раться наружу, пугливо вопрошая: «Что случилось?»
Обнаружив у нашего оленя — Малыша резкую антипатию к шакалам, мы с легкой душой избавились от надоевшего всем пса, подарив его пастухам на одну из скотных баз.
А там в собаках действительно была нужда. Собаки охраняли пасущиеся стада баранов от волков, которых с ростом поголовья скота в низовьях Вахша становилось все больше и больше. Волчий вой здесь приходилось слышать чаще, чем где-либо в таежном районе, а волчий след столь же обычен на звериных тропах, как и след шакала. Но волк куда осторожнее, и за три года работы в заповеднике мне пришлось видеть его всего лишь трижды и, как в таких случаях бывает, в самые неподходящие моменты.
Дневные убежища волки себе выбирают в самых глухих участках тугаев или пустынных холмов. Когда на небе зажигаются первые звезды, над Тигровой балкой разносится волчий вой. Внезапно прекращаясь, концерт обычно больше не возобновляется, разве что глубокой ночью. Всю ночь эти звери рыскают по зарослям, в пустыне, вокруг скотных баз. На это время обычно весь скот загоняется в ограды, которые охраняются сворами рослых туркменских овчарок. Поэтому иногда, особенно в голодные зимние дни, волки промышляют скот и днем. Наиболее часто они нападают на отбившихся от стада животных, загрызая и пожирая их с молниеносной быстротой. Так один раз пять волков набросились ранним утром на телку и на глазах растерявшихся пастухов за какие-нибудь полминуты нанесли ей ряд тяжелых ран, вырывая из тела куски мяса. Опомнившись, пастухи открыли беспорядочную стрельбу и отогнали обнаглевших хищников, но телка после этого не прожила и дня.
Как-то в мартовскую ночь, воспользовавшись тем, что сторож заснул, а собаки, спасаясь от ураганного ветра, попрятались, волки напали на овечий «кутан» (так здесь называется загон для скота). Одну из стен кутана свалило ветром, и стадо баранов оказалось прямо перед стаей голодных хищников. С отчаянным блеянием сотенное стадо кинулось врассыпную. Проснувшиеся пастухи повскакали на лошадей и, то и дело озаряя ночную темень вспышками выстрелов, пытались разогнать волков и собрать стадо. Тяжелая для них выпала ночь! Весь день после нее пастухи разыскивали разбежавшихся по пустыне овец. Остатки десяти баранов были найдены неподалеку от разграбленного кутана — волки сожрали их тут же. Четырнадцать были утащены в глубь тугаев.
Но такая «удача» подваливает волкам редко. Обычно жертвами ночных охот становятся дикие обитатели тугаев. Волки часто нападают на оленей. Обглоданные и растащенные на части оленьи скелеты то и дело находят работники заповедника. Вероятно, большей частью волки нападают на ослабевших от болезней или ранений оленей, но тем не менее имеются бесспорные свидетельства о нападениях волков на здоровых взрослых животных. Любопытно, что в то время, как известны десятки случаев нападения волков на оленей, никто в заповеднике не слышал о нападениях этих хищников на кабанов. По-видимому, этот злобный зверь дает волкам надлежащий отпор.
Несмотря на обилие волков, уничтожается их сравнительно мало. Не помогают даже большие премии. Так, за 1958–1959 годы в низовьях Вахша был убит только один волк.
Из ночных обитателей тугаев следует рассказать еще о полосатой гиене — весьма любопытном звере. Гиен в заповеднике немного, и держатся они очень скрытно. Не знаю, что тут было причиной — невезение или просто моя неуклюжесть в джунглях, но гиену мне не удалось увидеть ни разу, даже издали. Собственно, это и неудивительно. Я знал человека, который работал в вахшских зарослях чуть ли не 10 лет и тоже ни разу не видел живой гиены. В то же время голос гиены мы слышали не так уж редко. Ее отрывистый лай раздавался иногда в вечерних сумерках поблизости от кордонов, особенно во время разливов, когда вода выгоняла этих зверей из их убежищ в самых глухих чащобах. Отпечатки гиеньих лап часто встречались на звериных тропах.
Мне известен только один случай столкновения гиены с человеком, произошедший в заповеднике несколько лет назад. Какая-то гиена польстилась на специально выложенную для волков падаль-приманку и угодила в установленный рядом волчий капкан. Объездчик, поставивший капкан, осматривал его на другой день. Подойдя к этому месту, он опешил от удивления, обнаружив, что капкан исчез. Постояв немного на месте и пытаясь сообразить, куда девалась колода, за которую был привязан капкан, объездчик сделал шаг вперед и тут же из растущего рядом куста выскочила гиена и щелкнула своими страшными челюстями. К счастью, человек успел вовремя отскочить и отделался небольшой ссадиной на колене и сильным испугом. Ему помогли его старые рыбацкие штаны, которые от долгого употребления настолько пропитались рыбьей слизью и илом, что приобрели, как говорят, твердость брони и стояли на коленях горбом. Но этот случай — исключение. Как правило, гиена чует ловушку и не идет даже на самые соблазнительные приманки, какой бы голодной она ни была.
И еще особый род мародеров, самых страшных и самых подлых, появляется в заповеднике с наступлением темноты. Имя ему — браконьер. Двуногие хищники со стальным мотором вместо мускулов, ослепительными, гипнотизирующими фарами вместо глаз, с дальнобойными ружьями вместо клыков и когтей; они не знают усталости и не дают пощады никому, запутавшемуся в свете фар. Именно с ними ведет охрана заповедника самую тяжелую борьбу. И ночь для наших сотрудников столь же тревожна и полна волнений, как и для многих диких обитателей джунглей.
