– Особенно Флот… – шепчу еле-еле.
– Не обижайтесь на Потапыча, – просит ротмистр. – Родная тетка покойного светлейшего – его давняя amante. Близок к семье. Старый медведь будто сына потерял.
Вдруг начинаю понимать кап-два.
– Не обижаюсь, – говорю твердо, а выходит снова шепот. – Но ур-рою подлеца. Закопаю, надпись напишу…
– Да что вы ему голову морочите? – не выдерживает дипломат. – За него, значит? Что же никто не остановил вашего мясника?
– Вот что, отвлекитесь. Оба. Гляньте, что мне дочка с моря прислала.
Ротмистр роется в комме. Открывает голофото. Лиловое небо – такое бывает только на Марсе.
Озеро – а кажется, море, другого берега не разглядеть. На прозрачном кристаллическом песке выстроен замок. Летучим почерком ниже выведено: «Привет от Алины!».
Теряю сознание.
…Лежу. Койка в медблоке? Восстановительная капсула? Нет, гостиничная кровать, сексодром три на два с половиной. Не пошевелиться.
Рядом стоит на коленях женщина. У неё два лица, и я не могу понять, какое я вообразил, а какое настоящее.
– Тебе будет трудно. Очень трудно, любимый. Но без этого нельзя. Пожалуйста, не сломайся. У тебя будет два задания. Надеюсь, все прошло гладко, и первое ты только что выслушал. Второе я изложу тебе сейчас.
Щурюсь. На подоконнике темная фигура. Мужская. А этот паршивец здесь что забыл? Хочется встать и выставить взашей или хотя бы поднять голову, чтобы разглядеть, кто это. Не могу.
– Я доверяю тебе самую охраняемую тайну Империи. Ну, или одну из. Гордись.
Что-то не тянет. Да и не помню никаких тайн. Бред ты мой, бред. Наполучал по морде, вот и мерещится невесть что.
– В дни Федерации люди очень любили говорить, что верят. Но понимали это очень по-своему, – она грустно улыбается. – Ты уже знаешь о соборе. О Спасе-в-Пустоте. Не знаешь лишь главного. Наши предки разместили в нем боевой модуль. Достаточно ракет с термоядерными боеголовками, чтобы выжечь малую планету дотла. Космическое ПВО, так это понимали в те годы.
И все же сон очень реален. Чувствую, как затекло тело. Легкую боль в затылке. Грусть.
– Храмы – это не пусковые площадки. Они для Того, у Кого нет мертвых, а не для Безносой. Увы, они этого не понимали. Модуль автономен и отслеживает окружающее пространство. Единственный коридор, которым можно подойти к храму, чтобы система деактивировала большинство ловушек на входе в модуль, начинается у северного порта Новой Галиции. Понимаешь, почему мы не могли ничего поделать? К тому же автоматика знает сигнатуры транспондеров земных кораблей и не получала сигнала о начале войны, так что можно было не беспокоиться. Но чужой корабль летит без транспондера. И он пройдёт в красной зоне безопасности. Даже если обойдется без ответного удара – представь себе скандал. Удар по Церкви, по Империи, по всей державе. Да, учти. Большинство ловушек – это еще не все. С тобой будет специалист… Попытаешься?
Хочу ответить. Не могу. Вместо меня реагирует фигура на подоконнике. Шутливо отдаёт честь – к пустой голове руку не прикладывают, балда! – спрыгивает наземь.
У незнакомца – моё лицо.
В себя пришел в медблоке «Миротворца». Отлеживаться пришлось неделю. У постели поочередно дежурил кто-то из пассажиров – Савелиев с Ивановым, консул, который, как оказалось, носил вполне русскую фамилию Бондаренко, Гнайде, остальные, чьих имен не упомню.
Да и потом – поминутно находились рядом, пробовали пищу… Русской команде «Миротворца» не доверяли.
Впрочем, первым среди живых меня приветствовал отнюдь не кто-то из добровольных сиделок.
И не сказать, чтоб встреча была приятной.
– Приветик. Нефиг делать морду, будто тра-ля-ля, крындец всему, и жизни, и любви, – бодро заявил я, стоявший у спинки кровати.
Я-лежавший только застонал.
– Тсс! – он (я?) приложил палец к губам и растворился в воздухе.
Вместо него в воздухе остался ряд горящих букв и цифр. Список команд для комма.
Откуда-то издалека донеслось тихое, женским голосом произнесенное:
– «В письмах из этих мест не сообщай о том, с чем столкнулся в пути. Но, шелестя листом, повествуй о себе, о чувствах и проч. – письмо могут перехватить…».
Могут перехватить. Ясно. Более чем.
Даже если строчки «в струю» нашло в памяти моё подсознание, и не более того.
…Той же ночью я врубил приват-режим в комме и отбил запечатлевшиеся в памяти команды на виртуальной клавиатуре.
Открылась ранее запароленная папка, содержимое которой можно было истолковать, только зная то, что я услышал во сне. Или в воспоминании – я так и не смог понять.
Впрочем, информация была по большей части пустышкой.
По-настоящему интересных деталей – ровно одна. Информацию о смертоносной начинке «храма», оказавшуюся утерянной во времена смены строя с демократического на монархический, удалось вновь отыскать в архивах два месяца назад, и то совершенно случайно. Поэтому и не почесались раньше. Просто не знали. А тут еще и железные гости с дальних рубежей подвалили…
…Сквернословящий глюк больше не появлялся – так что я перекрестился с облегчением. Нехорошие, знаете ли, ассоциации вылезли. Совсем нехорошие.
