А чаю бы хорошо, горяченького, с чабрецом… Холодно здесь! Впрочем, об этом я уже говорил.
…Пожалуй, я до сих пор не ведаю, как выжил после Авениды. И, что важнее, как меня не возненавидели. Последнее представляется куда большим чудом.
Не знаю, был покойный на самом деле святым или нет. Даже думать не хочу, честно говоря. Пусть об этом голова болит у Церкви. Их епархия. Моя – совершенно иная.
Впрочем, и в ней… вообще, мало что знаю, если вдуматься. С самого детства и юности меня, как и любого подданного Империи, окружали абсолюты, и не было ничего непонятного. Следовать Нагорной Проповеди – хорошо; пакостить – плохо. Империя – хорошо; другие страны – нет, не плохо, но не наше оно, и точка. Любить, прощать и верить – отлично; ненависть – признак зла.
Якори, удерживающие реальность на месте. Даже кажущиеся пределы – познания или выносливости, пределы без возможности отхода на позиции, – ни на мгновение не поколеблют их. Потому мы смогли выстоять в той буре, что разразилась после Тритона.
Но что, если сами основы нашей реальности, аксиомы, на которых строится наша упорядоченная жизнь, покачнутся и окажутся поставлены под сомнения?
Враги – не враги, правитель – не правитель, и Империи нет вовсе. Впрочем, я забегаю вперед. Путаюсь.
Наверное, мне действительно не очень хорошо. Стоять. Не раскисать, боец!
Немного осталось.
Еще одно, последнее сказание, и летопись окончена моя. Забавно. Казалось – жизнь была длинной, интересной, а начнешь вот так рассказывать, и выходит: всего-ничего. Однако важно не это. Жизнь – была. Прошедшее время.
Лучше быть пессимистом, тогда впереди – только приятные сюрпризы.
Все началось… Оно и не заканчивалось после Авениды. Вообще, ничто и никогда не заканчивается. Есть только продолжения. Я это понял слишком поздно.
Может, и тут ничего не кончится.
Но просто на всякий случай расскажу, что произошло потом. От начала и до конца. Хотя большая часть этой истории вам известна.
Не знаю, сохраню ли достаточно рассудка к концу повествования, поэтому заранее: прощай.
Было приятно.
2. Выдержка из нового труда профессора Бернхарда Гнайде, д-ра политологии, магистра социологии, Берлинский университет, «Ода Утопии: Империя, которая будет»
…Сейчас, в монополярном мире, чья единственная надежда – великие имперские промышленность и экономика, а равно вечная готовность русских помочь даже в ущерб себе, мы не можем не признать, как жестоко ошибались по поводу великих имперских ценностей и традиций, а равно целей русских.
И всё же, несмотря ни на что: поражаюсь этим людям. Мы уже рассмотрели, отчего Российская Империя такой, какой она нам представляется, в принципе не может существовать как государство – и восхитились тому, что вопреки логике и рацио таковая все же существует и будет существовать вовек под мудрым правлением Её Величества, да благословит её Господь!
Однако на этом чудесные загадки богоспасаемой Руси не кончаются. Государствам свойственны повадки амеб – схватить, сожрать, поглотить, выжить. Именно по тому, насколько правительство сдерживает примитивные инстинкты «амёбы», следует судить о развитии государства.
Однако и тут великая Империя стоит наособицу. Её поведение пока что не очень укладывается в «амёбную» схему. Требуется много больше информации! Как, отчего? Не имею понятия, мечтаю узнать!..
Резолюция боярина от миннауки Федорова: «Флюгер! Как заговорил после Тритона! И между строк многовато! В запрашиваемых гранте и виде на жительство отказать с благодарностями».
…В результате этого автор, и так обладавший репутацией шарлатана, обзавелся вдобавок славой неудачливого приспособленца и был отправлен в бессрочный отпуск с кафедры. Помыкавшись по бывшему ЕС, он принял решение о переезде в Астероидный Пояс, на Цереру.
Часть IVAd majorem Dei gloriam
«Путешествуя в Азии, ночуя в чужих домах,
в избах, банях, лабазах – в бревенчатых теремах,
чьи копченые стекла держат простор в узде…»
1. «Демоны по ночам»
Город – хтонический кошмар; сплетение сталинского ампира, тяжелых колонн классицизма, пластали и стекла современных башен, а еще – замков и двухэтажных домиков «под старину».
Погода – просто кошмар. Ветер, и снег, и приползший с болот пьяница-туман лезет обниматься влажными лапами, залезает под куртку.
Ночь – злодейка, обольстительная чертовка. Ночь блистает неоном и огнём рекламных голограмм. Кажется, она никогда не кончится.
Где-то над головой раз за разом рассыпается на осколки голографическая роза. Миновав прилавок с рамёном, ныряю в двери дома под ней.
В уши бьют страстные стоны электроскрипок и хриплый плач сякухати. Боль чуть стихает. Туман не лучший друг недавних ран, скажу я вам, господа.
Очки дополненной реальности подстраиваются под сумрак и вспышки иллюминации. Танцпол. На сцене пляшут три языка огня, три девицы в кимоно с электроскрипками. Дудочника или дудочницу не видно.
