— Ради чего хоть учинили шум? — после долгого молчания спросил Юрий, кивнув на рюкзак. Валерий развязал его, просунул руку. На траву упал женский купальный костюм, показавшийся чёрным в серой дымке наступившего рассвета. За ним полетел халат, махровое полотенце. Он взял рюкзак за углы и с остервенением встряхнул. На землю вывалился весь женский гардероб выходного дня.
— Какие же мы сволочи, если из-за бабских шмоток ещё кого-то пришили!
— Валера, а кто из вас стрелял? — тихо спросил Юрий. — Мне всё время казалось, что ты — это он, а он — это ты.
— А иди ты… — Лицо Валерия перекосилось. Его трясло противной, мелкой дрожью.
Итак, еще один разбой. Только на этот раз не с угрозой оружия, а с его прямым применением по назначению: Архипов ударил ножом человека и подстрекал Маркова стрелять. Выстрелы Маркова в палатку, а затем в преследовавших их людей представляют большую общественную опасность, чем выстрел в костёр при предыдущем разбое. Если Марков ни в кого не попал или кого-нибудь ранил, то с учетом конкретной обстановки его действия следует квалифицировать, помимо разбоя, ещё и как покушение на умышленное убийство из корыстных побуждений, совершённое способом, опасным для жизни многих людей.
Если выстрел оказался смертельным, то состав преступления будет законченным.
Убийство, под которым закон понимает лишение жизни другого человека, — одно из наиболее тяжких по степени общественной опасности и последствиям преступлений.
Поэтому закон и предусматривает за него самую суровую кару, вплоть до смертной казни. Правда, смертная казнь в нашей стране является мерой исключительной и временной. Применяется она за убийства при отягчающих обстоятельствах к лицам, которых, по мнению суда, невозможно исправить.
В статье 102 УК РСФСР указана и другая мера наказания — лишение свободы на срок от восьми до пятнадцати лет.
В жизни приходится встречаться с двумя ошибками в понимании закона. Одни люди считают, что раз убил, то независимо от обстоятельств убийца должен умереть. Другие считают, что закон смертной казнью только пугает, что фактически она не применяется. Ошибку первого рода устраняет сама статья. В отношении второй можно сказать следующее: если приговор, которым подсудимый осуждён к смертной казни, вступил в законную силу и помилование, на которое осуждённый имеет право, отклонено Президиумом Верховного Совета республики, то он приводится в исполнение и никто никаким другим наказанием заменить его не может.
Глава XVII«ЛЕЖАТЬ!»
«Гражданин СССР обязан уважать права и законные интересы других лиц, быть непримиримым к антиобщественным поступкам, всемерно содействовать охране общественного порядка».
(Статья 65 Конституции СССР)
Больше попыток поднять Бориса не предпринимали. Всё равно бесполезно. Лежали опустошённые, бессильные в своей злости на Борьку, на самих себя, на тех, кто вот-вот придёт и прикроет их «лавочку».
Ждать пришлось недолго. С разных сторон послышались осторожные шаги. «Обкладывают, как зверей», — мелькнуло в голове Валерия. Он приподнялся, но окрик: «Лежать! Не двигаться! Стрелять буду!» — пригвоздил к земле. Юрий перевернулся со спины на живот — ив тот же миг прогремел выстрел. И хотя стреляли явно не в них, в воздух, выстрел убедительнее всяких слов показал, что церемониться с ними не собираются. Грохот выстрела, отнявший у Валерия и Юрки последние силы и окончательно убедивший в необходимости признать себя побеждёнными, неожиданно поднял на ноги Бориса. Даже пуля, срезавшая ветку над его головой, не подействовала. Он схватил обрез, стремительно сменил стреляные гильзы, изготовился к стрельбе.
— Брось обрез! — крикнул Валерий и вскочил на ноги, несмотря на команду «лежать». Он понимал, что допустить, чтобы Борис открыл стрельбу, равносильно полной катастрофе.
— Отойди, не мельтеши! — прорычал Борис, поводя стволами в его сторону. Юрий в ужасе прикрыл голову пустым рюкзаком, словно тот мог спасти от ружейной или пистолетной пули. Валерий ухватился за обрез, отвёл стволы в сторону и рванул на себя. Потеряв равновесие, оба упали на землю и покатились с пригорка, ломая кусты, обдирая в кровь лица. За ними побежало несколько человек.
Выстрелить Борису не удалось, но кто где — в суматохе не разберёшь, поэтому, навалившись, повязали обоих и доставили к последнему пристанищу на свободе. Там уже стоял Юрий с поднятыми вверх руками перед двумя парнями, вооруженными туристскими топориками, и трясся, как осиновый лист, в ожидании, что сейчас начнут бить. Валерий подошёл с понурым видом, смирившийся с судьбой. Кончиком языка слизывал с разбитой губы капельки крови. Борис, наоборот, весь как сжатая пружина. Казалось, стоит ему напрячь мускулы — и лопнут скрутившие его верёвки, и начнет как бешеный кидаться на всех подряд. «Вот такую прыть да немного раньше — может, и унесли бы ноги, — подумал Валерий спокойно, как о чем-то не имевшем к нему отношения. — И погоня-то неважнецкая — один милиционер и несколько безоружных туристов, если не считать двух с топориками». Милиционер — судя по погонам, старшина — не спешил подходить к ним. Пистолет он уже убрал в кобуру и внимательно рассматривал обрез и вынутые из него патроны.
