розящее уничтожением и обещающее спасение. Новую эру. Тайна, предсказывающая и власть для ситхов, и равновесие для джедаев.
Спрятанное на замысловатой чеканной поверхности солнечных лучей на неизвестном древнейшем языке. Широко растянутые надписи были выгравированы крошечными буквами - настолько искаженными, что их почти невозможно было увидеть и прочесть. Происхождение как текста, так и самого трона было окутано туманом времени. Объединенные фрагменты надписей составляли одно из самых великих пророчеств, известное как: "Сын Солнц".
Ученые спорили о его точном значении в течение многих столетий, дотошно толкуя и повторно переводя произвольно и беспорядочно написанный текст множество раз - пытаясь принести ясность в имеющийся сумбур. Образца этого языка больше нигде не существовало, и широко раскиданное по спинке трона пророчество постоянно бросало вызов всем определениям и формулировкам, заставляя бесконечно обсуждать и подвергать сомнению различные мелочи и детали и приводя к существованию множества версий и интерпретаций.
Для успеха, казалось, им был необходим только ключ. Какая ирония. Когда этот «ключ» появился, джедаи практически исчезли, а к тому времени, как «ключ» увидел Трон в первый раз, от них остался лишь прячущийся где-то в дебрях, всеми забытый отшельник.
Да, этот прославленный Трон Солнечных Лучей, учитывая его историю, казался Палпатину естественным выбором при создании Тронного Зала, финальным штрихом чудовищно громадных работ по украшению и отделке его Императорского Дворца, законченного почти десять лет спустя после того, как он утвердил свое господство. Ощущая потребность, он лишь добавил к трону роскошную и тяжелую резную скамеечку для ног, с высеченными на ней образами его далеко раскинувшейся Империи. Едва ли тонкая аллегория. Империя лежала под его ногами.
В этот час он был один, погруженный в свои мысли. Зал был безмолвен и тих, Суд и двор давно распущены, но Палпатин остался здесь, в месте сосредоточия его могущества и власти. Даже спустя двадцать четыре года после того, как он взошел на трон, он все еще испытывал торжество, находясь здесь. И сейчас даже больше, чем когда-либо. Ибо, держа власть над Скайуокером и обладая лояльностью этого самого уникального ключа к пророчеству, для него все становилось возможным.
Он знал это уже в течение двух лет, с тех пор как через несколько месяцев после обращения Скайуокера, Палпатин последовал за отдаленным, шепчущим завихрением в Силе к Тронному Залу и нашел там стоящего в тенях мальчишку, словно в трансе смотрящего на трон, на Место Пророчества. Не сознающий близкого присутствия своего Мастера, он стоял прикованный к месту, не замечая проходящего времени. Следуя какому-то порыву, Палпатин предложил ему прочесть надписи, зная, что тот не имел никакого представления об их существовании, не говоря уже о том, как их расшифровать.
И мальчишка прочел их. Просто. Как будто это было самой естественной вещью на свете - возможно, для него это так и было. Для ключа к пророчеству.
Палпатин сощурил желтые испещренные пятнами глаза, обдумывая встречу со Скайуокером прошедшим вечером - осознавая фундаментальную перемену в его позиции и отношении, выраженную в его действиях и намерениях. Безмерно радующий результат рискованной игры Палпатина. Поскольку это игра внезапно набрала непредвиденные обороты с непредвиденной ставкой, переходя от незначительного плана к главной кампании, без возможности дальнейшего вмешательства ее зачинщика. Палпатин публично признал Скайуокера Наследником, в расчете больше вовлечь его в новое положение и новую жизнь и таким образом наконец отделить от Восстания, к которому тот по-прежнему испытывал некое невольное чувство преданности.
Результат превзошел все ожидания.
Все его поведение изменилось - как будто последний, глубоко находящийся в нем барьер, так долго державший его и мешавший ему, пал.
Ситх, которого Палпатин видел удерживаемым позади тех синих ледяных глаз в их самую первую встречу, наконец ступил на свободу. Самоуверенный, независимый, резкий и непостоянный нрав, всегда изводящий Вейдера, в его сыне был умерен сдержанной холодной расчетливостью, дающей отличные перспективы на будущее. По ощущениям Палпатина, даже слишком отличные. Слишком много происходило позади того хладнокровного, невозмутимого фасада, который показывал мальчишка, это было очевидно.
Теперь, конечно, становилось тяжелей его контролировать, но все это было частью игры.
Палпатин однажды задался вопросом, сможет ли он когда-нибудь склонить это дикое существо к своим ногам, сможет ли в действительности управлять им. И даже сейчас, какая-то часть Палпатина не была уверена в этом, не зная воспитывает ли он ученика ситха... или создает Мастера. Он никогда не беспокоился по этому поводу с Вейдером, который потерял значительную часть своей связи с Силой рукой Оби-Вана и чувствовал себя всегда каким-то образом признательным Палпатину, зная того с самого детства.
Нет, сын Вейдера был другим; у него не было такой преданности Палпатину. И если в самом начале Палпатин приложил много усилий, чтобы разъяснить Скайуокеру, что его личные способности сильнее мальчишкиных, то теперь они оба знали, что это больше не так - что, по крайней мере, они одинаковы.
