– Ни одной. Сейчас.
Уже было не важно, где они находятся и что происходит вокруг. Какая разница! Да, когда-то давно Женя мечтала о красивой сказке. О цветах, которыми любимый мужчина украсит ее жизнь. Хотела слышать слова о том, что она самая лучшая. А теперь все утратило смысл. Были важнее руки…, которые помнили шесть лет спустя каждое местечко на ее теле, прикоснувшись к которому можно было вызвать дрожь. И глаза, почти неотрывно следившие за любым жестом и вздохом. Глаза, в которых отражалась… она, такая, какой становилась только с ним. Какой хотела быть для него одного: смелая, распущенная, жадная, слабая и ранимая, желающая его и еще больше стремящаяся отдать себя. Подарить, независимо от того, что случится потом. Она пожалеет, возможно, но останутся эта ночь и время, которое они разделят только на двоих.
Антон нажал на какую-то кнопку, и сиденье плавно опустилось вниз, а весь мир разлетелся на части. Прежний, пустой без НЕГО. Будущий, не имеющий никакого смысла, если ЕЕ не окажется рядом.
Он боялся вздохнуть, пошевелиться и расплескать ту нежность, которую не испытывал прежде ни к кому. Даже к ней. Но теперь, перебирая перепутанные волосы, проводя пальцами по влажной от испарины коже, не мог понять, как жил раньше. Зачем? Почему отпустил ее, как мог не попытаться удержать? Почему так быстро справился с болью после ухода, не услышав того, о чем настойчиво кричало сердце? Задавил, вытравил воспоминания о сиянии ее глаз вот в такие моменты, когда больше никого не существует на свете. Заставил себя не думать о том, как приятна ее тяжесть на груди, касание кожи не лаской, а просто близостью, таким нужным присутствием и неповторимым теплом. И совсем не в сексе было дело. ЕЕ хотел, по-прежнему так сильно, словно и не было этого сумасшествия на сиденье машины, но и понимал, что не тело только жаждет насыщения. Мечтал увидеть из-под опущенных сейчас ресниц тот же доверчивый взгляд, каким когда-то она смотрела на него: трогательный, наивный и полный любви. Но можно ли вернуть утраченное так давно? Стереть годы, оставившие шрамы на сердце? Осторожно тронул тоненький рубец на ладони.
– Я люблю тебя… Останься… со мной.
Он звал не на ночь. И Женя поняла, увидела во все еще темных, преисполненных неуснувшим наслаждением глазах. Но пока у них было только это время. А на другой чаше весов – так много всего, что предстоит еще решить.
– Ты обещал доехать за десять минут.
Вздрогнул, отзываясь на ее слова. Не их хотел услышать, но рассчитывать на то, что следы многих лет растворятся в одночасье, было слишком самонадеянно.
– Даже быстрее, милая. Не хочу выпускать тебя из рук.
Женя не помнила, в какой момент ее настиг сон. В ванной, под струями теплой воды, когда от желания вкупе с усталостью стали подгибаться колени, и она просто осела на руки Антона? Или позже, уже в постели, где время опять замедлило свой бег, уступая неспешным ласкам? Она то проваливалась в темноту, то опять просыпалась, на ощупь отыскивая его дыхание. Кажется, смеялась в ответ на какие-то слова, которые уже не могла вспомнить. Плакала, лишившись последних сил, но все равно цеплялась за его плечи, будто боясь, что он исчезнет.
А когда утренний свет позолотил комнату, еще долго лежала, не открывая глаз, осторожно поглаживая сплетенные с ее собственными пальцы. Ночь оказалась такой короткой…
Ощутив, как по позвонкам скользнули его губы, тихонько рассмеялась.
– М-м-м?
– Антош… мне даже пошевелиться больно, все тело ноет… И голос осип. А все равно мало… Еще хочу. Я ненормальная?
– Ага… Как и я… – он прикусил кожу на лопатке, умудряясь обнять сразу в несколько местах, будто рук было не две, а гораздо больше. Прижал вплотную, демонстрируя закаменевшее тело. Опять. – Мы оба ненормальные. Но мне это нравится.
И ей нравилось. Так сильно, что хотелось бы забыть обо всем остальном. Но такого права больше не было.
Антон сел в кровати следом за ней, опуская подбородок на плечо.
– Все хорошо?
Было хорошо. Неестественно. Непривычно. Сказочно. И хотелось, чтобы так и осталось дальше. Он ведь сможет ее понять?
– Мне нужно кое-что рассказать тебе, Антош.
Она обязательно найдет слова, чтобы поведать про маленького мальчика, который еще наверняка спит, подтянув под себя коленки и распластав ладошку под пухлой щечкой. Когда откроет глаза, на лице останется след от ручонки, такой же, как он любит рисовать на бумаге, обводя свои пальчики.
– Женя?
Повернулась к нему, встречая встревоженный взгляд и не понимая, почему глаза застилают слезы. Но слова застыли на губах, оборванные коротким, таким неожиданным звонком в дверь.
Глава 19
Этот звонок будто выбил воздух из легких. Она выдохнула, замирая в объятьях Антона, ощущая, как собирается внутри жесткий, колючий ком.
– Женя? Что случилось? Что ты хотела сказать?
– Звонят, Антош… – в испуге перевела глаза от любимого лица на дверь.
Мужчина пожал плечами.
– Я не собираюсь открывать, кто бы это ни был. Никого не звал. Никто не нужен сейчас, кроме тебя. Ну что ты?