— С пулей, — покачал он головой и обратился к Борису:
— Неужели стрелял бы в нас?
— А ты думал! — с вызовом огрызнулся тот. — Ты ведь стрелял.
— Так я в воздух. Предупредительные.
— А я попусту патроны не трачу.
— Ну и ну, — снова покачал головой старшина. Он пришел в милицию из армии, служил первый год и такого отношения к человеческой жизни ещё не встречал. Общий накал первых минут задержания спал. Юрий, чуя нутром, что бить не будут, успокоился и даже осмелился позондировать почву:
— А что, собственно, произошло? Почему на нас набросились?
— Собирай-ка лучше вещи, — вместо ответа приказал один из туристов и кинул ему рюкзак. Юрий с независимым видом отвернулся. Но грозное «ну!» заставило быстро присесть на корточки и начать бросать в рюкзак всё, что попадало под руку. Неожиданно нащупал рукоятку ножа. Юрка решил незаметно припрятать его в карман. Но за ним зорко следили.
— Не балуй!
Нога в спортивном ботинке наступила ему на руку. Парень нагнулся и вытащил из-под Юркиной ладони нож. Старшина, не торопясь, как учили, по очереди обыскал всех троих. Сделав зарубку на ближайшем дереве, чтобы вернуться потом и ещё раз при свете дня осмотреть местность, стал выводить задержанных на дорогу. По его указанию шли гуськом, разъединённые туристами. Так же через одного он усадил задержанных около моста, который вчера вечером они обошли стороной. Разговаривать не разрешил. Заранее уверенный в отказе, Валерий попросил закурить. Сидевший рядом с ним парень достал из кармана пачку «Авроры», вынул две сигареты, одну закурил сам, другую сунул Валерию в рот и дал прикурить. Валерий с наслаждением затянулся. Юрий, сидевший с другой стороны парня, потянулся к его пачке, благо руки не связаны, но тот спрятал её в карман.
— Правильно, мал ещё, — сказал наблюдавший за этой сценой старшина.
— Привык, — просительно промямлил Юра.
— Отвыкай, — назидательно сказал старшина и добавил:
— Вам от многого теперь отвыкать придется. И ко многому новому привыкать.
— Чего ждём? — грубо спросил Борис. Ему самому нестерпимо хотелось курить, но опуститься до просьбы не позволяла амбиция.
— Чего надо, того и ждём, — спокойно отозвался старшина. — Куда теперь вам торопиться? Можно и подождать.
«Небось награду получит за нас», — подумал Валерий, удивляясь, что ни в поведении, ни в обращении с ними старшины, только что находившегося в общем-то на волоске от пули, нет и тени самодовольства. Сидит себе, как рабочий, немного усталый после ночной смены, и наслаждается выпавшими минутами отдыха.
— Развязали бы, что ли, — руки затекли, — ни к кому не обращаясь, процедил сквозь зубы Борис.
— Вот это уж нет. Потерпи до отделения, — отвел просьбу старшина.
И тут со стороны Рощино показался милицейский «газик». Не доезжая метров тридцати до моста, остановился. Старшина одернул китель, подтянулся, подошел к передней дверце и приложил руку к козырьку. Разговора не было слышно. Через заднюю дверцу вылез сержант и вместе со старшиной направился к задержанным. Машина медленно тронулась. Проехав мост, свернула с дороги и прямо по целине, лавируя между деревьями, пошла вдоль реки. Валерий отметил, что, в нарушение всех правил, в ней набито народу — не сочтёшь. И то, что из машины вышел только один сержант, а остальные поехали в направлении, где они ночью орудовали у польской палатки, было плохим симптомом. «Наверное, в самом деле серьёзно», — с беспокойством подумал он, и, будто подтверждая самое страшное, сержант, подойдя к ним, поднял обрез, осмотрел его со всех сторон и довольно развязно спросил:
— Из этого?
Сидевший рядом с Валерием турист кивнул головой.
— И какая сволочь? — переводя взгляд с одного задержанного на другого, все тем же тоном спросил сержант.
— Сержант Никольченко! — громко позвал старшина.
— Чего тебе?
— Смирно!
Валерий, не ожидавший ничего подобного от тихого, уравновешенного старшины, даже вздрогнул от резкой команды. Сержант вытянул руки по швам.
— Отправляйтесь к полковнику. Доложите, что от конвоирования я вас отстранил.
Сержант в недоумении поморгал глазами, раскрыл было рот, но, поняв по виду старшины, что сейчас последует: «Разговорчики! Повторите приказ!» — и затем непреклонное: «Выполняйте!», чётко развернулся на каблуках и направился в ту сторону, куда ушла машина.
Старшина, будто ничего и не произошло, снова сел на прежнее место. Валерия подкупили его твёрдость и спокойствие. И вместе с тем насторожило звание старшего среди находившихся в машине. Уж если полковник приехал, то похоже, что они действительно кого-то убили. «Борис убил», — попробовал он поправить себя, но справедливость подсказывала другое: «А кто крикнул: «Да стреляй же!»?» Вскоре «газик» вернулся. На переднем сиденье рядом с шофером сидел лейтенант милиции. Он вышел из машины, открыл заднюю дверцу, и задержанных одного за другим усадили на бортовые скамьи. Слышно было, как старшина благодарил туристов за помощь. Затем он влез в машину и сел между Валерием и Борисом, напротив Юрия. Офицер занял свое место, и газик тронулся.