— Привет, Гарри! Ральф, а где Билли? Разве он не зайдет выпить рюмку?
— Сегодня нет, — ответил Тьюри. — Жена его простужена, он хочет поехать домой и тоже схватить простуду, чтобы у него был повод поплакаться.
— Нашел время шутки шутить.
— А я серьезно.
— Как отговорка — недурно. Гарри, где ваш чемодан?
— В машине. Где бы она ни была.
— Телма оставила ее на подъездной дорожке. Вот ключи. Идите за чемоданом.
— Я не могу остаться у вас. Итак уже достаточно…
— Ерунда, вы прекрасно устроитесь на веранде с солнечной стороны. Сейчас как раз такое время года, когда ею можно пользоваться. Не замерзнете и не задохнетесь. Ну, как вам нравится мое предложение?
— Что ж…
— Конечно, вы останетесь. Как в добрые старые времена, когда вы еще не были женаты…
Бестактность Нэнси иногда бывала такой же ошеломляющей, как и ее гостеприимство, и Гарри молча стоял в смущении от одного и другого, глядя на ковер, затоптанный детьми и местами прохудившийся до набивки.
Нэнси мягко коснулась его рукава.
— Я нет-нет да и скажу что-нибудь не то, — сказала она извиняющимся тоном. — Проходите. Обед для вас готов. А за чемоданом Ральф сходит попозже.
Детей она уже накормила и отослала наверх поиграть во что хотят, и двое мужчин остались одни за старомодным круглым дубовым столом в кухне. Оба были озабочены и сильно проголодались, так что во время еды слышались только звуки, доносившиеся сверху: громкие или приглушенные голоса, быстрый топот ног, визг, хихиканье, сдавленные крики, а то и вопли.
В забавах детей было что-то лихорадочное, будто они узнали, что случилось нечто странное, таинственное и пугающее, и пытались заглушить эту новость истерическим весельем. «Дядя Рон умер, — спокойно сказала им Нэнси. — Если у вас есть вопросы, я отвечу на них, как могу». Это было все равно, что спросить учеников начальной школы, есть ли у них вопросы об устройстве водородной бомбы. Вслух не было задано никаких вопросов.
Смерть. Священное и в то же время зловещее слово, начало и конец, небо и ад, золотые кущи и огонь преисподней, ангелы и демоны, райское блаженство и кипящая сера. «Если у вас есть вопросы…»
Шум на третьем этаже становился все громче и беспорядочней. Его пронзил острый, как скальпель, голос Нэнси:
— Да что это вы тут затеяли? Эвис! Сандра! Вы слышите меня?
Внезапная полная тишина, будто всех четырех одновременно усыпили.
— Я жду ответа. Что вы тут делаете?
Звонкий девчоночий голос вызывающе произнес:
— Ничего.
— По шуму не похоже, что ничего.
— Все равно ничего.
— Хорошо, тогда, пожалуйста, делайте это потише.
Шепот. Прерывистое дыхание. Робкое хихиканье. И наконец девочки негромко запели:
Дядю Рона похоронили,
В воскресном костюме лежит он в могиле.
Дядю Рона похоронили…
Слова песни донеслись до кухни, Гарри вздрогнул и побледнел.
— А я проспал.
— Что ты проспал?
— Похороны Рона.
— Неважно. Кстати, варварский обычай.
— Телма была?
— Да.
— Не произошло никакой неприятной сцены? Я хочу сказать — у нее с Эстер.
— Настоящие леди, — немного насмешливо сказал Тьюри, — не устраивают сцен на похоронах.
— Я просто поинтересовался.
— Слишком многим ты интересуешься.
— Это верно.
— Пора бы покончить с этим.
— Я знаю.
— Подумай о чем-нибудь хорошем. Ты молод, здоров, знаешь свое дело, у тебя есть будущее.
— Я его не вижу.
— А как ты его увидишь, если закрываешь глаза, а перед тобой маячит Телма? Погляди вокруг. Небо не обрушилось. Город остался на месте. Кровь по-прежнему бежит в твоих жилах. На, выпей портвейна. Один из моих дядюшек прислал мне дюжину бутылок. Ему пришлось выбирать между винным погребом и собственной язвой.
Гарри подозрительно глянул на бокал портвейна и с серьезным видом покачал головой.
— Нет, спасибо. Я не пил всю неделю.
— Почему?
— Боялся, что выпивка помешает мне думать.
— Что-то должно было тебе помешать. — Тьюри пригубил свой бокал и состроил кислую мину. — Ничего удивительного, что старик нажил язву. Забористое зелье. Попробуй.
Гарри попробовал.
— Не такое уж плохое вино.
В кухню зашла Нэнси и попросила мужа подняться наверх, чтобы утихомирить дочерей.
Тьюри продолжал невозмутимо сидеть — как видно эту просьбу он слышал не раз.
— И что, по-твоему, я должен сделать?
— Ну, не знаю. Хоть что-нибудь.
— Говори ясней.
— Не могу. Я знаю только, что если я одна буду сторожить девочек они начнут считать меня великаном-людоедом. И у них разовьются комплексы.
— Ты хотела сказать — великаншей-людоедкой. А комплексы у них возникнут так или иначе.
— Главная заводила — Сандра. Мне хочется так ее отшлепать, чтобы она света Божьего невзвидела.
— Так поди и отшлепай.
— Ты совсем мне не помогаешь!
Тьюри встал, поцеловал жену в левую щеку и нежно подтолкнул к двери.
Вино, кухонное тепло и эта маленькая семейная сцена способствовали тому, чтобы щеки Гарри порозовели. Он крутил в пальцах пустой бокал, держа его за ножку, в глазах у него появился влажный блеск.
