— А как же.
— Как вспомню его сальные руки, богомерзкий еврейский говорок. То, как он настойчиво заставлял меня пройти на кухню.
— Не думаю, чтобы он решился тебя изнасиловать, — усмехнулся Тимофеев. Он старался казаться безучастным и оскорбленным моей недосказанностью, приведшей нас в эту ловушку, но его тон становился все более обеспокоенным и накаленным.
— Смотри на стол. Он тщательно прибрался, смахнул крошки, словно принимал кого-то особенного, пришедшего внезапно и неожиданно. С чего бы ему угощать кофе мужчину? Сам он явно ежедневно упивался одним пивом. И вряд ли где-то работал. — Я обыскивала помещение глазами в попытках найти хоть что-то интересное. — Может, я ошибаюсь, и это Усик пожаловал в его квартиру после моего визита на рынок.
— Рынок, значит, — устало повторил Тимофеев, хватаясь за голову.
— Не сердись, я обязательно расскажу, как всё было на самом деле.
— Разумеется.
— Ты, конечно, можешь послать меня подальше, вернуться к своей работе и забыть о том, что собирался помочь мне. Я пойму и не обижусь. Скажу больше: я бы именно так и сделала. Ты же мне ничем не обязан.
— Всё закручивается в слишком опасную заварушку, Саша, — строго проговорил он, — теперь я не могу оставить тебя одну. Тебе может угрожать опасность. Зря ты в это влезла.
— Зато, обнаружив тело, полиция сообразит, что мой брат не мог убить ту девушку, и это настоящий убийца заметает следы.
— Полиция как раз сообразит, что это именно ты целенаправленно могла убрать случайного свидетеля, защищая брата.
— Против моего брата и так куча улик и без его показаний, — опечаленно произнесла я, поправляя сумку на плече.
— Кто-нибудь видел тебя вчера здесь?
— Да, — с сожалением призналась я, — один древний старичок, сидевшей на дальней лавочке, там, у последнего подъезда.
— Он сможет тебя опознать? — нахмурился Алексей.
— Думаю, да. Я даже успела с ним поболтать…
— Ясно. — Он сокрушенно покачал головой. — Значит, обратного пути нет.
— Мне очень жаль, — пытаясь сгладить ситуацию, проблеяла я и опустила голову.
— Мы и так слишком долго здесь задержались, нужно идти, пока нас не застали. — Он взял меня за руку и направился в коридор. — От этого запаха меня уже выворачивает. Отвык всего за три года.
В эту секунду я услышала с улицы шум, который превратил меня в статую. Алексей остановился и обернулся ко мне, вопросительно глядя в глаза. Я задержала дыхание, чувствуя, как сердце колотится с бешеной силой. Возле подъезда звонко хлопнула дверца машины.
Тимофеев моментально проследил за движением моих глаз и опрометью бросился к окну. Застыв возле него, как изваяние, он всматривался в щелочку и молчал.
Последовав за ним на кухню, я ловко обогнула мертвого хозяина квартиры и, отогнув занавеску на полсантиметра, увидела Донских с папкой наперевес, направляющегося к подъезду. Он беззаботно насвистывал что-то под нос, сохраняя при этом вполне серьезный вид. Его походка была легкой, но решительной.
В голове промелькнули события прошлой ночи. Его сильные руки, пылкие губы, страстные объятия. Как можно было вести себя столь легкомысленно? Мне первый раз стало стыдно. Не стоит совершать эту ошибку вновь.
— Черт! — прошептала я.
Алексей бросил на меня взгляд, полный укора, и стремглав бросился к двери. Ступая бесшумно, но быстро, через две секунды он уже навалился плечом на дверь.
Я подбежала и встала рядом. Закрыв глаза, старалась побороть охватившую меня панику. В голове я прокручивала варианты возможного отступления через окно. Делать это на глазах у соседей и прохожих было бы глупейшим выходом, способным усугубить ситуацию донельзя. Оставалось ждать, отдавшись на волю случая, либо сдаться и рассказать всё как есть. Дрожа всем телом, я ругала себя на чем свет стоит.
Догадавшись, что нужно выключить телефон, я полезла в сумку. Тимофеев невозмутимо подпирал дверь, укоризненно глядя на мои действия. Да уж, у него был повод не просто сердиться, а люто ненавидеть меня.
Тот старичок видел меня вчера, разглядывал так, будто старался запомнить малейшие детали. Мама Маши Яковлевой, безусловно, тоже с радостью даст описание моей внешности полицейским, когда они обнаружат тело. Я наследила, где только могла. Донских из описания сразу поймет, что речь идет обо мне.
Привалившись к двери, я слышала энергичные шаги по ступенькам. Секундная пауза.
Мы ждали, затаив дыхание. Оставалась надежда, что он пришел в квартиру напротив, к матери убитой девушки. Мое сердце билось с такой силой, что я боялась, что Донских может услышать его.
Раздался стук в дверь. Мы замерли. Я считала секунды. Они тянулись, словно вечность.
Наступила долгая мучительная тишина. Я услышала, как майор прокашлялся. Через дверь мне мерещился даже запах его одеколона, ставший таким привычным для меня.
Стук повторился, уже громче. Во рту пересохло. Еще стук. И снова тишина.
