Я подняла руку и поболтала ею в воздухе. Улица была чиста – никаких следов Власа и стреноживших его людей, мавр сделал свое дело, мавр может уходить…
Из иномарки вышел шофер и радушно распахнул заднюю дверцу.
Я забралась в машину без колебаний, и сразу же оказалась рядом с Греком. Он чуть подвинулся и повернул голову, чтобы получше рассмотреть меня, утреннюю киллершу-предательницу.
– Вы голодны? – спросил Грек тихим голосом. Ничего себе фразочка для начала знакомства.
– В общем, нет, – ответила я и тоже начала бесстрашно рассматривать Грека.
– Как вас зовут?
– Ева, – коротко и ясно, вполне в духе этого делового человека.
– Скажем так, Ева, – резюмировал он. – Меня это устраивает.
– Меня тоже. Скажите, что с ним будет?
Конечно, я имела в виду Власа, и он сразу же понял это.
– А как вы думаете?
– Надеюсь, что так же, как и вы. Иначе не стоило всего этого затевать.
Мой ответ понравился ему и заинтриговал одновременно, я видела это по его безразличному лицу, чуть больше безразличному, чем следовало.
– На Очаковскую, Сережа, – сказал водителю Грек. Машина плавно тронулась с места.
– Это случайно не местная контора ФСБ? – поинтересовалась я у Грека.
– Нет. Свои дела я улаживаю сам. – Вялые складки у рта подобрались, как хищник перед прыжком; он действительно улаживал свои дела сам, Влас был лишь досадным эпизодом. “Ты и сама можешь стать одним из таких эпизодов, если начнешь зарываться, будь начеку”.
– Тогда, если можно, заедем на Васильевский. Мне нужно кое-что отдать вам, и тема будет закрыта.
Грек властно кивнул шоферу – мы отправились на Васильевский, за всю дорогу так и не сказав друг другу больше ни слова.
Через двадцать минут я уже стояла посреди маленькой убогой комнаты, моего временного – слишком временного – пристанища; раскрытая постель еще хранила вмятины от тела Власа, и потому я старалась не смотреть на нее. Я быстро собрала все, что касалось меня: вещи, купленные для обольщения Алены, – мне не хотелось с ними расставаться, маленькая женская слабость; те немногие документы, которые у меня были, так и не просмотренная кассета Нимотси, его записная книжка, моя записная книжка… Я забрала и то, ради чего приехала: фотографии Грека с собаками и телохранителями. Мне они не были больше нужны, но вполне могли выступить в качестве маленького сувенира – ракушечный грот, глянцевая открытка с видом Ласточкина Гнезда: привет из солнечного мира заказных убийств.
Грек терпеливо ждал меня.
– Вы рисковали, Ева, – сказал он, когда машина снова покатила по неухоженным питерским улицам, – вы рисковали, и, возможно, неоправданно.
В его голосе не слышалось угрозы, скорее это было похоже на многообещающее начало мимолетных отношений, интеллектуальный флирт, где все роли расписаны заранее и мне отводятся резонерские реплики младшего партнера по бизнесу, от которого избавляются за двадцать минут до титра “конец”.
– Возможно, – согласилась я, небрежно передавая Греку пачку фотографий, – только предупреждаю: я не имею ни малейшего представления о заказчиках; Так что вольные упражнения на дыбе, выкручивание суставов и сожжение на костре в духе старой доброй инквизиции будет малоэффективно.
Грек с плохо скрываемым интересом рассматривал фотографии.
– По-моему, я вполне фотогеничен, – сказал наконец он. – Вы не находите?
– Нахожу. Вам даже не нужно доплачивать женщине, чтобы лечь с ней в постель, – позволила я себе маленькое хамство случайной попутчицы.
– Я люблю свою жену, – голос Грека был все таким же тихим. – И не трачу деньги на любовниц.
– Надеюсь, это взаимно.
– Увы, нет. Это вы фотографировали?
– Нет. Эти снимки делал парень, которого я вам сдала.
– Отличная работа. Из него мог бы получиться прекрасный фотограф. Он чувствовал объект съемки и неплохо выбирал ракурс. – Грек говорил о Власе в прошедшем времени. – Действительно отличная работа. Может быть, чересчур претенциозно, но характер схвачен. Зачем вы это сделали?
– Поверьте, у меня были веские основания. Достаточно веские.
– Почему я должен вам верить?
– Вы уже поверили один раз. Я сказала, что не умею танцевать, – и не соврала. Я сказала, что у вас есть шанс возникнуть в оптическом прицеле винтовки, – и не соврала.
– Элементы абсолютной правды часто делают убедительным и неотразимым любой лживый орнамент.
– Вы так думаете? – Я не знала, как заставить Грека поверить мне.
– Да. Без несущих конструкций истины здание, построенное на обмане, просто развалится.
– Вы воспринимаете меня как деталь игры, которая ведется против вас?
– Возможно. – У меня вдруг заложило уши от его тихого инквизиторского голоса.
– Смысл? Я не стану втираться к вам в доверие, я могу выйти на следующем перекрестке после светофора и навсегда исчезнуть из вашей жизни. Я не Троянский конь.
– Вы не Троянский конь. Вы – прекрасная Елена, – позволил себе комплимент Грек. – Это-то меня и беспокоит. Зачем вы сдали мне этого фотографа?
