— Я лучше тебя знаю Телму, — вяло улыбнулся Гарри. — Она не выдержит, если телефон зазвонит.
И они снова поменялись местами, Гарри набрал номер миссис Гарри Брим в Вестоне.
Телефонистка дала телефону прозвонить раз двенадцать, потом обратилась к Гарри:
— Очень жаль, сэр, но ваш номер не отвечает. Может быть, попробовать ещё раз минут через двадцать?
— Нет, спасибо. — Гарри вышел из кабины, вытирая лоб рукавом рыболовной куртки. — Ничего не понимаю, черт побери. В чем дело? В чем я-то провинился?
— Ни в чем. Поедем обратно в охотничий домик и выпьем.
— О чем ты так долго говорил с Телмой?
— О жизни, — ответил Тьюри. И это была святая правда.
— О жизни? В три часа утра по междугородному телефону?
— Телме захотелось поговорить. Ты же знаешь женщин, иногда им надо облегчить душу, выговорившись перед кем-то посторонним. Телма была в возбужденном состоянии.
— Она всегда может рассчитывать на то, что я ее пойму.
— Надеюсь, это так, — мягко сказал Тьюри. — Дай Бог, чтоб так оно и было.
— Меня просто убивает эта неопределенность. Почему бы ей не поговорить со мной? Почему она без конца повторяет имя Рона?
— Она хорошо относится к Рону и беспокоится о нем. Разве мы все не испытываем такого же беспокойства?
— Мой Бог, конечно! Рон — мой лучший друг. Я как-то спас его, когда он тонул, еще в школьные времена, я рассказывал тебе об этом?
— Да, — ответил Тьюри не потому, что так оно и было, а потому, что устал от иронии судьбы и не мог проглотить еще один ее фокус, в глотке у него пересохло и саднило. — Поехали, Гарри, судя по твоему виду, тебе обязательно нужно выпить.
— А может, мне лучше переночевать в этом городке, снять номер, поспать часок-другой, а потом все же попробовать дозвониться до Телмы?
— Оставь ты ее в покое на какое-то время. Дай ей прийти в себя.
— Возможно, ты и прав. Надеюсь, она вспомнит про оранжевые таблетки, которые я ей оставил. Они прекрасно снимают напряжение. Говорят, с их помощью папа римский избавился от икоты, которая мешала ему произносить речи.
Тут Тьюри почувствовал солидарность с Телмой и осудил Гарри. Его так и подмывало сказать, что недомогание Телмы не имеет ничего общего с икотой, и ей не помогут ни оранжевые, ни синие, ни розовые таблетки.
— Здесь нам больше делать нечего, — только и сказал он. — Вот разве что сообщить в полицию, что Рон исчез.
— А может, он уже объявился. Вполне вероятно, что, когда мы возвратимся в охотничий домик, он уже будет там. Ты со мной не согласен?
— Вполне возможно.
«Но не очень-то вероятно, — добавил Тьюри про себя. — Будь я в шкуре Рона, мне меньше всего на свете хотелось бы заявиться в охотничий домик и повстречаться с Гарри. Рон мог остановиться на ночь в гостинице. Мог уехать в свой коттедж в Кингсвилле. А может, катает по дорогам вкруговую, как он не раз делал, удирая от ссоры с Эстер. Рон терпеть не может сцен, от любой размолвки он страдает, можно сказать, физически. Как-то раз мы с Биллом Уинслоу заспорили о политике, и Рон просто-напросто исчез, а потом Эстер нашла его за живой изгородью из самшита, его рвало».
Гарри посмотрел на часы, и одного этого взгляда было достаточно для того, чтобы он широко зевнул, так что на глазах его выступили слезы.
— Бог ты мой, уже четыре часа!
— Вот я и говорю.
— Через час-другой ребята начнут вставать и рваться туда или сюда. Ты не думаешь, что нам надо поскорей вернуться?
— Я давно, с тобой согласен.
— Ей-богу, Ральф, ты что-то знаешь, верно? Я теперь чувствую себя гораздо лучше. Намного, намного лучше. Не могу точно определить, что ты сказал или сделал, но ты заставил меня по-иному взглянуть на многие вещи.
Тьюри выдавил из себя подобие улыбки.
— Ну и прекрасно.
— Да, достопочтенный сэр, вы заставили меня взглянуть на дело под другим углом. Ну что мы так беспокоимся о двух совершенно взрослых людях — Роне и Телме? В конце-то концов, ни один из них не наделает глупостей.
— В твоих словах есть определенный смысл.
— Поехали обратно в охотничий домик и обмоем это дело.
— Обмоем — что?
— Не знаю. Я только что чувствовал себя препаршиво, а теперь мне кажется, что все прекрасно, за это и надо выпить.
Пройдя вперед, Гарри открыл дверь. Он улыбался и шел легкой, пружинящей походкой.
— Господи, какая ночь! — воскликнул Гарри. — Ты только принюхайся.
Тьюри ничего не оставалось, как принюхаться. Ночь пахла ветром и водой, обманом и предательством.
Глава 4
В обратный путь они тронулись довольно спокойно. После кратковременного приступа словоохотливости Гарри забрался на заднее сиденье, скрючился и уснул.
Тьюри вел машину медленно, ему не давала покоя проблема, как сказать правду Гарри, не убивая его насмерть. Ему будет больно, тут уж никуда не денешься, речь шла лишь о том, как бы смягчить удар, избежать слишком резкого потрясения.
