Ее доставляют в Бекфорд, туда, где река огибает скалу, течение становится медленным, а вода глубокой. Там и будет проведено испытание водой.
Сейчас осень, дует холодный ветер, но солнце светит ярко, и она ежится от стыда, стоя раздетая на глазах собравшихся мужчин и женщин деревни. Ей кажется, что толпа ахнула от ужаса или удивления при виде того, во что превратилась прелестная Либби Ситон.
Толстая и грубая веревка так сильно стягивает ей запястья, что на коже выступает кровь. У нее связаны только руки. Ноги свободны. Затем вокруг талии ей привязывают веревку, чтобы успеть вытащить, если она начнет тонуть.
Когда ее подводят к воде, она оборачивается и ищет взглядом его. Дети поднимают крик, испугавшись, что она насылает на них проклятие, а мужчины толкают ее в воду. От холода у нее перехватывает дыхание. Один мужчина толкает ее в спину жердью, заставляя идти все дальше и дальше, пока стоять становится невозможно. Она уходит под воду с головой.
Она тонет.
Холод настолько жуткий, что парализует рассудок. Она открывает рот, чтобы ахнуть, и в него устремляется черная вода. Либби давится, содрогается, бьет ногами, но мысли путаются, и ноги больше не достают до дна.
Веревка больно впивается ей в талию, сдирая кожу. Когда ее вытаскивают на берег, она плачет.
– Еще раз!
Кто-то требует повторить испытание.
– Она же утонула! – раздается женский голос. – Она не ведьма, а просто ребенок!
– Еще! Еще раз!
Мужчины опять связывают ее. На этот раз иначе: левую руку привязывают за большой палец к правой стопе, а правую руку – к левой. Вокруг талии затягивают веревку. И тащат в воду.
– Пожалуйста… – молит она, потому что не уверена в том, что ей удастся пережить тьму и холод.
Она хочет вернуться в свой дом, которого больше нет, в те времена, когда они с тетей сидели у очага и рассказывали друг другу разные истории. Она хочет оказаться в своей постели, хочет снова стать маленькой и вдыхать запах дыма, цветов и родного тепла своей тети.
– Пожалуйста.
Она тонет. Когда ее вытаскивают во второй раз, у нее губы синего цвета, и она больше не дышит.
Понедельник, 17 августа
Никки
Никки сидела в кресле у окна и смотрела, как поднимается солнце и рассеивает утренний туман на холмах. Из-за жары и нескончаемой болтовни сестры, не умолкавшей в ее голове всю ночь, она почти не спала. Никки не любила жару. Она родилась для холодного климата. Отец был выходцем с Гебридских островов, вотчины викингов. А мать – с востока Шотландии, где ее предки осели несколько столетий назад, когда бежали на юг от охотников на ведьм. Жители Бекфорда могли ей не верить и смеяться над ней, но сама Никки знала, что является прямым потомком ведьм. И могла проследить всю родословную Сейджов, восходившую к Ситонам.
Никки приняла душ, позавтракала, облачилась во все черное и отправилась к заводи. Ей предстоял долгий, неспешный путь по тропинке. Она была благодарна дубам и букам за тень, которую они отбрасывали, но все равно от пота щипало в глазах и взмокшая спина стала липкой. Добравшись до маленького пляжа на южной стороне, она сняла сандалии и зашла по щиколотку в воду. Потом нагнулась, зачерпнула пригоршню воды и побрызгала себе на лицо, шею и руки выше локтя. Теперь, по заведенному ритуалу, ей надлежало подняться на скалу, чтобы отдать дань уважения всем, кто с нее сорвался, прыгнул или кого столкнули вниз. Однако ноги больше не слушались, так что ей придется сказать утопленникам все, что она собиралась, тут, внизу.
Никки стояла почти на том же месте, откуда впервые увидела Нел Эбботт. Это произошло пару лет назад, и она так же переводила дух и остывала, когда заметила на обрыве женщину. Та обошла площадку, потом еще раз, а на третий Никки почувствовала покалывание в ладонях. Женщина же нагнулась, опустилась на колени и, будто змея, подползла к самому краю обрыва и свесила вниз руки. У Никки перехватило дыхание, и она крикнула: «Эй!» Женщина перевела на нее взгляд и, к удивлению Никки, улыбнулась и помахала рукой.
После этого она часто ее там видела. Женщина много времени проводила в заводи, делая снимки, рисуя и что-то записывая. Днем и ночью, в любую погоду. Наблюдая в окно, Никки видела, как Нел шла через город к заводи и посреди ночи, и в снежную бурю, и в дождь, барабанивший с такой силой, что, казалось, мог содрать с человека кожу.
Иногда Никки проходила мимо нее по тропинке, но Нел ее даже не замечала, полностью погрузившись в работу. Никки это нравилось, ее восхищали целеустремленность этой женщины и то, как она отдавалась своему делу. Еще Никки нравилась привязанность Нел к реке. Было время, когда Никки и сама любила окунуться в воду теплым летним утром, но такие дни остались в прошлом. Но Нел! Она купалась на рассвете и в сумерках, зимой и летом. Правда, в последнее время, наверное с пару недель назад, почему-то перестала. Или раньше? Никки попыталась вспомнить, когда видела Нел в реке в последний раз, но не смогла, потому что сестра снова начала шептать ей на ухо, не давая сосредоточиться. Хоть бы она заткнулась!