О, Скайуокер испытывал здоровое уважение к своему Мастеру - к его мощи, к его положению и к его безжалостной воле - но все больше и больше, по мере того, как росла уверенность мальчишки в себе, становился понятным факт, что если он решит действительно что-либо сделать, никакие предостережения не поколеблют его. Он был слишком упрям, слишком активен, слишком непреклонен.
И все же пока, в итоге, он все еще подчинялся воле своего Мастера… Вначале он сохранял абсолютную твердость, а затем, в конце концов уступал – словно попадая в безвыходное положение, некий тупик. И до настоящего времени Палпатин не мог до конца понять, что это было… Поскольку тот сдавался не под нажимом физического наказания. Наказание для Скайуокера было лишь наказанием, тем, что придется вытерпеть, когда он зайдет слишком далеко. И фактически оно никогда не останавливало его от неподчинения в дальнейшем, лишь заставляло относиться к выбору своих действий более осторожно.
Таким образом, было что-то еще мешающее мальчишке, некая большая угроза, сдерживающая его - и Палпатину необходимо было выяснить, что это. Необходимо было держать контроль в своих руках. Иначе он никогда не сможет действительно узнать, не выжидает ли его Волк лишь момент для удара.
Погрузившись в размышления, Палпатин ощутил покалывание в позвоночнике – в предчувствии наступающего видения, от которого зашевелились волосы на затылке и замерло дыхание в легких, когда он охотно отдался всеобъемлющей мощи…
Он снова видел волка в ночи, дикое существо, которое часто приходило в его видения в течение двух долгих десятилетий.
Шорох во тьме. Дикое и своенравное оно исчезло в наплывших тенях, и он уставился в пустоту, ожидая…
Глубокая тишина. Он нерешительно повернулся.
Перед ним на коленях, в немой неподвижности и покорно потупив глаза, стоял его дикий джедай; ниспадающий складками тяжелый плащ из густого черного меха поглощал весь свет вокруг.
Волк в ночи…
Потяни слишком сильно его цепь, и он укусит - почему Палпатин знал это с такой ясностью?
Джедай встал, соболиный плащ скользнул с его плеч, когда он безмолвно протянул руку, и, как и раньше, глаза Палпатина были прикованы к сейберу в ней, испачканному алой кровью - цвета гнева, страсти и предательства…
Меч Вейдера. Палпатин вновь задался вопросом: убьет ли мальчишка в конечном счете своего отца?
- Возьмите... - произнес джедай, хотя его губы не шевелились.
Палпатин снова посмотрел на лайтсейбер, на тонкие алые ручейки, бегущие по рукояти и стекающие с пальцев джедая, падая темными каплями к ногам Палпатина, впитываясь в подол его плаща...
Что-то дернуло в его душе, как никогда прежде, заставляя сердце в трепете пропустить удар. В страхе...
Его Волк оставался тихим и безразличным, но что-то… что-то изменилось в его глазах…
- Возьмите... или он убьет вас.
Палпатин взглянул вверх, этих слов никогда раньше не было в видении.
- Вейдер?
Его волк ничего не ответил, только продолжал протягивать мокрый от крови сейбер, внизу распускались неровные алые пятна, питаемые по-прежнему сочившейся с рукояти густой вязкой кровью.
Жизнь, яркая и насыщенная.
Смерть, проливающая рубиновые слезы.
Смерть… меч не был активизирован, но он слышал басовый гул его невидимого клинка, шипение раскаленного света.
Смерть…
Реальность разорвала видение, нарушая связь и оставляя Палпатина выбитым из колеи в тихом и одиноком безмолвии пустой огромной палаты.
***
Риис вошел в темную гостиную, где Люк спокойно стоял высокими окнами, пристально всматриваясь в ночь. Раненая левая рука поддерживалась правой, а сломанные ребра болели от слишком долгого стояния на ногах.
- Все прошло, как планировалось, сэр?
Люк пожал плечами, не поворачиваясь.
- Настолько, насколько это возможно.
- Но Император остался доволен? - уточнил Риис.
- Пока да.
- Тогда мы можем продолжать?
Люк долго молчал, раздумывая. Какая-то его часть все еще не желала двигаться по этому пути, ступив на который он уже не сможет свернуть и уйти - но он откладывал и мешкал слишком долго, и вот к чему это привело. Галактика шла дальше, а он остался барахтающимся в своих сомнениях, уязвимым, и в результате заплатил за это.
Палпатин вложил много времени и усилий, связывая руки Люка, и теперь Люку нужно будет вложить не меньше, чтобы высвободить себя. И в настоящий момент было очень мало людей, которым он бы достаточно доверял в этом. Риис был одним из них, как и Халлин. Мара - определенно нет, как и его отец.
Что касается Альянса… Он надеялся, что смог бы открыть диалог с ними, избежав прямого конфликта, но теперь это казалось полностью вне рассмотрения. Впрочем, шансы принятия ими его условий и раньше были весьма слабыми, становясь все призрачнее с каждым проходящим годом. В действительности он нуждался в смене их руководства, но повлиять на это никак не мог - до сих пор. Сейчас настал момент, когда он мог двинуться к своей цели, прикрываясь местью.