– Я же сказала – у меня были веские основания.
– Надеюсь, вы не сводили счеты с неверным любовником…
– Нет. Он действительно был моим любовником.
Недолгое время, но был, – цинично сказала я. Ему нравился мой цинизм, я это видела. – Но все произошло не из-за этого. Поверьте, есть более серьезные причины, чем несчастная любовь.
– Разве для женщины могут быть более серьезные причины, чем несчастная любовь?
Да он философ, скажите пожалуйста!
– У вас слишком сентиментальный взгляд на мир для бизнесмена подобного уровня.
– Вы разбираетесь в бизнесменах подобного уровня?
– Совершенно не разбираюсь, – искренне сказала я. – Просто девочка, которая переходит улицу на зеленый свет с дешевым плейером в рюкзаке в то время, как вы сидите в своей роскошной иномарке и проклинаете красный.
– Значит, если продолжить вашу аналогию, Ева, – вы та самая парвенюшка с окраины, которая случайно попала под дорогую иномарку?
Он мне нравился, сукин сын, он мне определенно нравился!
– Не под иномарку. Под каток. Под обыкновенный асфальтоукладочный каток. Но осталась жива и теперь требую сатисфакции.
– В наше время девочкам с дешевым плейером в рюкзаке требовать сатисфакции опасно. Можно и пулю в затылок схлопотать.
– Я знаю. Потому и подставляю чужие затылки по мере возможности.
Грек внимательно посмотрел на меня:
– И как только такой хорошенький ротик может произносить такие опереточные фразы?
– Мне никогда не хватало чувства меры, хотя оперетта и не мой жанр.
– А ваш?
– Вестерн-спагетти, – позволила я себе улыбнуться, – а также черно-белые подделки, где месть выступает главным двигателем сюжета.
– Я понял. Чего вы хотите от меня? Ведь вы чего-то хотите, иначе не сделали бы того, что сделали.
– Он мертв? – спросила я, и ни один мускул не дрогнул у меня на лице, ни одна ресница не упала на щеку.
Грек быстро набрал номер по сотовому телефону;
– Все в порядке, Саша?..
Выслушав ответ. Грек откинулся на сиденье.
– Уже мертв. Хотите знать, как это произошло?
– Не хочу.
– Надо полагать, это доставило вам моральное удовлетворение.
– Нет. – Я попыталась быть честной, прежде всего с собой, я даже мельком пожалела несчастного глупого Власа, который был хорош в финале любовного акта и проявке пленки. – Нет. Но чувство долга получило свою порцию сырого мяса.
– И надолго ее хватит, этой порции?
– Не знаю. Похоже, я нахожусь в самом начале пути.
– А у вас есть хватка, – вдруг дал слабину Грек. – Хотите поработать на меня? Я мало кому делаю такие предложения.
Я повернулась к нему всем корпусом – сама невинность, мужественная секретарша с вытравленными пергидролью волосами, которая говорит “нет” боссу, залезшему под юбку.
– Если бы я была деталью в плане, то сейчас сказала бы – “да”.
– А вы говорите?
– А я говорю – “нет”. Мне есть на кого работать.
"Браво! Бис! – зааплодировал Иван. – Торговки чесноком и мочалками на мелкооптовом рынке будут рыдать и утираться бретельками от лифчиков”.
"А актерский состав мексиканских мыльных опер коллективно примет японское подданство и сделает себе харакири на священной горе Фудзияма, – поддержал его Нимотси. – Из зависти. Заметь, только из зависти!"
Мы приехали на Очаковскую, одну из улиц, обрамляющих Смольный. Этот район считался элитным и был заселен внучатыми племянниками и личными шоферами бывших партийных боссов. В сопровождении водителя Сережи и еще двоих, выскочивших из подъехавшего джипа, телохранителей мы поднялись на третий этаж ничем не примечательного сталинского дома. Телохранители остались скучать за дверью, а Сережа, который – видимо, по совместительству – был еще и горничной, барменом и экономкой, принес нам кофе в маленьких дымящихся чашках и коньяк.
От коньяка я отказалась, но кофе выпила с удовольствием.
. – Через сорок минут я должен быть на деловой встрече, – сказал Грек. – Так что давайте сразу покончим с формальностями. Итак, вам ничего от меня не нужно.
– Нужно, – честно сказала я. – Мне нужны деньги. По лицу Грека пробежала едва уловимая брезгливая гримаса.
– Сколько?
– Самый минимум, – я постаралась исправить положение, – самый минимум, который позволит вам считать меня борцом за идею, а не меркантильной сукой. Дело в том, что денег у меня нет вообще.
– Ваш покойный друг не оставил вам даже на карманные расходы?
– Гонорар он должен был получить позднее. За удачно выполненное задание, – мягко напомнила я Греку. – Но заказ остался неудовлетворенным, как вы можете предположить.
– Сколько? Я молчала.
– Пять тысяч долларов вас устроит?
– Это чересчур. – Я ухватилась за пустую чашку кофе. – Я вполне могу обойтись и пятой частью суммы. Мне нужно покрыть транспортные расходы, ну – и суточные на первое время.
Мой ответ понравился Греку и восстановил мою пошатнувшуюся было репутацию.