— Ясно, значит, ты тоже там работал, вот откуда связи, — догадалась я.
— Верно, — подтвердил он, легким движением пальцев сменив изображение. — Знаешь, что могут обозначать вот эти отметины?
— Нет.
— Смотри, рисунок не ровный, — он снова провел пальцем по экрану и взглянул на меня, — здесь просматриваются закругления. Стало быть, Марию душили не веревкой, не шарфом, а цепью. От веревки такие следы не остаются. Специалист так и написал в своем заключении.
— Мы что, в XVIII веке? — мое лицо вытянулось от удивления. — Откуда у здравомыслящего современного человека возьмется цепь? Если только дело не происходит на велосипедном заводе. Ведь это не нательная цепочка, сразу видно. Судя по фото, она крупная, примерно с палец толщиной.
Тимофеев довольно закивал:
— Твой брат носит с собой цепи? Не думаю. Откуда взяться достаточно крупным цепям в квартире Яковлевой? Стало быть, убийца принес ее с собой. Так наше убийство становится преднамеренным. Посмотри также на узор. Дорисуй мысленно недостающие звенья. Это не велосипедная цепь и даже не от бензопилы.
Он ухмыльнулся. Я придвинулась ближе, вглядываясь в экран.
— Я, конечно, в этом не разбираюсь. Но это обычная цепь. Колечко вставляется в колечко, то в следующее, так получаются звенья.
— Да, якорное плетение. Нужно поразмыслить, где используют такие цепи данного размера, так мы можем предположить, кем является незваный гость, жестоко расправившийся с девушкой.
— В ее квартире не нашли цепь?
— Нет, — Алексей нахмурился и уставился в одну точку. — Мне все не дают покоя эти обстоятельства. Зачем нужно оставлять в квартире права и кольцо, но уносить с собой орудие убийства?
— Это не его кольцо, я почти уверена. Донских обещал мне показать его, но сомневаюсь, чтобы у брата было кольцо с гравировкой в виде буквы «А», которое я никогда не видела. Он не любитель украшений. За все годы у него было только обручальное кольцо, которое он не снимал долгое время даже после развода. И цепочки у него тоже нет. — Я подняла глаза к потолку, силясь вспомнить. — И не было. И права могли подкинуть, чтобы взвалить на него вину за преступление! И знаешь еще что? Орудия преступления нет, потому что убийца не мог его оставить. Любой нож бы оставил с удовольствием, но именно этот нож и эту цепь не смог. Там было что-то указывающее на него. Я не слишком быстро говорю?
— Нет, — он с интересом, не отрываясь, изучал мое лицо. — Ты очень хорошо говоришь. Мне нравится твоя артикуляция. Всё четко, понятно. Я только третий год учусь читать по губам, но этого хватило, чтобы понять: большинство людей просто нечленораздельно бубнят, проглатывая половину слов. Приходится самому додумывать, чем кончилась фраза.
Я понимающе улыбнулась. Мне было приятно слышать даже маленький комплимент из его уст.
— Это был не нож, — уточнил он, складывая руки на груди.
— А что же? — я обескураженно уставилась на него.
Он увеличил следующее фото и протянул мне планшет:
— Это края раны.
— Так.
— Они достаточно ровные, чтобы охарактеризовать этот предмет как острый. Это не нож, или, по крайней мере, нож не стандартный. Ширина лезвия не больше сантиметра, глубина, на которую предмет вошел в тело, около пятнадцати сантиметров. Точнее, не вошел, а входил неоднократно. На груди девять колото-резаных ран, в том числе в сердце — ставшая смертельной. Сюда, ниже, — он сдвинул изображение и снова увеличил, — в паховую область было нанесено еще двенадцать ранений, посмертно и с особым остервенением. Так убийство в моих глазах приобрело сексуальный подтекст.
— Вероятно, убийца был очень зол на жертву. Нанести столько ударов, нужно быть зверем. Что это за нож? — этот вопрос не давал мне покоя. — Может, пика?
— Для пики следы слишком плоские, вытянутые и неглубокие. Нужно искать что-то тонкое и короткое. Еще нужно понять, почему этот предмет не оставили на месте преступления.
— Интересный такой убийца: пики, цепи. Средневековый палач…
— Согласен, жертву словно наказывали за что-то. Ты только посмотри. Но почему понадобилось сначала придушивать ее, потом колоть ножом? Она не была крупной, скорее миниатюрной, как ты. Такая не смогла бы дать отпор кому-то крепкому вроде твоего брата. Мужчина среднего телосложения легко бы задушил ее цепью или веревкой, даже шнурком от ботинка, отделавшись лишь парой царапин. Но смертельный удар был нанесен именно в сердце. И то, как он нанесен, наталкивает на мысль, что убийца нанес его, пока пытался придушить ее сзади. — Алексей встал, обхватил руками воображаемую девушку, пытаясь придушить. — Душил, она вырывалась.
Размахнувшись правой рукой, он воткнул воображаемый нож в сердце условной жертвы.
— Здорово бы пришлось изогнуться, — заметила я.
— Да, но очень похоже на правду. И все равно что-то не то.
— А если нападавший был одного роста с жертвой?
Он приподнял руки и повторил манипуляции:
— Тогда было бы труднее изловчиться.
