Как же хорошо быть живой.
— Почему ты ему не врежешь? — простонала я.
— Она что-то сказала? — спохватился Тимофеев, подбегая ко мне.
На нем была зеленая больничная накидка, лицо казалось бледным, глаза обеспокоенно разглядывали меня.
— Просит, чтоб ты врезал мне, — усмехнулся Донских, занимая стул возле моей кровати.
— Я могу, — Лёша кивнул, улыбаясь, — любое твое желание, какое скажешь.
Я осторожно улыбнулась, представляя, какой у меня сейчас видок.
— Тогда действуй, — мой голос был больше похож на хрипение.
Мужчины рассмеялись.
— Если я врежу ему, это определенно снимет напряжение между нами, — подмигнул Тимофеев, — но… не между вами.
Я зыркнула на Донских, улыбнулась и закрыла глаза.
— Как вы меня достали! Оба!
Они молчали. Я смущенно щурилась, стесняясь своего потрепанного вида. Яркий свет лампы под потолком резал глаза. Интересно, что же произошло, пока моё сознание блуждало, раздумывая, покинуть ли тело? Всё как в бреду. Картинки, отрывки эмоций и чувств. То ли сон, то ли сценарий дешевого фильма.
Я сглотнула. В горле неприятно саднило.
Похоже, эта умалишенная чуть не отправила меня на тот свет. Изощренная садистка: травит, режет, душит и по башке лупит. Надеюсь, не будет проблем с доказательствами, и она надолго сядет в тюрьму. Как же далеко может зайти человек, уверенный в своей исключительности и безнаказанности! Бедная Ксюша… Что будет, когда она узнает? А Сеня? Брат просто сойдет с ума.
Меня затошнило от одной только мысли об этом. Интересно, ему уже сообщили? Или мне придется самой все рассказывать? Он не поверит, не примет такую правду, слишком долго он ее боготворил. Слишком долго был слеп, не замечая сущности того, кто рядом.
Подтянув затекшую руку вверх, я откинула одеяло и осторожно тронула шею. Прикосновение немедленно отдалось резкой болью. Мне не удалось сдержаться от протестующего стона.
— Как себя чувствуешь? — взволнованно спросил Лёша, взяв меня за руку.
— Прекрасно, — сиплым голосом отозвалась я, — уже готова идти домой.
— Домой? — усмехнулся он, погладив мои пальцы. — Тебя еще не обследовали. Врачам нужно убедиться, что, кроме отека слизистой, нет ничего серьезного.
— Подвывиха хрящей гортани, например, — встрял Донских, взмахнув руками. — Нас напугали пациентом, который всю оставшуюся жизнь хрустел шеей. Я был так впечатлен, что с ходу запомнил диагноз.
Представитель закона раздосадованно заерзал на стуле, бросая ревнивый взгляд на наши руки.
— Заживет, как на собаке! — прогнусавила я, переплетая свои пальцы с пальцами Тимофеева. — А хрустящая шея — это мелочи, я думала, она мне вообще голову открутит.
— Тебе повезло, — нравоучительно заметил Донских, — что мы явились в нужный момент! Она только приложилась к тебе.
Я попыталась прочистить горло и вновь зажмурилась от боли. Вероятно, стук в дверь заставил Ольгу ослабить хватку. Она отложила цепь и закатила меня на стуле в подсобку. Пожалуй, это и спасло мне жизнь.
— Я ничего не помню…
— Нюх тебя не подвел, — добавил он, — но не стоило соваться к ней одной. Не могла позвонить кому-нибудь из нас?
Я улыбнулась.
Если бы они знали, что меня туда привел вовсе не нюх. И не смекалка. Скорее беспокойная пятая точка, которая и без моей помощи всегда легко находила приключения.
Но об этом стоило бы промолчать, чтобы не расписываться в собственной глупости. Лет через пять расскажу Тимофееву. На ушко.
— Долго я буду так сипеть?
— Неделю-две, — ответил Сергей, — может меньше.
Я сделала усилие и приподнялась на кровати. Перед глазами замелькали мушки. Мозгу, очевидно, требовалось перезагрузить некоторые настройки, поменять драйвера.
— А домой отпустят?
Тимофеев покачал головой.
— Тебя должен осмотреть врач.
— Забери меня отсюда, — жалобно попросила я и, протянув ладонь, провела по его небритой щеке.
Он закрыл глаза, словно ленивый кот, подставляя моим прикосновениям жесткую бороду. Я не могла насмотреться на его мужественные черты: заострившиеся от переживаний скулы, четко очерченный подбородок, широкий лоб и лучистые глаза, отражающие сильный дух. Под колкой линией неопрятных усов губы Тимофеева выглядели сухими и обветренными, мне тотчас захотелось дотянуться до них и отогреть нежным поцелуем.
— Попробую договориться, — пообещал Лёша, часто моргая, чтобы глаза, предательски блестевшие при свете ламп накаливания, не позволили ни единой слезинке покинуть пределы зрачков.
— Панов обворовывает государство, — прошептала я, — думаю, используя для этого фирмы Усика.
— Попробуй докажи, — хмыкнул Донских.
— У Ольги есть компромат на него, поэтому вряд ли она получит заслуженное наказание. — Я посмотрела вниз и обнаружила, что на мне надета смешная цветастая наволочка, именуемая больничной ночнушкой. — Она созналась?