Создалось неприятное впечатление, что Донских замер по ту сторону двери, приложив к ней ухо. Тимофеев перестал дышать. Не имея способности слышать, он не отрывал спины от двери, чтобы ощутить вибрации, издаваемые настойчивым стуком следователя. Казалось, он совсем не паниковал, хотя в душе у него явно всё кипело. Его невозмутимость и выдержанность дарили мне временную иллюзию спокойствия.
Всё обойдется. Он знает, что делает. А Донских сейчас уйдет.
В ту же секунду еще одно событие заставило меня оледенеть от ужаса. Ручка двери стала поворачиваться. Испугавшись, что дверь сейчас начнет отворяться, я, последовав примеру сыщика, уперлась в нее плечом и всем своим телом. Мое сердце остановилось.
Ручка повернулась вновь, стук настойчиво повторился.
Чувствуя, как пот застилает глаза, я услышала, как Донских там, за дверью, топчется на месте.
— Арам, вы дома? — громко спросил майор, прислонившись к двери.
Дрожь сотрясала все мое тело, казалось, я больше не выдержу такого напряжения. Но путей для отступления не оставалось. Только ждать и молиться.
Наконец, послышались удаляющиеся шаги. Нервы начали немного расслабляться. Тимофеев закрыл глаза и выдохнул. Мысленно я поблагодарила его, что машину мы оставили в ста метрах от дома на стоянке.
Услышав звук мотора, я бросилась к окну, чтобы, глядя сквозь крохотную щелку между занавеской и оконной рамой, увидеть отъезжающий автомобиль Донских. Когда он скрылся за поворотом, я побежала в коридор. Тимофеев осматривал через глазок в двери лестничную площадку.
— Ты ничего не забыла здесь? Проверь еще раз, — спросил он шепотом, нервно окидывая беглым взглядом квартиру в последний раз.
Я хотела ответить, что не знаю, но вместо этого отрицательно покачала головой. Мне хотелось поскорее убраться отсюда.
Тимофеев, обернув руку футболкой, надавил на ручку и тихо открыл дверь. Лестничная площадка была пуста. Лампочка под потолком не горела. Я вспомнила, что она срабатывает от движения. Слава богу, в подъезде не было камер слежения. Этот безрадостный для моего брата факт играл нам на руку.
Алексей вышел, увлекая меня за собой, закрыл дверь и поправил футболку. Включился слабый свет.
Замерев, я прислушалась. Дом молчал. Лестница наверх пустовала. Не колеблясь ни секунды, боясь, что служитель закона может вернуться, мы двинулись к выходу. Я осторожно спустилась, держась ближе к стене и постоянно оглядываясь. Тимофеев следовал за мной без малейшего шума. У двери он остановился, колеблясь. А что, если у подъезда мы встретим кого-то из жильцов? Риск слишком велик, но мы должны убраться отсюда до приезда полицейских.
Собрав все свое мужество, Алексей толкнул дверь, и нас на секунду ослепило дневным светом. На пороге с пакетом в руке стояла мама Маши Яковлевой. Я толком не видела ее лица из-за спины своего спутника, но сразу узнала прическу и туфли. В её сетке брякнуло что-то стеклянное, наверняка только что купленные бутылки с выпивкой. Я застыла испуганная, как никогда в жизни, боясь, что она меня узнает. Стараясь не показываться из-за широкой спины Тимофеева, уткнувшись ему меж лопаток, я продолжила движение. Дверь распахнулась шире, и женщина прошла мимо нас, не подняв головы и безразлично глядя вперед.
Пришлось сделать огромное усилие над собой, чтобы преодолеть панику и пересечь пространство возле подъезда.
Скамеечки были пусты. Густая растительность возле дома, деревья, высокие кусты и пышные клумбы играли нам на руку. Вероятность быть замеченными из окон снижалась в разы. Не оборачиваясь, мы ускорили шаг.
Алексей сжимал мою ладонь, ставшую сырой от напряжения, и направлял меня нужным маршрутом. Я старалась поспевать и не поднимала головы, уткнувшись ему в предплечье. Мне мерещилось, что все глазеют на нас и показывают пальцами. Он же сохранял невозмутимый вид и торопливо двигался вперед. Зайдя за угол, мы почти побежали до машины.
Распахнув дверь пассажирского сиденья, Алексей быстро усадил меня и воровато огляделся по сторонам. Прохожих было не много, в такое время почти все были на работе. Пенсионеры обсиживали лавочки в тени, повернувшись к нам спиной. Детишки возились на игровой площадке. Выпрямив спину, он прошел перед машиной и уселся на водительское сиденье.
Видела ли меня мама убитой девушки? Узнала ли? Сможет ли она меня четко описать, если ее спросят? Непременно сможет. И Донских больше никогда мне не поверит, что бы нас с ним ни связывало.
Меня обуял страх. Захваченная этими мыслями, я дрожала, пытаясь сообразить, чем же можно теперь поправить ситуацию.
Алексей включил мотор, нажал на газ и вихрем помчался прочь со стоянки. Только проехав два квартала, он снизил скорость. Дороги были прилично загружены транспортом.
— Если Арам Пилькевич видел настоящего убийцу, то почему не выдал? Может, знал его и собирался шантажировать? — предположила я, повернувшись к нему и легонечко коснувшись плеча.
— Давай помолчим, — сухо предложил Тимофеев и, судорожно надавив на кнопку, полностью опустил стекло.