на местах изломов зияли черные дыры, ведущие внутрь пустого ствола. Маленькая совка выскочила рядом из кустов при моем приближении, что только подкрепило мою уверенность в местонахождении гнезда. Мне пришлось влезть на дерево, заглянуть в несколько отверстий, попробовать ворошить в дуплах палкой, пока наконец там что-то зашевелилось. Будучи уверенным, что это совка, я слез на землю и расположился рядом, в кусте тамарикса, ожидая, когда совка покинет гнездо. По опыту я знал, что если сидящую на гнезде совку сильно напугать, у нее появляется какой-то нервный шок, и она остается в гнезде еще на некоторое время. Действительно, минут через пять из полой сердцевины донесся шорох. Он все усиливался, и наконец, к моему удивлению, из дупла выполз варан средних размеров, этак с метр длиной. Солнце уже село, и силуэт варана четко вырисовывался в проеме зарослей на фоне красноватого неба. Из-за своеобразного освещения величина его казалась огромной и сам он, неподвижно застывший на сухой ветке, напоминал какое-то ископаемое животное, чудом уцелевшего жителя далеких эпох, когда его гигантские родичи были владыками земного шара.
Все местные жители считают варана безусловно вредным животным и при встречах с ним всегда стараются его убить. Туркмены со скотоводческих ферм уверяли меня, что варан — существо очень нехорошее, так как высасывает молоко у коз. А поскольку пасть этого пресмыкающегося снабжена довольно острыми зубами, то на сосках козьего вымени после подобных процедур остаются кровавые ранки, из-за чего доить таких коз некоторое время нельзя. Заметив мое сомнение, скотоводы, горячась, рассказали о случае, который имел место всего два дня назад. Один из них заметил вечером варана, отбегающего от козьего загона. Он легко догнал ящерицу, так как, насосавшись, она бежала плохо, и прибил ее палкой. После этого, по образному выражению рассказчика, варан стал «бросать молоко обратно» — проще говоря, все молоко из воришки вытекло наружу. Описывая, как варан доит ночью привязанных коз, пастухи даже воспроизвели причмокивающий звук, который якобы бывает при этом слышен.
Однако варан не только вредит. Птичьими яйцами он может лакомиться сравнительно короткий период (апрель — июнь), в остальное же время он питается в основном вредными насекомыми, грызунами, змеями, иногда поедает даже скорпионов и фаланг. Так что в большинстве случаев польза, приносимая этой ящерицей, перевешивает причиняемый ею вред. И право же, будет очень жаль, если эти своеобразные рептилии исчезнут. Уж очень красив бывает «пустынный крокодил», когда, высоко задрав хвост, он несется по бархану со скоростью ста пятидесяти метров в минуту или неожиданно появляется перед наблюдателем среди буйных зарослей и тут же поспешно скрывается в них, играя на солнце черно-желтым узором своей красивой шкуры.
ХАНГУЛЫ
Мое первое лето работы в заповеднике подходило к концу. К этому времени я настолько вошел в ритм тугайной жизни, что, казалось, будто век здесь прожил. Мне сроду не приходилось работать в такой жаре, и поэтому оставалось только удивляться, как быстро может приспосабливаться к ней организм. С каждым днем тугаи раскрывали мне один за другим свои секреты, но о многом еще я не имел никакого представления. Одним из таких явлений был рев оленей, который должен был начаться в конце августа. Рев, иначе говоря, гон оленей, протекает в заповеднике довольно интенсивно, ибо оленей много.
В то лето впервые олени заревели 24 августа. Было часов 11 вечера, и мы пили чай в кромешной тьме — керосиновая лампа всегда привлекала тучи комаров. Кругом привычно шумели заросли. Кричали миллионы цикад, урчали лягушки; в этот хор включалась отрывистая перекличка совок и шакалья разноголосица. Ко всем этим звукам мы давно привыкли, так же как привыкает горец к вечному шуму горного потока. Вдруг все прислушались. Откуда-то издалека, словно из огромной пустой бочки, донесся протяжный густой рев. Звук поднимался все выше и выше и наконец, резко упав вниз, замолк. Но не успел он затихнуть, как тут же раздался снова, гораздо ближе и громче, а затем все тугаи наполнились несмолкающим, варьирующим на разные тона ревом. «Ишь, начали! — доверительно сказал наш конюх. — Теперь пойдут каждую ночь гавкать!» В тот вечер я долго не мог заснуть, ворочаясь под накомарником и прислушиваясь к могучему реву, доносившемуся из ночных тугаев.
Об этом любопытном звере стоит рассказать подробнее. Речь идет об одной из разновидностей благородного оленя — тугайном олене, которого еще называют также бухарским и хангулом.
В прежние времена хангул был распространен довольно широко, заселяя тугаи всех среднеазиатских рек, а по долине Пянджа проникал далеко в горы. Об этом свидетельствуют наскальные изображения оленей, найденные на Западном Памире. Жестокое преследование со стороны человека вынудило оленя покинуть все эти места и укрыться в самых больших массивах пойменных зарослей. В наши дни хангул водится только в двух районах Средней Азии — в низовьях Аму-Дарьи и в низовьях Вахша и Пянджа, и то благодаря созданию заповедника.