…А всё равно кажется – огонь.
Хорошо играют, чертовки! Что-то японское, хотя девицы наверняка китаянки. Много их тут, китайцев. Добрая треть голограмм – иероглифы.
Плевать, музыка приятная.
Срываю очки, убираю в карман куртки. Проталкиваюсь к стойке. Чуть вздрагиваю при виде одного из барменов.
Ещё бы от такого не вздрогнуть! Косматый, зубастый, с маленькими глазками. А каким еще ему быть прикажете?
Вот, голограмма над плечом – честь по чести, разумный обладатель полного спектра прав, прошедший обязательный экзамен на соответствие занимаемой должности. Ну и что, что медведь?
Случается с хорошими людьми.
…Любят китайцы такие фокусы. Направленная эволюция видов, трансформация мозга, социализация, увеличение продолжительности жизни. А раз китайцы любят, то и литвины к себе завозят.
Потапычу, который, скорей всего, не только бармен, но и вышибала, откровенно плевать на реакцию случайного туриста. Он явно устал и ждёт конца смены, чтобы пойти домой к супруге и детям или отправиться пить пиво с друзьями и смотреть футбол в спортбаре. Ну или чем там занимаются разумные цивилы после службы? Не специалист.
Меня тут знают, поэтому достаточно кивнуть и усесться у дальнего края стойки.
…Поначалу меня здесь многое фраппировало. В большей-то части районов всё ничего, как в Империи, только с местным колоритом: ну, в кабаках с дорожки и на дорожку рюмочку с бутербродиком бесплатно «паспытаць» предлагают, ну, казино со стрип-клубами на каждом шагу, ну, цыгане в этих казино гитарами с монистами бренчат.
Колорит-с!
Даже язык местный, несмотря на всю своеобразность – чего «Масква» и «выхад» стоят! – и непонятные словечки, был как-то интуитивно понятен. По контексту смысл уловить легко.
И лица, каких в Империи двенадцать на дюжину. Разве что барышни обворожительно, почти что неприлично красивы – вот и всё отличие.
Но купеческий квартал… Тут тебе и аугментации всех цветов и видов, и биотехнологии, и звери говорящие.
Сначала шарахался. Потом понял: вседозволенность здесь скорее игра, чем факт бытия. Сейм, несмотря на всю декларируемую демократичность, хорошо знал, где провести черту.
В Вольном Княжестве Литовском, иначе Литвинии были стриптиз, но не легальные бордели; казино, но не игорная мафия; люди в звериной шкуре, но не звери с человеческим умом; импланты, усиливающие возможности человека, но не дополняющие таковые.
…Гордецы, тароватые умницы, дружелюбные, но ставящие превыше всего собственную независимость, литвины вот уже век жили торговлей и туризмом.
Мне они были симпатичны.
Осознав в процессе краха Федерации, что политика «нефть в обмен на поцелуи» никуда не приведет, а заигрывание как с нами, так и с Европой обеспечит лишь утрату их драгоценного суверенитета, ребята зачеркнули минус и получили плюс, научившись балансировать между всеми силами разом, не склоняясь ни к одной из них – и сделали на этом состояние.
Потом выяснилось, что на любое состояние найдутся охотники – и тот факт, что Империя единственная не претендовала на чужое, привел к дружбе и фактической унии. Но это другой разговор.
В любом случае, здесь можно было достать товары, которыми великие державы не спешили делиться друг с другом. Здесь досужий турист мог за одну прогулку по городу посетить разом Азию, Европу и Империю – и заодно саму Литвинию.
…Мне принесли чашечку капучино и разноцветный коктейль. Обычный мой набор для этого времени суток.
Хорошо, что хвост остался снаружи. Видимо, рамён едят. Спасибо ребятам. Было их двое, Толстый и Тонкий; парочка практически не таилась и поначалу раздражала меня ужасно.
После того, как как-то вечером, загрустив, я сначала завёл их в кафешку напротив здания местной «дзяржауной безопасности», к коллегам, стал быть, и заказал «Не думай о секундах свысока» «для храбрых ребят вот за тем столиком», а после самым наглым образом ускользнул на заранее заказанном на разовый коммуникатор такси, я чувствовал себя самым прекрасным образом.
До тех пор, пока на следующее утро в холле отеля ко мне не подошел Толстый. Толстый мрачно жевал эскимо фиолетового цвета и смотрел исподлобья. Поднял взгляд и воззвал к моим лучшим чувствам:
– Ротмистр, скотина, тебе хиханьки, от безделья маешься, а нас премии лишат. Ты же свой, понимать должен! Нешто дурацких приказов не исполнял?
Если бы он был вежлив – послал бы на три буквы и еще поржал бы. А так между нами установилось молчаливое перемирие.
Ребята чуть отпустили поводок, а я перестал от них бегать. Жаль. Это развлекало.
В конце концов, я действительно изнывал от безделья.
…Когда в ноябре пришел в себя в военном госпитале и увидел ротмистрские погоны, понял – будет сложно.