Все считали Никки паршивой овцой в семье, но на самом деле ею была Дженни. В детстве все только и говорили, какая Дженни хорошая девочка, какая послушная, а когда ей стукнуло семнадцать, она – кто бы мог подумать! – пошла работать в полицию. Полицию! Боже милостивый, разве их отец не был шахтером? Их мать назвала решение Дженни предательством, предательством всей семьи, всей общины. Родители перестали с ней разговаривать, и от Никки ждали того же. Но она не смогла. Ведь та была ее младшей сестренкой.
Беда Дженни заключалась в болтливости, она не умела держать рот на замке. После ухода из полиции и перед отъездом из Бекфорда сестра рассказала Никки одну историю, от которой у той волосы встали дыбом, и с тех пор Никки каждый раз, когда Патрик Таунсенд оказывался у нее на пути, прикусывала язык, плевала ему вслед и бормотала заклинания, чтобы защитить себя.
До сих пор это помогало. Защита действовала. Но не в отношении Дженни. После того случая с семьей Патрика и возникшими неприятностями Дженни переехала в Эдинбург и вышла замуж за никчемного человека, и в последующие пятнадцать лет они только и делали, что пили, пока не допились до смерти. Но Никки продолжала с ней видеться и общаться. В последнее время даже чаще. Дженни снова стала болтливой. Беспокойной, шумной и назойливой.
После смерти Нел Эбботт она, казалось, разговорилась еще больше. Нел наверняка бы понравилась Дженни, у них нашлось бы много общего. Никки Нел тоже нравилась, ей нравилось с ней беседовать и то, что Нел слушала, когда Никки говорила. Она действительно слушала ее рассказы, но предостережениям не придавала значения. Как и Дженни, Нел не знала, когда лучше промолчать.
Иногда, например после сильных дождей, река прибывает. Она заглатывает землю и извлекает из нее разные предметы: кости ягненка, детский резиновый сапог, золотые часы, залепленные илом, очки на серебряной цепочке. Браслет со сломанной застежкой. Нож, блесну, грузило. Консервные банки и тележки из супермаркета. Всякий хлам. Полезные и бесполезные вещи. И это нормально, в порядке вещей, естественном для реки. Река может вернуться в прошлое, вытащить его на свет божий и выбросить на берег на всеобщее обозрение. Но людям так поступать нельзя. Женщинам нельзя. Если ты начинаешь задавать вопросы и развешивать объявления в магазинах и пабах, если начинаешь делать снимки, рыться в старых газетах и расспрашивать о ведьмах, женщинах и потерянных душах, то получишь не ответы, а неприятности.
Уж Никки-то знает!
Дождавшись, когда высохнут ноги, она обулась и медленно – ох, как медленно! – тронулась по тропинке в обратный путь. Когда она добралась до ступенек и перешла через мост, уже был одиннадцатый час – ждать осталось недолго. Купив в магазине банку кока-колы, она расположилась на скамейке напротив кладбища, возле церкви. Она не собиралась заходить в церковь – это место было не для нее, – но хотела посмотреть на скорбящих, зевак и бесстыжих лицемеров.
Устроившись поудобнее, она прикрыла глаза – всего на минутку, – но когда их открыла, все уже собрались. Молодая сотрудница полиции, новенькая, стояла на месте и, как сурикат, вертела головой, стараясь ничего не упустить. Она тоже пришла понаблюдать. Никки увидела хозяина паба с женой и девушку, работавшую у них за стойкой, пару учителей из школы – толстую безвкусно одетую женщину и красивого мужчину в солнцезащитных очках. Затем ее взгляд упал на Уиттакеров, все еще остро переживавших постигшую их семью утрату. Отец постоянно сутулился, будто придавленный горем, мальчик испуганно озирался, боясь собственной тени, и только мать стояла с высоко поднятой головой. За стайкой молодых девушек, похожих на встревоженных гусынь, шел мужчина с неприятным, но очень знакомым лицом. Она его точно знала, но никак не могла вспомнить, кто он. Затем ее внимание переключилось на темно-синий автомобиль, припаркованный на стоянке, и по коже у нее пробежали мурашки, а спину обдало холодом. Сначала она увидела невзрачную Хелен Таунсенд – та сидела сзади и выбралась из машины первой. Затем вылез ее муж, сидевший за рулем, и, наконец, показался старый Патрик, державшийся с военной выправкой. Патрик Таунсенд, примерный семьянин, столп общества, бывший полицейский. Подонок! Никки плюнула на землю и пробормотала заклинание. Он обернулся в ее сторону, и Дженни зашептала на ухо:
– Отвернись, Ник.
Никки наблюдала, как все вошли в церковь и вышли из нее полчаса спустя. У двери случилась какая-то заминка, и люди натыкались друг на друга, пытаясь протиснуться, а потом что-то произошло между красивым учителем и Линой Эбботт, какая-то перепалка. Никки видела, что молоденькая детектив тоже все заметила, но тут вмешался возвышавшийся над толпой Шон Таунсенд. Он призвал всех сохранять спокойствие. Но Никки чувствовала, что она упустила нечто важное. Как бывает, когда за долю секунды, что вы не смотрели на шарик, мошенник успевает проделать свой трюк, и весь ход игры меняется.