— Наверное, доверяет мне…
— И ты не прогадала с ним. Не верю, что я это говорю! — Его губы сомкнулись в печальную тонкую линию. — Он весь разом побледнел, когда увидел тебя там, связанную. Держал на руках до приезда «Скорой», каждые полминуты проверял пульс, прижимал к себе. Боялся потерять, совершенно не контролировал своих эмоций…
Глаза защипало от нахлынувших слез.
— Я ему позавидовал, — усмехнулся Донских, сложил руки на груди и замолчал. Его глаза заблестели. — Будь счастлива, Саша. Пусть не со мной. Пусть с ним. Главное, я знаю, что тебе хорошо…
— Мы — друзья?
— Друзья…
Я испытала облегчение и благодарность за эти слова. Он отпускал меня, искренне, с чистым сердцем, и я охотно отталкивалась в своей лодке от этого берега.
Мы долго смотрели друг на друга, улыбаясь одними уголками губ, и понимали, что приходит пора каждому идти своей дорогой.
И с каждой минутой дышать становилось легче. Не Бог знает насколько, но определенно легче.
26
Я лежала на кресле под колючим вязаным пледом, пропахшим табаком, свернувшись, подобно котенку, который прячет свой нос от холода. В помещении было тепло, но меня почему-то слегка знобило. По всей кухне разносились сумасшедшие ароматы: Лёша готовил пасту. В стареньком сотейнике шкворчала смесь из томатной пасты, кешью, базилика и чего-то еще: я не успевала следить за его руками, так быстро и ловко он управлялся с нарезкой продуктов и зелени.
Кресло загораживало проход в кухню и занимало почти всё свободное пространство, но Тимофеев всё же приволок его по моей просьбе. Мне ужасно хотелось наблюдать за почти магическим действом: приготовлением пищи его руками и под его чутким руководством. Катя была в поварятах, ей после недолгих колебаний было доверено отварить спагетти. Она выглядела счастливой и без умолку щебетала о том, что жизнь начинает налаживаться. Мне очень хотелось в это верить.
После беглого осмотра врачом и утомительно долгой дачи показаний работникам следственного комитета меня таки отпустили домой под расписку. Странно, но я не чувствовала усталости, мне совсем не хотелось остаться одной. Наоборот. Меня разрывало любопытство: хотелось скорее вернуться домой и услышать своими ушами историю задержания Ольги, узнать ее реакцию, понять мотивы и составить картину мира, в котором мне теперь предстояло существовать.
Катя, ожидавшая несколько часов в коридоре больницы, от радости чуть не вывихнула мне плечо, обхватив руку и с силой уткнувшись в нее лбом. Ей казалось, что, не задевая области шеи, она причинит меньше боли. Но я, пребывая в состоянии эйфории, уже не чувствовала никаких неприятных ощущений, просто была несказанно рада возможности наконец обнять её.
Она приволокла ярко-красный платок из натурального шелка на случай, если понадобится прикрыть следы на моей шее. Заявив, что ничуть не комплексую, я скрутила его, обернула вокруг головы и повязала задорным узелком.
Донских подвез нас до дома на своей машине и зашел пропустить по бокальчику за моё чудесное спасение. Изначально это была идея Кати, но Тимофеев сам предложил ему остаться, причем сказано это было в его обычной манере: спокойно, добродушно, без фальши и двусмысленности.
Мне становилось всё любопытнее наблюдать за взаимоотношениями сыщика и следователя. Да, напряжение существовало, оно никуда не делось, но всё произошедшее сплотило их достаточно, чтобы они могли вполне мирно сосуществовать в рамках заданных обстоятельств: находиться в одном помещении, не обмениваясь колкостями, и даже шутить время от времени. Я всё больше уверялась в мысли о том, что между ними всё-таки произошел тот самый разговор, которого я боялась, обозначивший точки над «i», мудрым итогом которого стало решение заменить назревающий конфликт конструктивным диалогом.
Удивительно, но они смогли каким-то образом договориться и, не убив друг друга, сплотили усилия для достижения общей цели. И я была безмерно благодарна этим мужчинам за то, что их коллективная деятельность обернулась весьма успешным сотрудничеством, а мне не пришлось разнимать двух разъяренных быков.
— Вы самое странное трио, — хихикнул Даниил, наполняя бокалы, — из тех, что мне приходилось встречать.
— Мы сами в шоке, — отозвался Донских, склонившись над доской с шахматами.
Я была рада, что Лёша не слышал этих слов. Он сосредоточенно украшал пасту мелкопорезанной зеленью, улыбаясь лишь уголками губ и украдкой бросая на меня нежные взгляды. Мне доставляло огромное удовольствие посылать ему воздушные поцелуи в ответ.
Катя забирала готовые тарелки и, с трудом протискиваясь между креслом и дверью, относила их в гостиную ребятам. В ее глазах я читала искреннюю радость за меня. Подруга старалась не думать в такой момент о своем будущем, мысли о чувствах к Арсению отошли на второй план.
Брат излишне болезненно отреагировал на известие об аресте Ольги. Он не проронил ни звука. Я всё переспрашивала, на связи ли он, но ответом было молчание. Тяжелое, мучительное и напряженное.
