Он встал и, покачиваясь, направился в прихожую. Я вскочила и поспешила за ним, стараясь вновь не зацепиться за зонтик и проклиная того, кто отделил кухню от прихожей в его квартире кривой картонной перегородкой.
— Петрович, вы куда?
— Сейчас позовем всех наших, — икнул он, — и устроим тебе грандиозную уборку.
— Но мне не нужно, — воскликнула я, надевая обувь, — мне хочется отдохнуть. Мы с Катей за полчасика сами справимся. К тому же там полно моих личных вещей… белье, например… Не хочется, чтобы все смотрели…
— У нас все свои, — удивился Петрович, распахнул дверь и повернулся ко мне, прищурив один глаз, — хочешь отдохнуть, купи домик в тайге.
Его глаза поволокло пьяной дымкой. Я заметила, что ногами он уже вавилоны пишет. Левой пишет, правой зачеркивает.
— Петрович, миленький, — я подхватила его под локоть, — ты ж с утра, наверное, пьешь. Давай спать, а?
— Какой спать? — заплетающимся языком спросил он и отмахнулся. — Не надо со мной спать! Тем более с горя! Найди своего мужика, скажи, что любишь, и спи с ним сколь влезет. А я…
Он облизнул губы и, закрыв глаза, задумался. Его тело зашаталось и вдруг само нашло ближайшую точку опоры в виде дверного косяка.
— А я, — вдруг продолжил он, — джентльмэн! И не могу воспользоваться ситуацией.
— Всё, всё, прекратите! — рассердилась я и схватила его за рукав. — Не нужно опять собирать в моей квартире балаган, жрать водку и делать вид, что помогаете мне. Зря я сюда пришла.
— Собирайся, народ! — вдруг завопил он на весь подъезд, вознеся руки к небу.
— Прекратите орать, — сквозь зубы процедила я и дернула его за руку, пытаясь вернуть в помещение.
Меня обдало перегаром. Старый козел продолжал упираться. Его ноги вылетели из тапок, и теперь он стоял на пороге квартиры в своих идиотских розовых носках.
— Хороший парень, весь вечер твердил, что без ума от тебя, — заплетаясь, промычал сосед и громко добавил: — Ну, что вам, бабам, еще надо?
— Вернитесь в помещение, не стоит драть горло, — прошипела я, упираясь ногами в порог двери.
— Мы все семья! Ничего не бойся с нами! — воскликнул он, картинно взмахнув волосами, и внезапно начал поддаваться земному притяжению.
Понимая, что сейчас улечу вместе с ним прямо на грязный бетонный пол, и пытаясь удержаться на ногах, я дернула из последних сил его за руку. В ту же секунду послышался глухой треск ткани.
Я свалилась на задницу, понимая, что в моих руках остался халат Домового. Только не это! Надо мной нависла тень.
Немедленно подняв глаза, я торопливо попятилась назад, созерцая, как дряхлое тело Петровича меняет траекторию падения. Шатаясь в воздухе, оно описало немыслимый пируэт и немедленно приземлилось рядом со мной.
— Шикарный сюжет, — ошеломленно произнес Олег, выглянувший из квартиры напротив.
— Святые угодники! — вскрикнула я, чертыхаясь, и спешно прикрыла халатом срам Петровича.
Отбрасывая от себя одежду, Домовой совершал забавные движения, пытаясь встать, и недовольно ворчал под нос.
Я, как ошпаренная, вскочила на ноги и отряхнулась. Олег продолжал рассматривать меня с любопытством. Я остановилась и от души рассмеялась.
Да-да, притягивать к себе уму непостижимое всегда было моей коронкой!
24
— Спи, Катюш, ты чего, спи, спи, спи, — я нежно похлопала ее по плечу и повыше натянула одеяло.
— Куда ты? — сквозь сон прошептала подруга, лежавшая на полу на старом тонком матрасике.
— Мне пора идти, — произнесла я, встав с дивана, — твой будильник прозвенит через час.
— Я встану, провожу тебя, — промычала она, не открывая глаз.
Я скатала одеяло в калачик и положила поверх подушки.
— Всё нормально, отдохни еще.
Влажный утренний воздух наполнял помещение, проникая через открытую форточку. Часы показывали половину седьмого утра.
Натянув носки и футболку, я поежилась и принялась искать свои брюки. Они нашлись на кресле: скомканные особым образом, так, чтобы Савелию было удобнее возлежать на них. Я хмыкнула и погладила мерзавца.
«Ах ты моя мохнатулечка, сладкая жиробасина! — прошептала я, осторожно толкая рукой толстый кошачий зад. — Посмотри, сколько зацепок наделал! Чертяка!»
Кот недовольно зыркнул, но все же подвинулся. На целый сантиметр. И вновь вальяжно растянулся на моих брюках. Рискуя оставить на ткани борозды от его когтей, я таки вытянула рывком вожделенный предмет одежды. Усатый тот час недовольно фыркнул, распушил шерстку и бросился к хозяйке.
Прыгая на одной ноге в процессе надевания брюк, я наблюдала, как жопастый наглец вонзает через одеяло свои острые когти в Катькину спину и жалобно поет ей песни о своей нелегкой судьбе. Подружка дернулась и повернулась на бок. Я показала котяре язык, надела тапки и вышла в подъезд.
На лестничной площадке, как всегда, пованивало нечистотами. Пришлось заткнуть нос.