Тронул губами виски, отчего-то ставшие влажными. Она не собиралась расстраиваться. Вроде бы не было повода, но слезы не останавливались, затуманивая глаза, щипая солью истерзанный поцелуями рот. Такое нелепое поведение, ничем не обоснованное, но где-то глубоко затаилась еще нерожденная боль, предчувствие гулких и пустых, одиноких дней, мгновений, которые она не сможет даже оплакать. Вцепилась в его ладони, переплела пальцы, пряча лицо на плече. Как бы хотелось удержать, вот так, вцепившись, забрать себе, продлить эту ночь, остатки которой таяли на глазах, проникая в комнату впервые нежеланным светом нового дня и этим оглушительным звоном в дверь.
– Женечка…
Его на самом деле мало волновала нежданная трель. За тот месяц, что прожил в этой квартире после расставания с Кристиной, у него не было гостей. И из соседей никто не заглядывал. Ни к чему. Съемное, временное жилье не стало домом, завалы на работе не оставляли времени почти ни на что. Какая разница и зачем кто-то заявился в такую рань? Гораздо важнее почти панический ужас в Женькиных глазах, для которого не находится объяснений. И ее слезы.
– Малыш…
Она зарыдала, цепляясь за шею с такой силой, что мужчина закашлялся. Лишь это слегка отрезвило, но не помогло.
– Обними меня… пожалуйста. Еще один раз…
Нырнула в тепло, ставшее таким осязаемым за прошедшую ночь. Его запах на собственной коже, как долго он сохранится? Отпечатки пальцев на руках, на бедрах, сколько времени будут согревать? И почему так холодно уже сейчас, хотя мужчина еще не разомкнул объятья?
– Открой дверь, Антош. Открой, милый… Звонят… так долго.
Плевать хотел на эту дверь, кто бы ни был там. Сейчас важнее она. Наконец-то рядом с ним. Любимая. Родная. Все остальное не имеет значения. Но почему же она плачет, ведь еще мгновенье назад смеялась и вздрагивала от его ласк.
– Женя…
Мокрое лицо в упор, соленые щеки и вымученная улыбка.
– Открой дверь.
Мотнул головой, сердясь на эту настойчивость. Ну хорошо, он выяснит, кто так настойчиво пытается влезть в их первое совместное утро, а потом обо всем поговорит с Женькой. Глупая девочка, чего же она испугалась? С ним?
Натянул брюки, не заботясь о другой одежде. Склонился к Жене, коротко коснувшись губ.
– Я сейчас вернусь.
Вот ее точно не ждал. Вообще никого не ждал, но увидеть на пороге Кристину предполагал в последнюю очередь.
– Что тебе нужно?
Девушка улыбнулась, демонстрируя ровные белые зубы и идеально нанесенную помаду. Выверенное до мелочей движение, наверняка продуманное заранее. Она всегда старалась произвести впечатление. И ведь производила. Ему даже нравилось это когда-то.
– Поговорить с тобой.
– В семь утра? С каких пор ты просыпаешься в такую рань? И можно было просто позвонить.
– Это не телефонный разговор.
Вздохнул. Разумеется, если пришла в голову какая-то идея, даже желание выспаться не помешает ее осуществить.
– Нам не о чем говорить. Я уже все сказал еще месяц назад.
Она опять улыбнулась.
– А я?
– Не понял.
– Я сказала? Не хочешь послушать мою версию?
– Нет. Это не имеет значения.
– Тем не менее, придется.
Антон хмыкнул, узнавая такое характерное упрямство.
– Я не один.
Снова улыбка, уже начавшая раздражать.
– Я заметила.
Протянула руку, коснувшись голого плеча. Мужчина только сейчас обратил внимание на красноречивые следы на коже. Прикрыл глаза, стряхивая пришедшее вслед за воспоминаниями желание. Сбросил ладонь девушки.
– Иди домой, Кристина. В разговорах нет смысла, правда. Это ничего не изменит.
Она скользнула мимо него, проходя в комнату прежде, чем успел отреагировать и удержать.
– Познакомишь с твоей … новой подругой?
И замерла, встречаясь глазами с Женей. Та уже успела встать и даже одеться, и сейчас в своем роскошном платье, с волосами, рассыпавшимися по плечам, была еще более красивой, чем вчера. Лишь странная бледность и до сих пор влажные глаза его смущали. И улыбка Кристины, внезапно ставшая шире.
– Браво, Антош. Спасибо тебе, дорогой: я просто вздохнула с облегчением. Боялась, что здесь и правда все серьезно. А ты… просто решил отдохнуть от меня.
– Что ты несешь?
– Но почему же не выбрал кого-то поприличней? Или на самом деле захотелось попробовать плебейского секса? Что, он особенный? Массажистка знает какие-то секреты? Ах да, я слышала, массаж Лингама и тому подобное… Ну и как, понравилось?
– Заткнулась! Сейчас же.
Будто плеснули в лицо кипятком. Дернулся, как от боли, увидев, что Женя побледнела еще сильней, закусив губу.
– Убирайся отсюда!
– Фу, как грубо, – Кристина опустилась в кресло. – Ты уже и манер дурных от нее набрался?
А чем сам отличался от этой распущенной куклы, когда бросал еще более жесткие слова о женщине, ставшей ближе всех? И что же должна была на самом деле чувствовать Женя, слыша их тогда? Что переживает сейчас? В потемневших глазах пеленой застыли слезы, больше не вырываясь наружу, но искрясь, как осколки льда, и царапая внутренность. Даже ему. А она… как же она терпит?