— Пожалуй, ты права, — неохотно согласилась я. — Есть вероятность, что я ему нравлюсь.
— Вероятность? Ни хрена ты требовательная! Кто с тобой еще так будет возиться? Ты же ходячее стихийное бедствие! — Она ударила себя в лоб костяшками пальцев. Катя сильно разнервничалась. — Не забывай, с кем имеешь дело!
— С кем?
— Был здоровый сильный мужик в расцвете сил, бабы за ним, наверное, толпами бегали. Однажды он открыл глаза, и мир, который его окружал, просто перестал существовать. Посмотри, какой прогресс у него в реабилитации, не каждому дано так твердо встать на ноги после таких травм. За три года человек стал полноценным членом общества, занялся делом, по губам читает. Мог ведь висеть на шее у родителей, жалуясь на жизнь. А нет! И не показывает нам своих переживаний. Вот это силище!
— Я думала об этом. И он вскользь упоминал, что не ищет отношений.
— А что он тебе должен был сказать? — подруга вновь поставила чайник на плиту и потуже перевязала халат на талии. — Я весь такой израненный, у меня нет уверенности в себе. Думаю, что никто меня не сможет полюбить такого. Зачем я нужен молодой здоровой девушке? К тому же половина общества воспринимает меня как инвалида, и в мире обычных людей я изгой. Так он тебе должен был сказать?
— Я прекрасно понимаю всё, что ты говоришь, Катя. — Мне стало не по себе от собственной невежественности. — Просто я с первой секунды воспринимаю его как обычного человека. Он так и вел себя. Уверенно, не подавая вида, что простое общение дается ему с трудом. Он не хотел, чтобы ему сочувствовали, и я себе не позволяла этого. Оттого и трудно было взглянуть на ситуацию под другим углом.
— Ты можешь не воспринимать всерьез то, что я тебе говорю. — Катю было не остановить. — Но у каждого мужчины на свете есть половинка. Та самая женщина, единственная способная изменить его в лучшую сторону. Та, ради которой он пойдет на подвиги, преодолеет себя. И Алексею, безусловно, жилось спокойнее до твоего появления. Но раз ты вытащила его из зоны комфорта, то помоги теперь чувствовать себя уверенно. Не подведи и не разочаруй. И вообще, вы знакомы пару дней. Какие чувства? Какую заинтересованность ты от него требуешь?
— Мне не верится, что прошло всего пару дней. — Я задумчиво улыбнулась и убрала волосы с лица. — Кажется, мы знакомы вечность.
— Я, конечно, всего лишь кухонный философ. — Она развернула шоколадную конфету, найденную в кармане халата. — И могу ошибаться. И если бы я меньше рассуждала о любви, а больше занималась бы ею, то, возможно, давно была бы замужем. Но если ты сомневаешься, то просто закрой глаза и представь свою жизнь без Сергея, а потом свою жизнь без Алексея. И точно будешь знать.
— Для меня сейчас даже не стоит такой вопрос. Мне нравится Донских. Но он не затронул меня за душу… — Я закрыла глаза на несколько секунд. — И что, если я не представляю, как буду жить без Тимофеева?
— Значит, срочно отсекай все концы с майором. Не стоит размениваться на интрижки, если на горизонте маячит большое светлое чувство.
— Руководствуясь именно этой мудростью, ты всё ещё ждешь, когда мой брат обратит на тебя внимание, и не строишь ни с кем отношений?
— Ох, Саша, ты права. У самой жизнь не устроена, а еще советы раздаю.
— Тогда тебя вскоре ждет серия лекций от меня о том, как не профукать свой шанс, — рассмеялась я.
— Нет, честно. Если тебя с Донских связывает всего лишь классный секс, то расставшись с ним, ты потеряешь всего лишь классный секс. И кто знает, может, в качестве вознаграждения тебя ждет просто божественный секс вон с тем крепким парнем за дверью. А вдруг и что-то большее? Просто ты так смотришь на него. Это очень бросается в глаза.
— Я так и знала! — мои щёки загорелись румянцем. — Не могу не смотреть на него, даже когда он не читает по моим чертовым губам. Всё время думаю, думаю о нем и не могу выкинуть из своих мыслей. А когда он рядом, хоть наручники на себя надевай, ужасно хочется его сожрать.
— Ого, ты просто монстр, — подруга чуть не подавилась конфетой.
— А у каждой встречной девушки, взглянувшей на него, моментально вырастает на лбу воображаемая мишень. Я даже не знаю, нравлюсь ли ему, но воспринимаю любую женщину как потенциальную соперницу.
— Давно ли ты стала такой собственницей?
— Ничего не могу с собой поделать. Так что не маячила бы ты перед ним в своем халате. — Я посмотрела на нее, нахмурив лоб. — А то я за себя не ручаюсь!
Чайник закипел. За дверью было подозрительно тихо. Катя подошла к двери и приоткрыла ее на несколько сантиметров. Хмыкнув, она отступила в сторону, чтобы я могла видеть происходящее в гостиной.
Дверь стояла на месте, в проеме, внешне ничем не отличаясь от того, как выглядела прежде. Возле нее больше не было шрапнели из щепок и пыли. Кто-то всё тщательно прибрал.