— А если схватка происходила на полу? — мне было приятно видеть заинтересованность собеседника в том, что не давало мне покоя и мучало мою семью уже несколько суток.
Наверняка придется выплатить ему солидный гонорар, но докапываться до правды и размышлять все же отраднее, чем видеть, как тот же Донских отбивается от моих вопросов, стараясь подальше отстранить меня о дела.
— На полу еще более правдоподобно. И все же, — Тимофеев уселся рядом, подвигая ко мне салат, — я склоняюсь к тому, что убийца не обладал недюжинной силой.
— Либо удушение цепями было частью сексуальных игр, — предположила я, взяв в руки вилку.
Он с интересом посмотрел на меня, его глаза округлились:
— Возможно. К тому же имелись следы недавнего полового контакта. Нехилые игры! С такими следами на шее.
— Все люди разные, кому-то нравится и такое, — покачав головой, я принялась за салат. — Ммм, божественно!
Алексей тоже с удовольствием принялся за еду. Было в его манерах что-то самобытное. Он не пытался казаться утонченным, ловко орудуя ножом и вилкой, не оттопыривал мизинчик, поднимая чашечку с кофе. Человек был голоден и без лишних слов удовлетворял свои потребности. Просто и незатейливо, по-мужски. Отправляя в рот очередную порцию осетра, запеченного с травами и специями, он бросал вилку и лихорадочно листал страницы браузера в поисках нужной карты.
Я тайком поглядывала на него из-под ресниц, не упуская ни одного движения. Мне было хорошо и спокойно. Даже еда рядом с ним казалась вкуснее.
— Мне нужно знать, какой гонорар ты с меня попросишь, — осторожно спросила я, откладывая вилку.
В груди затрепетало. Приятный момент вкушения пищи в интересной компании был беспощадно испорчен. Но у меня не было другого выхода.
Алексей выпрямился и отложил планшет.
— Ты что-то сказала?
Черт! Я забыла дождаться, когда он посмотрит на меня. О чем я только думала? Очередной неловкий момент по моей собственной глупости. Тимофеев продолжал вопросительно смотреть на меня. Его взгляд был обезоруживающе открытым и проникновенным. Чувствуя, что краснею, я набралась смелости и повторила:
— Хотела спросить, сколько ты попросишь с меня за свою работу?
— Разве я не говорил? — он в очередной раз ослепительно улыбнулся. — Считай, что всё оплачено. Можешь не беспокоиться. Если бы не твой отец, я вообще бы не смог сейчас не то что зарабатывать любимым делом, меня бы не было вообще. Я отдаю свой долг ему.
— Он мне не рассказывал. — Я выдохнула от облегчения. — Мы, как бы это проще сказать… не общаемся. Вообще.
Я нервно сглотнула. Алексей напряженно следил за моими губами, нахмурив брови.
— К тому же я пока особо тебе не помог, — жизнерадостно добавил он и вернулся к планшету.
Похоже, он не хотел развивать эту тему с малознакомым человеком. Я тоже не была готова разговаривать с первым встречным о моих отношениях с отцом, которого сама почти не знала.
— Где был твой брат перед тем, как поехать к Яковлевой? — наконец спросил он, открыв нужную карту.
— Полагаю, что на работе.
— Где он работает?
Я села поближе и наклонила голову, пытаясь найти этот район на карте. Отыскав, указала пальцем нужную точку:
— Обычно он освобождается около шести часов вечера, но в тот день он звонил мне днем из офиса спросить про племянницу, его дочь Ксюшу. Из разговора я поняла, что он жутко занят согласованием важного проекта. Нужно будет уточнить, во сколько он покинул офис.
— Допустим, он выехал с работы, — Тимофеев медленно провел пальцем по линии, обозначавшей широкую улицу, упирающуюся в перекресток. — Добраться до дома Яковлевой он мог минут за двадцать, если не учитывать пробки.
— И зачем ему понадобилось ехать к ней? — почти беззвучно пробормотала я.
— Что?
— Рассуждаю вслух, — на секунду я зажмурилась. — Мне интересно, что их связывало. Он никогда не упоминал ее имя в разговорах. Я и сама не распространяюсь о личной жизни, но такие вещи обычно за ним замечала. У него после развода не было длительных серьезных отношений.
— Если хочешь что-то мне сказать, просто дотронься до плеча, — виновато произнес он.
— Прости, — мне стало жутко неловко, и я решила поддержать его улыбкой.
— Со мной трудно, я знаю.
— Все нормально, я почти привыкла. Зато интересно. У меня редко бывает такой длительный зрительный контакт с людьми, — я рассмеялась. — Не могу даже припомнить, кто бы на меня так долго и пристально смотрел в последний раз. Не обижайся, пожалуйста.
— Что ты, — он сделал какой-то непонятный жест рукой, похоже, из языка глухонемых, — реакция людей на мою глухоту совершенно разная: кто-то общается как со слабоумным, кто-то жалостливо хлопает по плечу. До сих пор никак не могу к этому привыкнуть. Мало кто реагирует адекватно, как ты. Я стараюсь делать всё, чтобы ощущать себя полноценным.
— Что это за жест? Вот это рукой, ты только что сделал. — Я с интересом посмотрела на него, пытаясь повторить.