— Ничего, — сказала Эмма.
— Эмма! — закричал он. — Я непременно должен знать, что с Майком. У него часом нет воспаления легких или чего-нибудь в этом роде?
— Конечно, нет.
— Слава богу, — сказал Майк. — А у нас в доме нет пожара или чего-нибудь в этом роде?
— Что ты говоришь? — сказала Эмма. — Почему у нас должен быть пожар?
— В каждом доме случается пожар, — сказал Майк. — Вот и у нас может быть пожар, не только у других.
— Нет у нас пожара, — ответила Эмма. — Скажи лучше, что ты делаешь в Сан-Франциско?
— Вот это я и сам хотел бы знать, — сказал Майк. — Если говорить всерьез, я очень хотел бы знать, что я делаю во всяком месте, где тебя нет. Эмма, — взмолился он, — я не могу придумать, что мне делать! Честное благородное слово, не могу! Ты уверена, что Майк здоров? Я не видел вас целую вечность. Я приехал в Сан-Франциско несколько часов назад. Как ты поживаешь? Ты пойми, от тебя до меня чуть не пять тысяч километров! Что ты хочешь, чтобы я делал?
— Ты сам должен решить, — сказала Эмма.
— Я изо всех сил старался решить, — сказал Майк, — и мне кажется, что самое лучшее, на что я способен, это быть рядом с тобой и маленьким Майком. Можно мне вернуться?
— Майк, — сказала Эмма, — я сейчас повешу трубку и лягу спать. Я очень сонная. У нас все в порядке. Спокойной ночи.
— Эмма! — закричал Майк. — Ты меня просто сводишь с ума.
Он услышал, как на другом конце провода повесили трубку.
— Прямо не знаю, что и делать, — сказал он.
Это был тридцатый междугородний разговор, который он заказывал за последние три месяца, и на сей раз он опять остался ни с чем, только теперь его отделяли от дома чуть не пять тысяч километров.
Ужасно!
Он позвонил по внутреннему телефону.
— Дайте мне, пожалуйста, комнату 747. Сэм? — спросил он.
Шофер устало подтвердил, что его зовут Сэм.
— Ты не хочешь прийти ко мне?
— Зачем? — спросил Сэм.
— Мне надо с тобой посоветоваться, — сказал Майк.
— О чем?
— Все о том же самом.
— Понятно, — сказал Сэм. Он был не в духе. — Видно, я не имею права поспать хоть разок в кои веки. Ладно, сейчас приду.
— Спасибо, — сказал Майк.
Сэм Левин был не только шофером Майка Корбета, он был его советчиком. Сэм жил в восточной части Нью-Йорка. Ему было столько же лет, сколько и Майку, — двадцать восемь или двадцать девять; он был такого же роста, как Майк, — сто семьдесят пять сантиметров и столько же весил — сто шестьдесят фунтов. Майк окончил Гарвардский университет. Сэм не кончал ничего, Майк встретил Сэма, когда тот был шофером такси, и предложил ему работать у себя. Сэм сказал, что у него есть работа. Майк сказал, что будет платить ему больше, чем тот зарабатывает шофером такси. Сэм спросил Майка, сколько часов придется работать. Майк ответил Сэму, что не знает, когда и сколько придется работать. Сэм спросил Майка, на какой ему придется ездить машине. Майк ответил Сэму, что ездить он будет на большой машине. Сэм согласился. Он был с детства помешан на больших машинах.
Сэм провел машину Майка через весь североамериканский континент, от Манхэттена до самого Сан-Франциско.
Одеваясь у себя в комнате, Сэм сказал:
— Миллион километров от самого конца света, a он не дает мне поспать!
Он прошел одиннадцать шагов до комнаты Майка.
— Который час? — спросил он.
— Начало второго, — ответил Майк. — Послушай, Сэм, ты должен придумать для меня какое-нибудь дело, чтобы Эмма пустила меня домой. Ты ведь и сам хочешь в Нью-Йорк, правда? Ты ведь и сам скучаешь по Розе Тарантино, правда?
— Скучаю ли я по Розе Тарантино? Он меня еще спрашивает, скучаю ли я по Розе Тарантино! Да я женюсь на ней в первый же день, когда вернусь в Нью-Йорк! Как вы думаете, Майк, попадем мы с вами живыми когда-нибудь в Нью-Йорк?
— Непременно, — сказал Майк. — Мы непременно туда попадем, если ты придумаешь для меня какое-нибудь дело. Эмма все еще стоит на своем. Я только что ей звонил.
— При чем тут Эмма? — сказал Сэм. — По-моему, вы самый большой тупица из всех, кто окончил Гарвардский университет. Дело совсем не в Эмме, а в ее отце. В старике Гордоне. Неужели вы не можете понять даже этого?
— Почему ты думаешь, что дело тут в ее отце? — спросил Майк.
— Дедуктивное мышление, — сказал Сэм. Сэм прочел о дедуктивном мышлении в детективном романе, где обвиняемый — скромный бухгалтер — доказал при помощи дедуктивного мышления, что настоящим убийцей был сыщик, что доставило Сэму несказанное удовольствие. — Дедуктивное мышление, — повторил он снова. — Старик ведь немножко не того, если можно так выразиться. — Сэм покрутил указательным пальцем правой руки возле своего правого уха. — Он чуточку спятил, — пояснил Сэм. — Может, у него и есть высшее образование, но он все-таки немножко чудак. Все эти идеи пришли в голову не Эмме, а ему. Она ведь вас любит. Зачем бы ей надо было отсылать вас из дому и требовать, чтобы вы что-то делали? Прямо какой-то психоз! Провалиться мне, если всю эту дурацкую затею не придумал старый хрыч!