До этой ночи Тьюри всегда считал Телму легкомысленной и недалекой. Но теперь он понял, как ловко она сделала его хранителем ее тайны. Это все равно что быть смотрителем критической массы урана: если он не освободится хоть от какой-то части ее, она в любой момент может взорваться и распылить его на атомы. Стало быть, задача заключалась в том, чтобы разряжать эту бомбу понемногу, памятуя о ее страшной взрывной силе.
«Скажите ему правду или сочините что-нибудь», — произнесла Телма, но было ясно, что она хочет, чтобы он сказал правду, и вовсе не потому, что он способен сделать это мягко и тактично, она просто-напросто хотела снять это бремя с себя. Телма не собиралась больше возиться с Гарри, она не страдала, оттого что причинит ему боль, не собиралась просить у него прощенья или давать какие бы то ни было объяснения и вообще не хотела больше его видеть. Последнее обстоятельство представлялось Тьюри самым неправдоподобным. Три года все они считали супругов Брим идеальной парой. Те не спорили и не одергивали друг друга на людях, не перекидывались язвительными замечаниями в компании и никогда не рассказывали друзьям о недостатках друг друга. Тьюри всегда слегка завидовал им, так как сам он и его жена Нэнси частенько вступали в жаркие споры, которые обычно заканчивались обращением к чисто физиологическим терминам: «У тебя циклическая депрессия, какая была у твоего дядюшки Чарлза, этого несчастного параноика — нечего и удивляться, что дети проходят какую-то маниакальную фазу». Супруги Тьюри бросали друг в друга не пепельницы, а эдиповы комплексы, генетическую предопределенность и неврозы навязчивых состояний.
Гарри на заднем сиденье начал храпеть, негромко и чуть ли не застенчиво, словно опасался, как бы его не заставили повернуться на бок и стихнуть. Его храп почему-то выводил Тьюри из себя. Ему казалось, что это скулит во сне больной щенок.
— Гарри! — резко окликнул он друга.
— Ой, — откликнулся Гарри, как будто его толкнули локтем в живот. — А? Что? Что такое?
— Проснись.
— Видно, я задремал. Извини.
— Перестань ты извиняться всю дорогу. На нервы действует.
— А что на них не действует? — спросил Гарри, смиренно вздохнув. — Не прими это как упрек, старина. Мне не до того. Ты испытываешь стресс, только и всего. Научись расслабляться. Помнишь, я говорил тебе об оранжевых таблетках, которыми папа римский излечился от икоты?
— Да трудно забыть.
— У меня случайно оказалось с собой несколько штук. Прими-ка одну из них, а я какое-то время поведу машину.
Тьюри так же мало доверял водительским способностям Гарри, как и его таблеткам.
— Нет, спасибо, лучше я останусь в стрессе.
Гарри перелез на переднее сиденье и по привычке, ставшей дли него почти обязанностью, опять завел речь о Телме, о ее многих уникальных достоинствах. Гарри открыто не говорил, что все остальные женщины — просто куски мяса, но молчаливо предполагал это.
— …и вот Телма пригласила старика к нам домой и угостила его чаем. Она такая, ее сердце открыто каждому…
— Гарри!
— …даже совершенно незнакомому человеку. Потом она связалась с падчерицей старика и…
— Гарри, я хочу тебе что-то сказать.
— Ладно, старина. Я, собственно говоря, кончил. Выкладывай.
— Я не думаю, что мы найдем Рона в охотничьем домике, когда приедем туда.
— Почему?
— По-моему, он вообще не появится ни в охотничьем домике, ни в каком-нибудь другом месте, где может встретить тебя.
— А при чем тут я?
— Мне кажется, Рон избегает тебя.
— Меня избегает? Да почему?
— Потому что ему слишком нравится твоя жена.
— Телма всегда ему нравилась. Они с самого начала приглянулись друг другу.
— А теперь они слишком уж друг другу приглянулись. — Тьюри на короткое мгновенье оторвал взгляд от дороги, чтобы взглянуть на лицо Гарри в слабом свете приборной доски. Гарри улыбался. — Ты слышишь, Гарри? Рон влюблен в твою жену.
— Это тебе Телма рассказала, конечно?
— Да…
— Тогда не беспокойся, это пустое дело, — твердо сказал Гарри.
— Ты, я вижу, очень уверен в себе.
— Послушай, Ральф, я не сказал бы никому на свете, но ты мой друг, тебе я поведаю эту тайну.
Тьюри опустил стекло окна. У него было такое ощущение, что он и Гарри неподвижны, а за ними гонится клубящаяся тайнами ночь. В лучах полумесяца сверкали воды залива. Волны, набегая одна на другую, хитро подмигивали и шептали каждая о своей тайне.
— Дело в том, — сказал Гарри, — что Телма видит сны наяву. Ничего серьезного, разумеется, но время от времени ей приходит в голову, что такой-то в нее влюблен. Это ни к чему не ведет. Через неделю она об этом забывает.
— Понятно.
— На этот раз — Рон. Когда-то был и ты.
— Я? Но почему? Господи Боже, я ведь даже не…
— Знаю, знаю. Все это — ее воображение. И она с ним ничего не может поделать. Просто в ее характере есть романтическая жилка. Ей доставляет удовольствие верить, что кто-то безнадежно влюблен в нее. По-моему, это укрепляет ее веру в собственное очарование. — Гарри вздохнул. — Значит, теперь она думает, что в нее влюбился Рон, это ее и встревожило? Так она тебе и сказала?