…А вообще-то то, что мы проделали, называется вербовкой втемную. Вот консул и на крючке. Как собирались. Не зря на орбите болтались – и ребята, похоже, вовремя клиента подтолкнули.
Как надо.
5. «Отпустить…»
…Мы сидели с Бондаренко и его супругой, оказавшейся милейшей женщиной, за обедом в столовой. Шел последний день перелёта. Еще несколько часов – и юркий челнок перевезет сходящих с корабля в порт на условном полюсе астероида.
Было слегка неудобно. Ждал общения с мрачными фанатиками, почти что сектантами – а тут люди как люди. Ну, с завихрением, ну так у кого их не бывает?
– …Я внимательно просмотрел навязанные вам документы, – сообщил консул. – Определенный point в них есть, и вы, конечно, можете попытаться. Только ничего не получится.
– Новая Галиция рассчитывает синтезировать кислород и воду из Пустоты? – осведомился я. – Понимаю, у всех своя политика, вы даже имперских дипломатов не пускаете, но, как бы это сказать, я теперь действительно шкурно заинтересован в выживании колонии.
…Колония, тоже мне! «Субъект международного права», тудыть-растудыть. Тридцати тысяч населения не наберётся. Потому и не было у нас толком сведений о том, что там и как, да и внятной агентуры на месте. Все на виду, у всех паранойя. Каждое новое лицо – событие, чуть больше денег у старожила – сплетня.
Не зашлешь человечка, не вербанёшь местного… Да и домоседы туземцы порядочные. Носа в Пояс не кажут, не говоря про Землю.
– Новая Галиция, – консул взмахнул вилкой, будто дирижер, – не испытывает иллюзий. Еще она не испытывает достатка в мясе, хлебе, сое… так что вы ешьте-ешьте, достойную пищу мы увидим не скоро. Да и вино.
Он подхватил бокал.
– За присутствующую здесь даму, – улыбнулся я.
Та лишь благодарно кивнула, отвечая на тост стаканом воды. Молчалива была донельзя. Словно они с Бондаренко одно существо, и все коммуникативные функции ложились на другую ипостась.
– И всё-таки? – спросил я.
– Повторюсь. Попытаться вам никто не запрещает. Только ничего не получится. О причинах – давайте внизу. Когда вы немного освоитесь и посмотрите на наш уголок системы. Сейчас я просто не сумею внятно объяснить.
– А вы попытайтесь.
– Ну что ж… Я просмотрел не только документы. Запись тоже. Этот… прошу прощения… беспредел тоже попал на неё. Вы понимаете, люди на Галиции – потомки тех, кто бежал именно от этого. И дело даже не в избиении.
– А в чем же?
– Я же говорил, вы не поймёте. Ваше бывшее государство, извините, ничего личного, это какой-то чекистский рай. Телефонное право. Покровители в Столице. Возможность отпустить разыскиваемого врага нации ради смутной политической игры со станцией в Пустоте, которая тьфу – плюнуть и растереть… Русские, да. Вы не меняетесь.
Мысленно я поморщился – с такого ракурса абсолютно нормальная, учитывающая маленькие человеческие недостатки обстановка выглядела измазанной по уши в грязи.
Покровители не спасут никого по-настоящему виновного. Нарушение международного законодательства навредит Империи куда сильнее, чем один подозреваемый на свободе, которого к тому же озаботили заданием ради блага – нет, не державы, но упертых баранов, готовых назло кондуктору идти пешком и гибнуть вместе с семьями.
Притом, подчеркиваю – подозреваемый. Не виновник.
Сорвавшийся от скорби кап-два пройдет курс лечения в служебном санатории и вернётся в строй. Потому что у нас знают: человек слаб, и в моменты, когда сил ему не хватает, следует не карать, а вытаскивать за шкирку.
– Кстати, – сказал я. – Хотел спросить. У меня с помощниками не возникнет проблем из-за того, что… эээ…
– Вы бывший бес? Не беспокойтесь, – кротко улыбнулась madame Бондаренко; этим её участие в беседе исчерпалось.
– Я хотел сказать: мы с помощниками русские, – отрубил в ответ.
– Что вы, – отвечал посол. – Этнических русских у нас много. И ничего, живут.
– И всё же… – в который раз задал я вопрос. – Вы рискуете собой, отправляясь на корабль державы, которую считаете враждебной. Предлагаете помощь и убежище. Человеку, который, насколько вам известно, может быть убийцей или пособником таковых. Еще и, как вы выражаетесь, «чекисту». Собиравшемуся проникнуть к вам под чужим именем, так как имперцев вы не принимаете. Только не говорите про человеколюбие.
– Отчего же не принимаем? Если попросятся – легко. Просто желающих не было. О гуманизме действительно не буду, – похоже, я наконец дождался ответа. – Во-первых, у меня действительно есть выгода. Дельный специалист по безопасности всегда может пригодиться. Вы, кажется, с некоторых пор частный детектив? Как вы относитесь к долговременному контракту?
– Это разумно, – кивнул я. – И предавать мне вас не с руки. Насчет контракта – поживем-увидим. Сначала с прошлым договором бы разобраться.