— Нет, — сухо ответил Сергей. — Она молчит. Следователь, который ведет дело, сейчас проводит обыск в ее новой квартире.
— Мы уже знали, что это она, — сказал Тимофеев, беспокойно поправляя ворот джемпера, — но доказательств не было. Планировали нагло блефовать, вытянув тем самым из нее признание, но потом вдруг услышали шум из подсобки.
— Да уж, я вложила последние силы в этот писк!
— Теперь у следствия на руках есть цепь и твои будущие показания.
Я покачала головой, осторожно присаживаясь на кровати. Мой взгляд привлекли два ярких пятна за спиной Тимофеева. На тумбочке возле выхода стояло два букета цветов: алые розы на длинной ножке, перевязанные лентой, и рядом белые тюльпаны в крафт-бумаге.
Улыбка расползлась по моему лицу.
— Если у нее и в правду есть те документы, то она выпутается.
— Если она и дальше на каждом шагу будет орать, что она невеста Панова, — заметил Донских, сверкнув в мою сторону своими черными глазами, — как она это делала при задержании, то он не захочет мараться. Представь, если имя уважаемого чиновника все начнут активно муссировать из-за связи с убийцей?
— Тем более, — добавил Тимофеев, прочитав по губам замечание Сергея, — какова вероятность, что эти документы реально существуют?
— Они есть, — твердо заявила я. — И, возможно, я знаю, где их искать.
— Нет, — Лёша разом изменился в лице. — Ты больше в это не лезешь.
— Но я знаю, где они могут быть!
— Нет, — резко оборвал он меня, — я сказал нет!
Он с сердитым видом навис надо мной, заслоняя свет лампы. Спорить было бесполезно. Я выдохнула и замолчала, прекрасно понимая, почему он так поступает.
— Твоему брату ничего не угрожает, — Донских похлопал меня по коленке, накрытой одеялом. — Ты можешь расслабиться. Да, деньги решают многое в этом городе, но ведь мы тоже не пальцем деланные.
— Дай полиции делать свое дело, — подытожил Лёша, смягчая выражение лица.
Сергей откинулся на стуле.
— Бородатый дело говорит. Тебе сейчас нужно отдыхать.
— Позову врача, — с тревогой посмотрев на меня, бросил Тимофеев, встал и вышел из палаты.
Наступила неловкая пауза. Непослушной рукой я поправила спутанные локоны, разметавшиеся по моим плечам, и перевела смущенный взгляд на Сергея.
Он сосредоточенно разглядывал одеяло на моей постели. На его лице уже не блуждала характерная лукавая улыбка. Донских был серьезен и выглядел не на шутку расстроенным. Широкие плечи, выделявшиеся под рубашкой, бессильно опустились, выделив ровную крепкую спину.
Всё-таки чертовски красивый мужчина этот Донских!
— Что у тебя с работой? — прошептала я, наконец прервав молчание.
— Даже не представляю, — честно признался он, повернувшись ко мне.
— Всё наладится.
Сергей усмехнулся и покачал головой.
— Да черт с ней!
— Спасибо тебе за помощь…
— Ерунда.
— Прости меня, — прошептала я, набрав в легкие больше воздуха, — просто прости за всё…
Его взгляд в мгновение приобрел оттенок глубокой горечи, но в то же время оставался преисполненным такой неистовой нежностью, что по моей коже невольно побежали мурашки.
— Я сам виноват. Совсем не оставил пространства для маневра, — тяжело вздохнув, улыбнулся он. — Знал, что это будет ошибкой, но сдержаться было невозможно.
— Вокруг много прекрасных женщин, парочка свиданий, и ты забудешь обо всём.
Сергей сжал губы в подобие улыбки.
— Давай сбежим? — весело предложил он.
— Не смеши меня, — улыбнулась я.
Донских безрадостно рассмеялся и облизнул пересохшие губы:
— Я честно могу сказать — не знаю, что чувствую… Но почему-то так больно. Мне трудно сориентироваться, я прежде не ощущал такого никогда… Не знаю, что я мог бы дать тебе и как сложились бы наши отношения, просто чувствую, что очень хотел бы этого.
Я дотянулась до его руки и положила поверх свою ладонь. Он вздрогнул и тяжело задышал. От его руки исходил сильный жар. Почувствовав, как дрожат костяшки пальцев, я убрала руку и, задыхаясь, приложила к его горячим губам.
— Прости меня…
Мне хотелось обнять Донских, но это было бы столь неуместно, сколько и подло. Я сдержалась.
— Всё нормально, — перехватив мою руку, Сергей скользнул по ней губами. — Мы живем в одном городе. Ты знаешь, как меня найти. Если что, я всегда буду рядом.
— Не обижайся на меня. Пожалуйста, — прошептала я, не в силах оторвать взгляда от его лица.
— Я понимаю тебя, — выдохнул он, сжав мою руку. — Прости за то, что говорил про него.
— Я уже и забыла.
— Я был не прав. Он хороший парень.
— Да ладно, — усмехнулась я.
— Как раз то, что тебе нужно. Сдержанный, суровый, честный… хотя на хрена я его рекламирую?
— Вот именно.
— Стоило бы побороться за тебя.
Я вытащила свою руку и погладила его по щеке.
— Не нужно…
— Он вышел, чтобы дать нам возможность поговорить. — Донских округлил глаза, словно не веря сам себе. — Представляешь? Я бы никогда на такое не решился. То ли со мной что-то не так, то ли с ним.