с ужасом представил себе, как один идет лесом в такую даль.
— Не пойду, — тихо сказал он.
— Что?
— Не пойду, — еще тише повторил Юра. Борис поднялся и, не размахиваясь, резко, прямым ударом в лицо, сбил его с ног.
— Если сей момент не пойдёшь, — полушепотом прохрипел он, — я из тебя отбивную сделаю.
— За что? — выкрикнул Юра, всхлипывая и размазывая по лицу слезы и хлынувшую из носа кровь. — Ты…
Он приподнялся на локоть, но, увидев занесённую над ним руку, снова ткнулся лицом в траву, прикрыл голову руками. Борис пнул его несколько раз в бок носком ботинка. Юрий взвыл от боли, захлебнулся в крике.
— Оставь, — бросил Валерий. Происходившее не было оговорено между ними и не входило в планы. Но есть хотелось здорово, а иначе Юрку не заставишь идти. Поэтому Валерий поначалу не вмешивался и остановил Бориса, только когда тот начал звереть. Борис прекратил избивать Юрку, но продолжал стоять над ним, не сходя с места. Когда крик перешел в глухие рыдания, Валерий сказал:
— Сходи, Юрка. Больше некому. Мы вымотались. Дай ему обрез, — обратился он к Борису.
Услышав про обрез, Юрий замолчал. Лекарство, прописанное Валерием, оказалось и от боли, и от страха перед длинной дорогой в одиночку.
— Пусть берёт, — небрежно обронил Борис. — Жалко, что ли?!
Юрий встал на колени, подобрал с земли пятёрку.
— Давай обрез, — протянул он руку.
— Сначала сходи на озеро, умойся, — усмехнулся Валерий, глядя на разрисованное, как у индейца, лицо парнишки.
Когда Юра, умытый, с пустым рюкзаком на плече, двинулся по направлению к станции, Валерий крикнул ему вслед: — Смотри, не балуй там.
— Не бойся, — отозвался Юрий.
Обрез холодил левую ногу и радовал сердце. Нет-нет да и погладит приклад, проведёт рукой по выступающим из-под брючного ремня стволам. Приятно оттягивали карман куртки и три запасных патрона, которые он успел свистнуть из Валеркиного рюкзака. Тоже пригодятся. Он сломал ветку вербы и шагал, похлопывая себя по ноге, как наездник стеком. От обиды не осталось и следа. «Вот встретить бы сейчас медведя, — фантазировал Юрка. — Хотя медведя не стоит, — тут же перерешил он, — тащить далеко, да и мясо хранить негде, на жаре испортится. А потом, дробью медведя, пожалуй, и не возьмёшь. Раненый же он, говорят, страшный. Лучше зайца. И еды на всех хватит, и забот меньше». Юра представил, как он сразу повернёт назад и, бросив трофей к ногам незадачливых «разведчиков», обязательно скажет этому остолопу Борьке: «Возьми нож и разделай, а я пока отдохну». И развалится на траве рядом с Валеркой. Хотя заяц, он ведь прыткий. Придётся стрелять на бегу. А за сколько метров его можно достать дробью? Неизвестно. Значит, надо проверить, на сколько бьёт обрез.
Юра прикинул расстояние от базы. Пожалуй, выстрел не услышат. А то и зайца пока нет, и шею намылят. Заметив в кустах ржавую консервную банку, Юрий свернул с дороги, нашёл полянку, повесил банку на сучок сосны и отсчитал от неё тридцать шагов. Пожалуй, хватит. А как стрелять — с плеча или с руки? С плеча с обрубком приклада несподручно, с руки не попадёшь. В конце концов приставил обрез к плечу, нашёл припаянную Борисом мушку и нажал на спусковой крючок.
Резкий толчок, чуть не сваливший от неожиданности с ног, совпал с грохотом выстрела. Потирая ушибленное плечо, побежал к банке. То, что она висит на прежнем месте, видно издали, но две дырочки, которые при желании можно принять за следы дроби, были видны только вблизи. Ничего, для зайца хватит и двух.
— Ну, заяц, погоди! — крикнул он громко и рассмеялся.
Дальше шёл, уже не пряча обреза, а то не успеешь выстрелить. Зорко поглядывал по сторонам. Заслышав шорох, замирал. Но нужный заяц не появлялся. По расчётам, скоро и станция. Надо прятать обрез. «Поохочусь на обратном пути», — решил он. Неожиданно с ветки сосны у самой дороги свалилось что-то огромное, чёрное и пронеслось перед самым Юркиным носом. От страха отпрянул назад и зажмурил глаза. А когда опомнился, было уже поздно — глухарь набирал высоту. Оставалось только ругать себя втихомолку да помалкивать, когда вернётся. А то засмеют. Могут и подзатыльник влепить. С них станется. Под горячую руку, да ещё с голодухи.
Юра проводил глазами улетающее жаркое, которое просто обязано было лежать в его рюкзаке, а не махать крыльями. Ведь руками можно было схватить!
Но неудачи на этом не кончились. Дверь магазина у станции была перекрещена увесистой перекладиной с под стать ей амбарным замком. Юрка чуть не заплакал. Ещё бы! Протащиться такую даль, чтобы поцеловать замок. Он остановился у магазина в полной растерянности. Что делать? Куда идти? Где раздобыть еду?
— Здесь есть еще магазин? — спросил он проходившую мимо женщину.
— Нет, мальчик, один только.
— А он еще откроется?
— Вряд ли. — Посмотрев на часы, женщина развеяла остатки его надежд. — Сейчас четверть пятого. Работает она до семи. Завтра выходной. Живёт в райцентре. Поэтому, видать, поехала деньги сдавать. Сразу двух зайцев убьёт, — усмехнулась она.