Хан кивнул в ответ - зная, что глава Разведки находилась фактически в ярости, неистовствуя с тех пор, как было объявлено о покушении на Люка. Во-первых, потому что Служба Разведки оказалась непосвященной в операцию, а во-вторых, потому что им теперь в любом случае нужно было найти веские доказательства достигнутого результата - но так как они изначально в этом не участвовали, на местах не было никого, способного снабдить их необходимой информацией. В течение нескольких часов после покушения фактически все ресурсы Разведки были брошены на достижение одной этой цели. Начальные результаты выглядели довольно обнадеживающими для Альянса: «Несравненный» вернулся на верфи Куата, и при высадке с него Наследник замечен не был. Официальная версия твердила, что корабль вернулся из-за ошибки при последней модернизации, но люди Мадина, которые устанавливали бомбы, подтвердили характерное взрыву повреждение флагмана, хорошо видимое, когда тот входил в док. А затем связь с ними внезапно прервалась, они попросту исчезли. И снова, обычно спокойная и невозмутимая Масса, объясняла в горячих недвусмысленных выражениях, что если бы ее ввели в курс дела с начала, этого не произошло бы.
Лея взяла в руку холодный блинчик… было уже почти время ленча, а она до сих пор не завтракала. И, несмотря на то, что все давно остыло, она все же начала есть, кусочек за кусочком, глубоко задумавшись о происходящем. В голове проносились слова Хана и Тэж Массы, и она пыталась понять, была она расстроена или, наоборот, обрадована новостями. Хан верил в благородство Люка, потому что у них была своя история, но Тэж… Вопреки ее официальной линии у Леи было чувство, что на самом деле Тэж думала так же - а у нее не было никаких отношений с Люком, никаких воспоминаний, никакой истории.
- Я могу сказать тебе наверняка одно, без всякой разведки, - проговорила наконец Лея, - если у нас и был какой-то шанс на переговоры с ним, когда он только пришел к власти, то теперь мы с большой помпой его уничтожили. Кем бы он ни был, мы сделали его врагом.
Хан посмотрел в сторону, не желая сейчас думать об этом. Он все еще пребывал в эйфории от такого неожиданного поворота. Странно, только он начал отпускать малыша, как тот вновь появился на сцене. Но улыбка все же медленно сменилась хмурым взглядом, - когда Хан подумал о том, сколько времени уже прошло: малыш слишком долго находился в медцентре.
- Есть идеи, какого рода ранение он получил?
- Ничего определенного. Но тяжелое, судя по всему.
- Но излечимое?
- Посмотри на это с другой стороны,- Лея сказала это в утешение, но все же не смогла удержаться от враждебно-ироничных ноток в голосе: - Он наследник Палпатина и он находится во дворце на Корусканте. Я уверяю тебя, он получит лучшее лечение, которое только может предложить галактика.
***
- Когда он снова очнется? - потребовал ответа Палпатин, пронзительно сверля взглядом Халлина.
Нейтан нервно сглотнул.
- Я не могу сказать точно, Ваше Превосходительство. Побочный эффект болеутоляющих, которые ему необходимы, вызывают сонливость. Я уверен, что…
- Прекратите давать их, - приказал Император.
Халлин запнулся, растерявшись и не зная, что ответить - но понимая, что должен, проговорил:
- Мм… болеутоляющие жизненно важны для...
Палпатин лишь слегка повернул к нему голову, и этого было достаточно, чтобы заставить доктора замолчать; вся его решимость исчезла под желтым адовым взглядом. Однако ситх уточнил свою волю, вернув взгляд к мальчишке:
- С этого дня он больше не должен получать их.
- Это замедлит восстановление. - Последняя и бесполезная попытка доктора. Палпатин принял это решение еще несколько дней назад.