— Я не могу остаться здесь, Ральф. Хотел бы. Но как увижу тебя с Нэнси… и девочек… кажется, мне этого не вынести. Ты меня понимаешь.
— Решай сам, — серьезно сказал Тьюри. — Я хотел только помочь тебе.
— Никто не может мне помочь. Я должен пройти через это один.
То же самое намерение высказывала и Телма, и теперь Тьюри думал, насколько глубоко каждый из них убежден в своей правоте и как далеко они уйдут поодиночке. Вместе, как дружная супружеская пара, поддерживая друг друга, они выстояли бы, как стебли пшеницы на ветру посреди поля.
— В понедельник ты говорил о том, — продолжал Гарри, — что мне надо попросить перевод и уехать из этого города, и вот теперь твои слова начинают обретать для меня смысл.
— Очень хорошо.
— Уверен, мне дадут перевод. Я хороший торговый агент, и упрекнуть им меня не в чем, кроме, разве что, моей выходки в понедельник. Может, если я уеду, со временем Телма почувствует, что ей меня не хватает, а?
— Может быть.
— Возможно, она и переменит свое решение. Я смогу высылать ей деньги, на нее и на ребенка, разве не так? Что этому помешает?
— Ничто.
— Она и сама всегда хотела уехать отсюда.
«Но не с тобой», — подумал Тьюри, наполняя бокал Гарри.
— Понимаю.
— Знаешь что, Ральф? Впервые за эти дни я начинаю думать, что все снова обретает свой смысл. Ты согласен со мной, Ральф? Дела могут выправиться?
— Разумеется.
— Пожалуй, я на какое-то время потерял рассудок, пока не спал по ночам, а все думал, думал, пытался вообразить, что теперь будет, почти не ел и ни с кем не виделся. А вот сегодня я чувствую себя совсем другим. Я почти обрел надежду, понимаешь? — Он замолчал, выпил вина и утер губы тыльной стороной ладони. — Впрочем, почему я сказал «почти»? Я не то хотел сказать. Я имел в виду — «действительно». На самом деле обрел надежду. Ты был прав, Ральф. У меня есть будущее. И это не фантазия.
— Ну, конечно. — Тьюри увидел сияющую улыбку Гарри, уверенный взгляд его ясных глаз, и беспокойство когтистыми лапами вцепилось в его душу. Гарри снова взбирается до небес, рыская по сторонам, точно обезумевшая птица или ракета, уклоняющаяся от метеоритов. — Послушай, Гарри. Не залетай слишком высоко.
— Странно слышать это от тебя. Каких-нибудь две-три минуты назад ты старался подбодрить меня, а теперь, едва я чуть приободрился, что ты делаешь? Пытаешься проколоть мне шину? Нет, старина, не выйдет, я прекрасно себя чувствую…
— Гарри, я думаю, что, прежде чем ты уедешь из города, тебе нужно нанять адвоката.
От удивления у Гарри отвисла челюсть.
— Адвоката? Для чего?
— Не для себя, для Телмы.
— Значит, она может подать на развод? Ты это хотел сказать?
— Нет, нет, — нетерпеливо сказал Тьюри. — Ей понадобится, чтобы кто-то защищал ее интересы, только и всего.
— Зачем? Я сам позабочусь о ее интересах. Буду высылать ей все, что сэкономлю, до последнего цента.
— Я это знаю. Но вдруг что-нибудь случится с тобой — скажем, заболеешь или пострадаешь в аварии и не сможешь работать — что тогда? Тогда Телма останется одна с ребенком без всякой поддержки.
— Не понимаю, чем ей поможет адвокат.
— У тебя мозги направлены не в ту сторону, Гарри. Отец ребенка — Рон, он сам это признал, стало быть, он всем своим состоянием отвечает за воспитание ребенка.
— Телма никогда не возьмет ни цента у Эстер. Для этого она слишком горда.
— К чертям гордость! В сложившемся положении личности ни при чем. Телма может быть гордой, Эстер — неуступчивой, ты можешь пузыриться, как взбитые сливки, но факт остается фактом: ребенок имеет законное право на поддержку. Вот тут-то и нужен адвокат. Он будет действовать в интересах ребенка. И в своих тоже. Как я понимаю, в подобных случаях, когда речь идет о значительных суммах денег, они трудятся за проценты.
— А ты не мог бы уточнить, что такое, по твоему, «значительная сумма»?
— Точных цифр я не знаю. Я хотел сказать только, что Телме понадобится адвокат.
— Но тогда будет судебный процесс? И все попадет в газеты?
— Процесс будет, если адвокаты Эстер посоветуют ей отрицать права ребенка, но не думаю, что они так поступят. А если и дадут такой совет, Эстер, как я думаю, ему не последует. Сейчас Эстер чертовски зла на Телму, но по натуре она не мстительная женщина. К тому времени, как родится ребенок, Эстер поостынет.
— Так или иначе, дело дойдет до того, чтобы просить у Эстер денег. Нет, я на это не пойду. К чертям собачьим. Я в состоянии поддержать Телму и ребенка, и попрошайничать ей ни к чему.
— Да образумься ты, Гарри. Зачем лишать ребенка его законных прав? Я знаю, ты всей душой готов им помочь, но ребенок будет расти, ему понадобится то и другое — жилье, одежда, образование. Спроси у меня. Я это испытал. За четырнадцать лет я разорился и, вне всякого сомнения, пробуду в этом состоянии еще лет четырнадцать. Дети дорого обходятся. Не вечно они лежат в колыбельке, питаются молоком и носят ползунки. Им нужны куклы, обувь, новые костюмчики, велосипеды, бейсбольные перчатки, уроки музыки, приходится оплачивать счета от врача, от дантиста…