Я на цыпочках пробралась к своей двери и прислушалась. Было тихо. Остерегаться любых опасностей, похоже, начинало входить у меня в традицию, становилось чем-то сродни мании. Даже поймала себя на том, что вздрагиваю от собственной тени. Но, ко всему прочему, стоило упомянуть, что я сама ввязалась в эти неприятности и теперь не имела пути для отступления.
Замок щелкнул, дверь открылась.
Я осторожно просунула голову в щель. Все предметы стояли на своих местах, ровно так, как мы с Катей расставили их вечером. Никаких незваных гостей, ни единого постороннего звука. Я вошла и закрыла за собой дверь. На замок и цепочку. Для верности придвинула стул и припёрла его спинкой ручку двери. И только потом смогла выдохнуть.
Щелкнув кнопку чайника, я разделась и отправилась в ванную. Капельки конденсата за считаные минуты вымостили зеркало над раковиной причудливым серебристым узором. Пар, поднимавшийся от горячей воды, напитал всё помещение влагой. А я так и стояла, не решаясь сделать шаг. И смотрела на воду.
В голове было пусто. Умные мысли никак не желали посещать мой разум. Мне было страшно и больно, и совершенно непонятно, куда двигаться и что с этими чувствами делать.
Я залезла в ванну и уселась на дно. Словно безвольный мешок с мясом и костями.
Кто я? Какой сегодня день недели? Совсем запуталась в числах, днях недели. Почему нельзя просто слиться с пустотой и исчезнуть?
Я почти не спала в эту ночь, пару раз проваливаясь в сон, лишенный каких-либо красок и картинок. Долго лежала, стараясь вспомнить его улыбку, походку, взгляд, губы… В мыслях на мгновение возникали яркие образы, но тут же рассыпались на тысячи мелких осколков.
Мне хотелось увидеть сон, в котором я на рассвете бегу босиком по мокрой от росы траве. Она щекочет мои ступни, легко и нежно-нежно. Мелкие капельки приятно холодят ноги. Ветер ласково гладит мои волосы. А впереди раскинулась ровная, как зеркало, гладь озера. Я подхожу к берегу и наклоняюсь, чтобы посмотреть на свое отражение: оно на секунду замирает прекрасной розовой дымкой, а затем расплывается в стороны мелкой рябью от одного лишь дуновения игривого утреннего ветерка. Лёша подходит сзади, обнимает за плечи и ласково целует в шею. Мне хорошо и спокойно.
Но стоило открыть глаза, реальность беспощадно возвращала меня к тому фрагменту, где Тимофеев избегает встречи наших взглядов. Уходит, оставляя за собой лишь звук удаляющихся шагов. Так я промучилась почти всю ночь и еле дождалась рассвета. Разум призывал действовать, а сердце для себя давно всё решило.
Я направила струю горячей воды на голову и разревелась. Сотрясаясь в рыданиях, почти выла в голос, не боясь, что кто-то может услышать. Мне хотелось излить всю тоску, что не выскажешь просто в словах. Слезы катились по щекам беспрерывным потоком, и ничто не могло остановить их.
Простит ли он меня? Как всё объяснить, чтобы не ранить? В любом случае, это причинит ему боль. Сказать правду и потерять его навсегда? Но так ли уж я виновата? Да, виновата перед нами обоими.
Но сейчас я знаю одно: не смогу жить без него. И куда бы я ни пошла, моя боль останется со мной. От осознания этого слезы полились еще сильнее.
Как же я ненавижу себя. Ненавижу эти слезы. Ненавижу их за то, что они не помогают.
Наливая кофе, я обожгла палец и запрыгала от боли. Не могла не обжечь, иначе это была бы не я. Кофе медленно растекался по столу. Охладив ожог под струей холодной воды, я прибралась, плеснула в кружку молока и жадно отхлебнула. Вкусно. Но не шампанское. Не шампанское.
А точнее, напиток без души, то ли дело тимофеевский кофе. Ингредиенты те же, подход другой.
Я взглянула на часы, выпила залпом сразу полчашки и бросилась к зеркалу. Не представляю, что на меня нашло, но первый раз за последние полгода я выбрала платье. Красное. Из легкого летящего трикотажа. И каблуки. Открытые босоножки на тонкой шпильке.
Еще не зная, что ему скажу, я торопилась поскорее преодолеть расстояние, чтобы увидеться. Поправив вырез декольте и оценив получившийся образ, я метнулась к двери.
Скажу, что скучала. Счастлива, что встретила его, что благодарна судьбе. Что люблю…
Душа сжалась в комочек. Сбрызнув шею духами, я прихватила сумочку и вышла из дому.
Конечно, соглашусь, что нормальный и вполне вменяемый человек в такой ситуации вызвал бы такси, но не забывайте, что речь идет обо мне.
Собираясь привести мысли в порядок, я спустилась к реке и пошла вдоль набережной энергичным шагом. Хмурые, невыспавшиеся прохожие с интересом разглядывали странную девушку, решившую прогуляться в столь эффектном виде ни свет ни заря. Вероятно, многие из них гадали, иду я с вечеринки или на работу, но не обратить внимания было невозможно.
Преодолев половину пути, я почувствовала, что грудь сдавило тревогой, а на ноге намечается здоровенная мозоль. Но не вызывать же такси? Как глупо. Осталось дойти всего ничего. До дома Тимофеева рукой подать.
И я побрела дальше, уже без прежнего энтузиазма, и к концу пути прилично прихрамывала. Прохожие не вознаграждались ответной улыбкой, а мне всё больше хотелось снять каблуки и сменить платье на брюки. Тревоги от предстоящего разговора почти сменились мечтой о лейкопластыре, когда я увидела, наконец, перед собой дом Тимофеева.