- Значит, у него будет достаточно времени, чтобы обдумать, как его предали. Он не должен ни забывать об этом, ни игнорировать. Он должен наконец получить заключительный урок, который слишком долго не давался ему - а любое знание имеет цену. Я не слеп, доктор, и знаю, что он делал. Он ступал по очень тонкой грани. Но теперь он больше не может сохранять нейтралитет. Это невозможно в его положении. Не должно быть никакой середины и никаких сомнений. Любой мятеж - преступление. Восстание - преступление. Предательство - преступление, не имеющее равных. Он должен научиться уничтожать врагов или они уничтожат его. Это тяжелый урок, но его необходимо изучить. Необходимо отказаться от прошлого, чтобы иметь будущее. - Палпатин взглянул на доктора. - Вы лечите пациента, я создаю ситха.
- Лекарства сохраняют его жизнь: подавляют инфекцию и сепсис, предотвращая биохимическую последовательность, ведущую к органной недостаточности. Они контролируют гиперметаболизм и аспирационную пневмонию. Мы только что начали разбираться с осложнениями от травматического повреждения мозга.
- Лекарства, необходимые для лечения опасных для жизни нарушений, оставьте. Все остальное, включая болеутоляющее в любой форме, должно быть исключено.
- То, что вы требуете, вызовет… значительное... страдание…
- В этом и смысл, - любезно пояснил Палпатин, отклоняя аргумент доктора и продолжая вглядываться в лицо мальчишки.
Конечно, это причинит ему боль - но не было лучшего учителя, чем она. Лучшего напоминания. И мальчишка был хорошо знаком с этим уроком.
Ему не нравилось думать так, не нравилось думать, что это влияло на его мысли и реакции, но оно влияло, независимо от желания. Так как находилось в самой природе человека. Один из самых основных импульсов в галактике, записанный в каждую клетку тела со времен зарождения жизни - самозащита. Самосохранение. И не имело значения, как часто мальчишка упирался и сопротивлялся этому, никакое вопиющее упрямство не могло отменить то, что было создано эволюцией.
Месяцы наказаний и воздействий на разум Скайуокера, со времени, когда он впервые был заперт в казематах дворца, заставили его повиноваться. Некоторое время. Почти полгода. Затем мальчишка, наконец, зашел слишком далеко – проверяя, как далеко он может зайти - и урок пришлось повторить. Его джедай вновь проснулся в той же камере под дворцом - в своей камере – в тюрьме, построенной специально для джедая.
И затем снова, через восемь месяцев, когда Скайуокер бросил излишне дерзкий вызов по незначительному вопросу. И снова через десять месяцев - когда он перешел границы терпения Палпатина.
Были и меньшие инциденты, конечно, но с ними можно было разбираться, решительно и жестко, без того, чтобы кидать его на недели в зверское заключение, держа в клетке и подчиняя заново дикий нрав. Необходимо быть безжалостным, сталкиваясь даже с маленькими спорами и инакомыслием - жестоким и неумолимым - независимо от того, кто спровоцировал ситуацию. Все это было не только уроками, но и примером для подражания. Если бы мальчишка последовал ему, сейчас он не был бы ранен.
Доказательство ценности этого метода было хорошо видно в действиях его джедая. Прошел уже почти год с тех пор, как он последний раз валялся на холодном кровавом полу своей тюрьмы - накаченный наркотиком, который подавлял и ограничивал его, но все же сохранял в сознании, чтобы понимать свою беспомощность, питая негодованием огонь, разжигаемый Палпатином.
Он наблюдал сейчас за мальчишкой и вспоминал… Вспоминал вспыхнувший внутри Скайуокера ужас - ужас понимания, несмотря на туманящий сознание наркотик. Он был настолько слаб, настолько измучен и избит, что не мог ни двигаться, ни даже просто отвернуться от Палпатина, который, сидя рядом, мягко вытирал рукавом мантии кровь с его лица, после того как гвардейцы оставили камеру.
Палпатин помнил очень отчетливо, какой темной была кровь даже на фоне его бордовой одежды - истинно красного цвета расплавленного рубина - мантия казалась бледной в сравнении с ней. Он помнил, как был очарован глубиной этого цвета в течение долгих секунд, прежде чем оторвать взгляд, возвращая его к безупречно синим глазам мальчишки.