— Я на твоем месте не был бы так уверен, — сказал Майк.
Он заметил, что Сэм стоит.
— Брось эти дурацкие штуки, — сказал Майк. — Садись. Мне очень жаль, что я поднял тебя среди ночи с постели, но дело принимает очень серьезный оборот. Я волнуюсь. Мне нужен твой совет. Нам надо составить какой-нибудь план. Мне надоела вся эта дичь. Я не меньше тебя хочу домой.
— Положим, меньше, — сказал Сэм. — И даже сравнивать нечего.
Он снял фуражку и сел.
— Во всяком случае, — сказал Майк, — я просто помираю, так я хочу домой. Вот и все.
— Ну и что же? Почему бы вам просто не сесть в машину и не поехать домой? — спросил Сэм.
— Не могу, — сказал Майк.
— Почему? Ведь она ваша жена, правда? Она мать вашего сынишки, правда?
— Правда, — сказал Майк, — но если я вернусь, так ничего и не сделав, она еще, чего доброго, со мной разведется.
— Да ну? — удивился Сэм. — На каком таком основании?
— Неспособность совершить что бы то ни было.
— И вы это называете основанием для развода? — сказал Сэм.
— Для таких, как Эмма, да.
— Ни у кого нет таких оснований! — сказал Сэм. — Для развода вам надо либо ее побить, либо бросить, либо сделать что-нибудь особенное в этом роде.
— Практически, может быть, — сказал Майк. — Но, пойми, если она попросит развода или хотя бы подумает, не попросить ли ей развода, я не стану ее удерживать. Вот почему я три месяца ломаю себе голову, что бы мне такого сделать, что доставит ей удовольствие.
— Психоз да и только, — сказал Сэм. — Что вы бедняк, что ли? Зачем вам что-нибудь делать?
— Ты ведь знаешь, что не я это придумал. Послушай, Сэм. Вот ты, например, ты не совсем бедняк, хотя в то же время и не богач. Почему ты не можешь хорошенько подумать и подать мне без проволочек какую-нибудь мысль?
— Конечно, могу, — сказал Сэм. — Но ведь мы уже говорили с вами на эту тему не меньше ста раз. Понятия не имею, чего она от вас хочет.
— Ах, господи, — сказал Майк, — давай-ка подумаем еще разок. Если бы тебя таким образом прижала Роза Тарантино, что бы ты стал делать?
— Я говорил вам сто раз, что Роза Тарантино и не подумает заставлять меня делать что бы то ни было. Она меня любит.
— Понимаю, — сказал Майк. — Ты не желаешь оказать мне хоть какую-то помощь.
— Ладно, — сказал Сэм, — ладно. Не обижайтесь. Я постараюсь оказать вам еще немножко помощи. Давайте думать. Что бы вам на самом деле сделать?
Долгое время они сидели молча.
— Я слышал, что какой-то тип спустился в бочке по Ниагарскому водопаду, — сказал Сэм.
— Да, но он умер, — возразил Майк.
— Кажется, да, — сказал Сэм.
— Не надо, — сказал Майк. — Никакой Ниагары и никакой бочки. Придумай что-нибудь другое. Думай хорошенько.
— Ладно, подумаем, — сказал Сэм. Он прилежно размышлял целых полминуты, опустив голову чуть не к самому полу, а потом поднял голову, и в глазах его появился живой блеск.
— Сколько вы можете просидеть на флагштоке? — спросил он.
— На флагштоке? — спросил Майк. — На нем нельзя сидеть. Там мало места.
— То есть, как это мало места? — сказал Сэм. — Разве вы сидите на самом шесте? Вам туда дают стул. Фактически там у вас целые апартаменты.
— Не желаю я сидеть ни на каком флагштоке! — сказал Майк.
— Но вам же надо что-нибудь сделать, — сказал Сэм. — Я так соскучился по Розе Тарантино, что просто ужас».
— Ни за что не сяду ни на какой флагшток, — сказал Майк.
— Ладно, — сказал Сэм. — Валяйте, упорствуйте.
— Неужели ты не можешь придумать что-нибудь, о чем заговорили бы люди?
— Они заговорят, если вы посидите на флагштоке.
— Я ни за что не сяду ни на какой флагшток, — сказал Майк. — Забудь об этом.
— Ладно, — сказал Сэм. — Забудем. Вы попросили меня, и я вам придумал целую кучу дел. Ниагарский водопад, сидение на флагштоке… Больше я ничего не могу придумать.
— Не годится, — сказал Майк.
— Вы, кажется, учились в Гарвардском университете? Чему же вы научились в Гарвардском университете?
— Не помню, — сказка Майк.
— Так я и думал, — сказал Сэм. — А вы когда-нибудь делали хоть что-то?
— Конечно, — сказал Майк. — Целый год я занимался боксом.
Сэм вскочил, снял пиджак и закатал рукава рубашки.
— Вот это уже кое-что, — сказал он. — А ну-ка, покажите мне, на что вы способны.
— Мне совсем не кажется, что это уже кое-что, — сказал Майк. — Я был нокаутирован в первом же раунде.
— Какая разница? — воскликнул Сэм. — А. ну-ка, встаньте. Приготовьтесь.
— К чему? — спросил Майк.
— Я за десять минут научу вас боксу лучше, чем вы научились за всю вашу жизнь, — сказал Сэм.
— Ты думаешь, мне стоит добиваться какого-нибудь спортивного звания? — сказал Майк.
— Вопрос! — сказал Сэм. — Вы в хорошей спортивной форме. А я вас обучу всему, чему надо.
— Ты думаешь, у меня что-нибудь выйдет?