КАБАНЫ
Тихим майским вечером я с одним из наших лаборантов ехал на соседнюю скотоферму за молоком для недавно пойманных оленят. Такие поездки мне приходилось совершать каждый вечер. Солнце уже село, и мы спешили до полной темноты поспеть на ферму. Прогрохотав по извилистой дороге в тростниках, мотоцикл, тяжело урча, выбрался на песчаное плато, поднял здесь тучи пыли и, пофыркивая, вновь скатился в заросли. Вдруг перед машиной метрах в десяти перескочил дорогу здоровенный кабан. Ехавший в люльке товарищ только успел открыть рот, как в том же месте перескочил дорогу другой. Когда через дорогу бежал третий кабан, мы были уже почти рядом и чуть не сшибли четвертого, проскочившего перед самым колесом. Бежавшие сзади маленькие поросята (шесть штук) дорогу перескочить вслед за взрослыми не успели, завернули и кинулись бежать рядом с мотоциклом, очумев от его трескотни. Выключив газ, я спрыгнул с машины. Она проскочила по инерции еще метров десять и завязла в зарослях. Я ринулся за поросятами. Удиравшие строем малыши вмиг рассыпались по кустам, их полосатые спинки замелькали во всех направлениях. Мне удалось, совершив отчаянный прыжок, ухватить одного из них за ногу, но он в ту же секунду с невероятной энергией и визгом вырвался. Остальных в это время и след простыл. Подымаясь с ободранной о колючки физиономией, я от досады чуть не плакал. Упустить такой случай! Ведь маленькие кабанята в неволе очень быстро становятся ручными и хорошо выживают.
Кабан — один из характерных обитателей заповедных зарослей Вахша. Когда-то тугайные заросли были полны ими. Однако неумеренная охота, выкос больших тростниковых массивов и палы, пускаемые по зарослям нерадивыми скотоводами, быстро сократили их число. Может быть, именно этим и объясняется исчезновение из заповедника тигра, в рационе которого кабаны занимали если не основное, то весьма значительное место. За последние годы благодаря принятым охранным мерам сокращение кабаньего поголовья прекратилось.
Кабаны тростниковых массивов Вахша и Пянджа значительно меньше своих собратьев в горах Центрального Таджикистана. Горные кабаны, вскормленные на грецких орехах, всевозможных ягодах и фруктах сары-хасорских лесов-садов, иногда достигают веса свыше полутора центнеров. А самый большой экземпляр, который я встретил в Тигровой балке, вряд ли весил больше 120 килограммов. Все дело в корме. Конечно, тростник и прочие водные растения не идут ни в какое сравнение с кормовыми ресурсами дикорастущих лесов-садов. В заповеднике кабаны в поисках съедобных корней перепахивают своими рылами большие площади на сенокосах, в эриантусовых зарослях, на заросших травой дорогах. В сухие годы, когда озера постепенно высыхают, кабаны таким же способом перекапывают освобождающееся от воды пространство. В октябре дикие свиньи перекочевывают в тугаи и кормятся здесь ягодами джигды месяца два.
Кабаны активны круглые сутки, однако наиболее деятельны ночью. Я всегда считал кабанов ночными животными и поэтому сильно удивился, встретив в первое же лето их стадо на открытом месте часов в 11 дня. Это было в районе Круглого озера, от которого в то сухое лето 1957 года осталась только цепь больших луж, а обширная площадь, освободившаяся от воды, густо заросла невысокой травой, среди которой торчали небольшие островки тростников. Я полз в жесткой траве с телеобъективом в руках, подбираясь к стае белоснежных колпиц, кормящихся на одной из луж. Стройные птицы оживленно расхаживали по краю воды, перекапывая плоскими лопатками-клювами грязь, полную всякой живности. Уткнув голову в траву, я некоторое время полз, прижимаясь к земле, а когда поднял голову, то метрах в двадцати от себя обнаружил целое кабанье стадо, больше десятка голов. В ту же секунду кабаны заметили меня, раздалось короткое, отрывистое хрюканье — сигнал тревоги, — и все стадо кинулось к спасительной стене тростниковых зарослей, спугнув по дороге и колпиц.
Несмотря на крайнюю осторожность, кабаны иногда подпускают человека очень близко. Мне как-то удалось подойти к ним метров на десять. Я двигался по сырой тропинке в мягких кедах совершенно бесшумно, а кабаны увлеклись поисками пищи в густом кустарнике и подпустили меня почти вплотную. Прямо передо мной из молодого тростника поднимался горб здорового секача. Я добрых десять минут сидел рядом с чавкающими кабанами, удерживаясь от искушения подползти к ним поближе и погладить их по щетинистым спинкам. Но вот один секач высунул голову из-за куста эриантуса на тропу и уставился прямо на меня. Я сидел, сохраняя полную неподвижность. Перепачканное рыло с торчащими белоснежными клыками внимательным осмысленным взглядом оглядело мою персону и вдруг, глухо хрюкнув, исчезло в зарослях. В тот же момент все вокруг затрещало под ногами поспешно удирающего стада, а я еще некоторое время сидел, не двигаясь, переживая виденное. Подобные сценки, подсмотренные из жизни диких животных, с лихвой вознаграждают нашего брата натуралиста за долгие часы утомительного выслеживания, подчас в самых тяжелых условиях.