Я говорила, что люблю его, что всё будет хорошо, что мы обязательно это переживем. И он заговорил. Сеня признался, что почувствовал запах духов бывшей жены, стоило ему только переступить порог квартиры Яковлевой, но даже в самом страшном сне не мог представить её виновной в ужасных злодеяниях. И в том, что случилось впоследствии с его сестрой, он тоже сразу почувствовал свою вину и ответственность. Тяжелый получился разговор. И Сене придется теперь жить со всем этим. Но лучше уж так, лишь бы только жить. Для дочери, для родных и для будущего, которое придется строить, опираясь на прошлый неудачный опыт.
— Нужно всё-таки сходить за штопором, — сказал Лёша, вытирая руки полотенцем, — твои друзья принесли вина. Ты уверена, что не устала?
— Нет, — ответила я, вставая и поправляя простенькое цветастое платье из хлопка, — всё в порядке.
Он подошел ближе. Его запах пьянил, заставляя сердце биться в бешеном ритме. Я подняла глаза и прижалась к стене. Его руки скользнули по моей спине, горячие губы прижались к моим губам.
Волна желания тотчас прокатилась по всему телу. По поверхности кожи побежали мурашки. Я готова была немедленно сорвать с него одежду и слиться воедино.
Из гостиной раздались нетерпеливые голоса.
— Нас зовут, — подсказала я, отстраняясь.
— Пойдем, — тяжело дыша, согласился Тимофеев и прикусил губу.
— Никогда не брей бороду.
— Она тебе нравится?
— Ужасно колючая, — призналась я и провела ладонью по его щеке, — и ужасно заводит.
Лёша оперся рукой о стену и, наклонившись, поцеловал меня в лоб.
— Штопор, — произнесла я, поймав его взгляд, — возьми у Сени в квартире. Ключ в коридоре. С красным брелком.
Он кивнул. Мне показалось, что я растворяюсь в его глазах. Тону, растворяясь, словно в океане.
— Давайте скорее, — крикнул Артем.
В комнате было светло, царила приятная атмосфера. Мы подошли, взяли бокалы и чокнулись с оглушительным звоном. Даниил так старался, что нечаянно пролил половину шампанского на ковер. Катя от души рассмеялась и предложила всем присесть.
Отпив глоток, Тимофеев передал свой бокал мне и поспешил за штопором.
— А где Кирилл? — спросила я, присаживаясь на край дивана.
— Это жуткая история, — прыснула со смеху Катя.
— Что смешного? — обиделся Даниил, облокотившись на стол. — Это трагическая история. До сих пор не могу прийти в себя.
Донских почти неуловимо поморщился, разглядывая его, но я перехватила этот взгляд и улыбнулась. Следователь не выражал открыто своего отношения к подобным жеманным сиропчикам, но спиной к ним предпочитал не поворачиваться. Я покачала головой, пожурив его взглядом.
— К Дане приехала мама! — пояснила подруга.
— Обязательно всем рассказывать? — надул губы сосед.
Катя хлопнула его по плечу.
— А что в этом такого?
— Расскажи, — попросила я.
— Короче, — перебил Даниил, — мама не в курсе про нас с Кириллом. Он не привык скрывать такое, а у меня родители… они из другого теста, понимаешь? В общем, я так трухнул сегодня от неожиданности, что попросил Кирилла пожить у Кати, пока мама погостит у нас. И он собрал свои вещи и ушел.
Даниил уныло сгорбился и вздохнул.
— Так это ни шиша не смешно, — хмыкнула я, поправив подол платья.
— Вот именно, — подтвердил сосед и картинно закатил глаза.
— И где он сейчас?
— Временно поселился у Кати.
— Ого! Значит, иди и мирись, пока он совсем не уехал.
— Легко сказать! — возмутился сосед. — Он поставил мне ультиматум! Я должен всё рассказать родителям. А я такого в страшном сне представить не могу.
Я сделала небольшой глоток и, прочистив горло, поставила бокал на стол.
— Тебе придется решить, чего ты больше боишься: реакции родителей или жизни без Кирилла. По-другому никак.
Даня задумался. Катька погладила его по спине. Донских, беззвучно выдохнув, поспешил вернуться к шахматной партии с Артемом. Я встала, закрыла окно и направилась к двери.
— Что-то Тимофеев заблудился.
— Сейчас вернется, — бросила Катя. — Может, поедим?
Мужчины закивали.
Открыв дверь, я вышла в подъезд.
— Садитесь за стол, я быстро.
На площадке было тихо. Лампочка, покрытая толстым слоем пыли, освещала лишь лестничный пролет. Преодолев несколько метров, разделявших наши квартиры, я дернула дверь в квартиру брата на себя.
В ту же секунду чья-то огромная ручища схватила меня за грудки и, буквально как пушинку, резко и грубо втянула внутрь.
— Это ты, — прорычал громила, схватив меня за шею своей огромной лапой, и обнажил кривые, пожелтевшие от табака зубы в дерзкой усмешке.
От резкой боли я на секунду зажмурилась.
Мужчина держал меня словно тряпичную куклу, больно сдавливая горло грубыми, шершавыми пальцами. Дверь за мной захлопнулась. В коридоре Сениной квартиры было темно.
От страха и боли я широко распахнула глаза, пытаясь поймать ртом воздух. Колени подкашивались.