На диване, в метре друг от друга, сидели Ксюша с Артемом. Паренек что-то рисовал в тетрадке, девочка, вытянув шею, следила за каждым его движением. Тимофеев стоял рядом, возле книжных полок, навалившись на стеллаж. Голый по пояс, он старательно орудовал иголкой с ниткой, пытаясь пришить обратно рукав к своей футболке.
Я на мгновение потеряла дар речи при виде его обнаженного торса.
19
— Давай сюда, — засмеялась я, отбирая у него шитье. — Не быть тебе портным с такими навыками.
Вдоль линии плеча на футболке вырисовывалось несколько кривых неумелых стежков. С образовавшимися сборками казалось, что рукав отгрызен стаей бродячих собак.
Тимофеев смущенно улыбнулся и отпустил футболку.
Я с благодарностью вцепилась в иголку с ниткой: мне срочно требовалось перевести взгляд подальше от его сильной груди, покрытой мелкими светлыми завитками.
— Может, проще выбросить её? У тебя есть что накинуть? — Пожав плечами, он отошел.
Я бросила очередной вороватый взгляд на его роскошное, мускулистое тело и медленно, стараясь не выдать себя, выдохнула носом.
Позади Тимофеева, не отрывая глаз от его непокрытой спины, с приоткрытым ртом стояла сраженная Катя. Обнаженный по пояс мужик, в своем истинном виде, посреди моей гостиной был для нее чем-то сродни инопланетянина. Редкое зрелище. Она часто заморгала, словно ей в глаза попало мыло, и с трудом заставила себя отвернуться.
Тимофеев был единственным в этой комнате, кого не смущала нагота. Его поза была естественной и расслабленной. И ни один шрам не мог сделать его тело менее прекрасным.
Взмахнув рукой, словно обжегшись, подруга одними губами произнесла «вау». И этот эпитет предназначался явно не мне.
— Сделаем тебе временный вариант, — пообещала я Тимофееву, украшая футболку еще более кривыми швами, чем прежде. Руки меня не слушались. Глаза, вопреки моим попыткам сосредоточиться, то и дело возвращались к его атлетической фигуре.
— Спасибо за помощь. — Он поднял руку, пытаясь сделать несколько осторожных вращательных движений, и тотчас обхватил ушибленное плечо второй рукой.
— Болит? — спросила я.
Он закусил губу, пытаясь вернуть руку в прежнее положение. На его лбу расползлись мелкие складочки.
— Нет, — соврал он, пытаясь принять как можно более непринужденную позу.
Артём за его спиной громко хмыкнул, не отрываясь от своих зарисовок. Ксюша почти беззвучно хихикнула в ладошку. Словно почувствовав что-то спиной, Лёша быстро обернулся, но его глаза застали только подростков, мирно сидящих в метре друг от друга и занятых своим делом.
— Кстати, принимай работу, хозяйка. Дверь поставили на место, косяк приколотили. Правда, уж как получилось, — произнёс Тимофеев неуверенным голосом, усаживаясь на спинку дивана.
— Отлично получилось. — Я бросила беглый взгляд на дверь, затем на его живот и тотчас об этом пожалела. От вида крепчайшего, как камень, и без единой складочки пресса мне захотелось ослепнуть. Что, видимо, и произошло, так как я моментально вогнала иглу глубоко себе в палец. — Черт! Черт!
Из глаз посыпались искры. Сжав плечи, я зажмурилась от боли и запрыгала, вспоминая весь перечень известной мне нецензурной брани, и, чтобы не выдать весь набор вслух, без промедления сунула палец в рот. Не хватало еще закапать кровью злосчастную белую футболку.
— Ну вот, — брякнула Катя.
Сообразив, что моё сморщенное от страданий лицо напоминает урюк, я немедленно достала палец изо рта и принялась отчаянно размахивать им в воздухе. Палец нестерпимо жгло.
Вдруг мои судорожные движения прервало чье-то настойчивое прикосновение. Открыв глаза, я увидела, как Тимофеев, перехватив мою руку, нежно дует на мой палец, сложив свои упрямые губы трубочкой.
Сердце тут же чуть не вырвалось из груди.
Он стоял вплотную ко мне, почти обжигая своим дыханием. Невольно подавшись назад, я замерла, глядя на его губы. В груди моей застрял вздох, во рту пересохло. Воздух между нами сгустился. Все присутствующие в комнате превратились в мелькающие тени.
Его рука крепко держала мою. Но я не могла оторваться от Лёшкиного лица. Его зеленые глаза вонзились, казалось, в самое сердце. Это было больно и приятно одновременно. Первый раз он смотрел на меня таким загадочным взглядом, пронизанным ожиданием и надеждой.
Я едва удержалась, чтобы не прикоснуться ладонью к его плечам и груди. Мои руки задрожали.
— Принесу пластырь, — выдавила из себя Катя, возвращая меня к реальности, и попятилась на кухню.
Подростки продолжали шушукаться, наклонившись над тетрадкой, и не обращали на нас внимания.
— Вызовем завтра бригаду, поставим тебе новую дверь, — произнес Тимофеев.
Похоже, он умел не хуже меня испортить такой потрясающий момент.
— Эта квартира не заслужила новой двери, — прошептала я, облизнув пересохшие губы. — Тем более что сейчас она выглядит лучше прежнего.
— Просто мне до сих пор хочется провалиться со стыда, — объяснил он, отпуская мою руку.
— Всё нормально.
— Не думаю.
— Лучше скажи, как твое плечо?
— Легкий ушиб. Жить буду. — Его голос