Табуны красавцев оленей радуют взгляд всякого, попадающего в Тигровую балку. Самцы хангулов в отличие от самок украшены рогами, которые хотя и не достигают такой величины, как у европейского оленя или марала, но все же бывают весьма внушительны. Отдельные старые самцы носят увесистые рога с кроной из шести-семи отростков. Олени регулярно сбрасывают рога весной. У многих работников Тигровой балки имеются хорошие коллекции рогов. Их охотно берут посетители как сувенир. К сожалению, очень редко олень сбрасывает два рога сразу. Обычно сначала отпадает один рог, а потом через некоторый промежуток времени другой. За три года работы в заповеднике мне только раз посчастливилось найти сразу два рога, сброшенные оленем одновременно.
Разгар рева падает на сентябрь, когда рев самцов можно слышать круглые сутки. Наибольшей силы он достигает в сумерки, после захода солнца. В это время в тугаях мы то и дело встречали одиночных самцов, перепачканных грязью, и я долго не мог понять в чем дело, пока однажды не увидел, как яростно бесился одинокий самец на берегу озерка.
Я сидел с фотоаппаратом на берегу Светлого озера, от которого к этому времени осталась неширокая полоса воды (разлива в этом году не было). Солнце уже село за зубчатый гребень Хаджи-Хазиана, когда на противоположный берег прямо против меня вышел из зарослей старый рогач. Он постоял немного, с шумом втягивая носом воздух, затем не спеша направился к воде. Рогач дошел до кромки воды и остановился. Он замер неподвижно над своим отражением, словно о чем-то задумавшись, потом тряхнул головой и, вытянув шею, громко заревел. Где-то позади меня ему немедленно ответил другой самец. Тогда олень погрузил свои рога в тину и яростно стал разбрызгивать жидкую кашу направо и налево. Видно было, что это занятие доставляло ему наслаждение. Он хрюкал, ворчал и наконец опрокинулся на спину, валяясь в грязи, как свинья. Когда он встал, то поднял на своих великолепных рогах целую копну болотных растений. Вероятно, зуд в рогах не давал ему покоя. Олень удалился в густой тростник прочь от берега и с треском стал ломать старые заросли. Через некоторое время среди непрекращающегося рева до меня донесся ожесточенный стук рогов. Рыцари вступили в поединок…
Драки самцов оленей между собой отличаются жестокостью, и, по утверждениям работников заповедника, драчуны получают иногда тяжелые ранения. Однажды здесь было найдено два оленьих трупа, лежавших рядом со сцепленными рогами. Но такие случаи — большая редкость, и за три года работы мне с ними сталкиваться не приходилось.
В конце сентября рев начинает постепенно смолкать и к середине октября прекращается совершенно.
Во время сильных ветров, когда в тугаях стоит шум и треск от раскачивающихся стеблей, против ветра можно подойти к отдыхающему стаду оленей очень близко-Когда я в первый раз наткнулся на отдыхающее стадо, мне удалось приблизиться к четырем молодым оленям почти вплотную. Один из них, наклонив голову, щи-; пал молодые побеги тростника метрах в шести от меня. Но тут старый рогач, видимо учуяв человека, послал короткий предупреждающий сигнал. Молодежь замерла, подняв головы и широко расставив уши. Я стоял неподвижно за стволом туранги, и они, не заметив ничего подозрительного, вновь принялись за еду. Но упорный старик послал второй резкий сигнал тревоги, третий и наконец пронесся мимо молодых, увлекая их за собой. Я успел только заметить мелькнувшие в просвете зарослей рога.
Сигнал тревоги — это короткий отрывистый звук, напоминающий лай собаки, только гораздо громче. По этому сигналу все настораживаются, и при повторных криках все стадо пускается в бегство. Этот тревожный олений сигнал знают не только олени, но и другие животные, в частности кабаны, и часто реагируют на него таким же повальным бегством.
Суточный ритм жизни оленей в течение года почти не меняется. Кормиться они предпочитают, на открытых местах, куда выходят с наступлением сумерек и где проводят всю ночь, уходя утром обратно в тугаи. Днем же олени обычно большую часть времени, отдыхают. В различное время года меняются только места кормежек и дневного отдыха. Так, в конце февраля, когда становится по-настоящему тепло и пустынное плато покрывается зеленым ковром эфемерных растений, олени с закатом солнца покидают заросли и выходят на кормежки, проводя там всю ночь, а если их не тревожить, то и круглые сутки.
Это время — самое беспокойное для охраны заповедника. Большая часть его границы проходит по пустыне, и в темные мартовские ночи сюда время от времени наведываются браконьеры. На вездеходных «газиках», вооруженные специальной дополнительной фарой, они колесят по пескам и такырам поблизости от окраин зарослей. Изредка зажигая мощную дополнительную фару, «охотники» на несколько секунд освещают все вокруг, после чего движутся дальше. Вся беда оленей в том, что они мало боятся машин. Подпустив ее метров на 20 и попав в яркий луч света, олень обычно стоит не шевелясь, недоумевая, что происходит. Гремят выстрелы, и прекрасное животное, сраженное грязными руками, валится на песок. Убив оленя, браконьеры поспешно втаскивают тушу в машину, иногда тут же отрезая жертве голову, и, пригасив фары, воровато озираясь, кидаются наутек. Браконьерство стало для некоторых людей чем-то вроде увлекательного спорта, и, варварски истребляя богатства нашей природы, они ни о чем не думают, кроме удовлет