- Так не должно быть. Не должно быть между нами, - произнес он наконец, опечаленный и охваченный страстью одновременно.
Его джедай чуть повернул голову, тяжело открыв глаза – не смотря ни на что, он ощутил интенсивные эмоции Мастера…
- Ты - мой, джедай, - сказал Палпатин убежденно. - Ты всегда принадлежал мне, ты знаешь это. Зачем ты борешься с тем, что предопределено?
- Я… не…
- Ты - мой, - повторил Палпатин с абсолютной уверенностью, протягиваясь вновь к открытой ране над глазом Скайуокера и держа там рукав, пока кровь не расцвела на ткани. - Возможно, я должен рассказать тебе о прошлом...
- Я не… хочу... вашей лжи, - слабо прошептал мальчишка, однако Палпатин знал, что тот не подразумевал этого, не на самом деле.
- Мой Мастер был великим ситхом, - продолжил он, говоря доброжелательным отеческим голосом, словно рассказывал историю маленькому ребенку. - Могущественным Мастером. Он нашел меня, когда я был очень юным и показал мне преимущества Силы. Он сказал мне, что может обучить меня, если я пойду с ним. Если оставлю все - мою семью, мой мир... мою жизнь. И я пошел с ним без колебаний, потому что признал величие в нем… и потому что я слышал зов внутри.
Люк отвел взгляд, но Палпатин мягко взял его за подбородок и повернул лицо к себе, без всякой угрозы.
- Его звали Дарт Плэгиус, и он хорошо учил меня. Он научил меня всему, что я знал… но не всему, что знал он сам. Плэгиус был одержим своей смертностью и потратил годы, изучая доктрины ситхов и голокроны, чтобы обнаружить тайны возрождения и продления жизни. Но он полагал, что бессмертие может заключаться только в его собственной жизни. Он не понимал... что бессмертие может быть также в продолжении рода. - Палпатин снова вытер глубокую обильно кровоточащую рану над глазом Люка, оставляющую широкий вязкий след на его саднящей коже, пропитывающую кровью волосы и окрашивающую богатым ярким цветом белый пол под головой, мягко улыбнулся и продолжил: - Но что можно сделать против законов естественного отбора? Я думал… что мои надежды навсегда обмануты. Думал, что природа постановила, что я буду последним в своей линии... Нельзя клонировать форсъюзера без последствий, нельзя передать чувствительность к Силе научными методами - а я не хотел ничего меньшего. Без Силы ребенок стал бы ничем. Но в своих поисках вечной жизни Дарт Плэгиус обнаружил древний текст… и с ним - способность создавать жизнь. Настоящую жизнь. Используя саму Силу в ее создании. Мой Мастер изучил это темное искусство… и разрушил текст, зная, что через это знание он может управлять мной. - Палпатин откинулся назад, подняв глаза в исполненном гордостью воспоминании. - На пике нашей объединенной мощи мы сделали это - создали жизнь. Но мы не знали, что у нас получилось. Я думал, мы потерпели неудачу - что мой Мастер ошибся… и поэтому он перестал представлять ценность для меня. - Палпатин сделал паузу, вспоминая… - А затем произошло кое-что удивительное. Непредвиденная встреча, момент фантастического открытия - ребенок, задуманный нами в момент совершения обряда, родился… на противоположном конце галактики, - он покачал головой, переживая и теряясь в далеких воспоминаниях. - Я преуспел - я просто не понимал этого… Но будучи рожденным самой Силой, невозможно остаться скрытым навсегда - не от своего создателя. Его мощь была просто огромной. Она сияла, как маяк и звучала через Тьму, как нота абсолютной чистоты, ударяя по мне в инстинктивном резонансе. Сила желала, чтобы мы нашли друг друга. И я нашел его, а он меня... связь была мгновенной, непреодолимой. Он был моим - созданным по моему повелению, чтобы выполнить мои стремления. Только моим.